ИЗМАИЛ ИВАНОВИЧ СРЕЗНЕВСКИЙ

(1 июня 1812 - 8 февраля 1880)

История заносить на свои страницы имена не только тех лиц, которые прославились на широком и блестящем поприще государственной или военной службы, но и тех, который подвизались на скромном и мирном поприще науки и на нем служили на пользу отечества. Прославившийся на этом поприще заслуживают двойного уваженья и памяти к себе, потому что, не занимая, по роду своих занятой, блестящего положенья в жизни и не снискивая шумной славы, они тем не менее являются истинными двигателями народной жизни, прямо содействуют развитию народного самосознания. На этом-то скромном поприще заслужил неувядающую славу Измаил Иванович Срезневский: имя его всегда будет помянуто в истории России, потому что оно тесно связано с историей русской науки, русского просвещения XIX столетия.

Измаил Иванович Срезневский быль ученый профессор и академик. Профессорскую и ученую деятельность свою, а с ними вместе и всю свою жизнь он посвятил славянской науке, изучению славянства.

Начало научного, методического изученья славянства в России составляет один из очень важных моментов в истории её умственного развития; оно свидетельствовало в свое время о значительном прогрессе в развития самосознания и дало для него блестящее результаты. Наука славянская укрепилась с тех. пор и продолжает развиваться. Одна из самых важных причин успеха славянской науки в России заключалась в том, что лица, которыми, выпало на долю насаждать ее у нас, оказались призванными к этому делу, отдали ему всю свою душу, все свои способности, которыми, как оказалось, они были богато одарены. Бесспорно, первое место между этими насадителями славянской науки в России, её двигателями и учителями принадлежит недавно умершему Измаилу Ивановичу Срезневскому.

Университетский устав 1835 года, введшей много нового в строй университетского научного быта, дал место кафедре славянской филологии, или, как названо было в уставе, истории и литературы славянских наречий. Важность научного изучения славянская мира не могли не сознавать те, которые понимали нужды Русской науки. Многие из тогдашних Русских ученых приходили к убежденно, что для изучения Русской древности, истории, быта и языка необходимо обращаться за сравнениями ко другим славянскими племенами. Уже случайный обращения к такому сравнительному изучению не только указали на пользу его для русской науки, но и на то, что у самих славян есть много замечательна, само по себе заслуживающего изучения. Что же могло дать специальное, научное изучение Славянства, какие могли быть последствия? Последствия были так валены и быстры, что теперь уже можно говорить об них. Независимо от массы результатов, имеющих значение как всякие вообще отвлеченный научные истины, изучение славянства, развитие славянской науки содействовало развитии нашего национального славянского самосознания; оно дало опору для заключения о родстве славянских племен, о связи их судеб в прошедшем и возможном ходе в будущем; все подобный заключена без положительной науки остались бы гадателем и повели бы только к заблуждениям, а не ко практическим результатами.

Итак, правительство, учреждая в университетах славянские кафедры, должно было озаботиться приглашением лиц для их занят. Но кто же мог взяться за преподавайте литературы и языка славянских наречий? Таких лиц не было, нужно было подготовить, да и подготовить в России никто не мог, а потому и решено было отправить для подготовки в Славянская земли лиц, избранных от каждого университета; они на месте должны были ознакомиться со Славянскими народностями, их жизнью, языком, литературою и ученою деятельностью. От Московского университета был избран О. М. Водянский, от Петербургского И. И. Прейс, от Казанского В. И. Григорович и наконец, от Харьковского И. И. Срезневский. Выбор оказался как нельзя более удачным: трое из них (ибо Прейс обнаруживший, правда, блестящие учения дарования, вскоре умер) сделались истинными столпами Славянской науки в России.

Измаил Иванович Срезневский родился 1 июня 1812 года, в Ярославле, в здании Демидовского лицея. Однако настоящим родным его городом был Харьков, куда он быль перевезен нескольких, недель от рода. Отец его занимал в Харькове должность инспектора университета и профессора русской словесности. Впрочем, отец Измаила Ивановича умер, когда последнему было не более шести лет, и воспитание Измаила Ивановича Срезневского происходило под руководством матери, в кругу просвещённых знакомых из университетской среды. Уже в первую молодость свою он проявил блестящие способности и 14 лет поступил в университет на юридический факультет. Из профессоров университета, имевших более сильное влияние на Измаила Ивановича, можно указать на профессора истории Даниловича, который своими лекциями приучал студентов к самостоятельному научному строгому и точному труду. В 1829 году И. И. окончил университетский курс со степенью кандидата, для получения которой написал диссертацию «Об обиде». По окончании курса он служил в разных присутственных местах Харькова и давал уроки в учебных заведениях и частных домах.

Поступлением па юридический факультет Измаил Иванович посвятил себя изучению государственных наук. Поэтому по выходе из университета он ревностно стал заниматься политической экономией и статистикой. Тем не менее не одно это занимало его. В то время в Харькове было довольно сильное литературное движение, был кружок талантливых людей, преданных литературе; к нему принадлежали такие лица, как Квитка-Основьяненко и Гулак-Артемовский, писатель и профессор университета. В Харькове издавались литературные сборники, альманахи и отдельный книги. На литературе этой лежал местный Малорусский отпечаток. Этот-то литературный поток увлек за собою и Измаила Ивановича. Он предался изучению местной старины и народной словесности и пробовал свои силы в небольших литературных произведениях. Этого рода занятия и были подготовкой к деятельности на том поприще, на котором он прославился. Его сочинения и издания этого времени, важные сами по себе, приобретают для нас особое значение потому, что они вывели его на путь Славянской науки. Через год по выходе из университета он издал, вместе с другими, «Украинский альманах», в котором поместил несколько своих стихотворений. Обращение к народу для его изучения привело И. И. па первых же порах к столкновению и с нерусскими славянами. В Украину ходить, как известно, много словаков-торговцев; заходили они и в Харьков, и здесь-то обратили внимание на этих бродячих словаков И. И., записал со слов их несколько словацких песен, которые и издал особым сборником в 1832 году. Таким образом И. И., когда и не думал еще посвятить себя изучению славянства, когда усердно занимался магистерскою диссертацией по политической экономии, он уже работал по славистике.

В течение десяти лет, до 1840 года, И. И. жил в Харькове и трудился на двух разных путях. С одной стороны, он занимался изучением Украинской старины и народности: он издавал сборник «Запорожская Старина», в котором помещались народный песни об исторических лицах, сведения об них из летописей и собственный характеристики издаваемый на основаны этих источников; он издал также «Сборник Малорусских пословиц» и «Малорусские песни с историческими примечаниями». В то же время он написал много статей в разные периодические издания. С другой стороны, он продолжал занятия по своей специальности: в 1837 напечатал и защитил магистерскую диссертацию под заглавием: «Опыт о сущности и содержания теории в науках политических», и в том же году был принять в Харьковский университет адъюнктом по кафедре политической экономии и статистики. В положении университетского преподавателя государственных наук, он не покидал занятой и другими излюбленными предметами и расширял круг исследований. Так он продолжал издавать свою «Запорожскую Старину», издал «Украинский Сборник», написал «Историческое обозрите гражданского устройства Слободской Украины» и в «Очерках России» Пассека поместил статьи «О древней Чешской песне о суде Любуши» и о древних русских «Изборниках» — статьи, составляющая уже прямой переход к предмету его исключительных последующих заняты, к славянской науке.

Переход этот ускорен был следующим обстоятельством. В 1839 году вышла его книга: «Опыт о предмете и элементах статистики и политической экономии». Сочинение это представлено было Измаилом Ивановичем в университет для защиты на степень доктора. Но высказанные автором необычные в то время взгляды были причиною того, что диссертация не была пропущена. Обстоятельство это так сильно подействовало на Измаила Ивановича, что он оставил Харьковскую кафедру и уехал в Петербург хлопотать у министра народного просвещения, каковым был тогда граф С. С. Уваров, и он-то и направил деятельность Измаила Ивановича в другую сторону. Именно в это время происходила подготовка людей для занятая новооткрытых славянских кафедр в университетах. От Харьковского университета не было еще никого избрано, и вот выбор пал на Измаила Ивановича Срезневского. Лучшего выбора не могло и быть: это был образованный с блестящими способностями человек, сам по своей охоте занимавшийся предметами, сродными с теми, изучению которых он теперь себя посвящал.

Посоветовавшись в Петербурге со всеми лицами, могшими дать более или мене полезным указания, Измаил Иванович отправился летом 1840 в путешествие по славянским землям. Как широко он понимал свою задачу и каким путем считал необходимым выполнить ее, всего лучше можно видеть из его слов, которыми начинается первый его отчет министру народного просвещения. «Путешествующему по славянским землям с целью изучения истории, языка и литературы славян», пишет И. И. в своем отчете, «представляется поприще столь же разнообразное, сколько и обширное. Язык и сочинения, слог и образованность писателей, их влияние друг на друга и вообще на просвещающийся класс, развитие знаний и идей, словом все, что составляет предмет литературы в обыкновенном значении сего слова, сколько ни занимательно, сколько ни важно для него, не может быть, однако исключительным предметом его наблюдений. Он должен узнать язык славянский в его коренной характеристики и многообразных изменениях в разных странах и в разные века, должен обращать особенное внимание на т произведения, в которых отразились, которым одушевили наиболее ум и фантазия, вкус и образованность славян, как племени отличного от других по духу и жизни, и не может не очертить себе круга гораздо боле обширного, нежели каши дает ему обыкновенная литература. Ограничиваясь тем, что найдет в языки» и сочинениях писателей, он увидит Славян под влиянием, часто очень сильным, их соседей, Западной Европы, и тем менее узнает самое славянство. Чтобы узнать самое славянство (что нужно ему и для самого определения степени влияния чужого на славян), он должен с одной стороны изучать старинные памятники, писанные людьми, еще не имевшими притязания на название «писателей» и «литераторов» и тем более сохранившими в своих произведениях народность языка, народность мысли и чувства, с другой стороны идти в народ, вслушиваться в его речь, простую, неиспорченную исполнением придуманных правил, в его пословицы, песни, предания, в которых выражает он себя, свой ум и фантазии, вкус и поняты, свою жизнь и свое прошедшее так простосердечно и так полно. А чтобы он мог понять сознательно то, что прочтет в старых хартиях и услышит в деревнях и полях, он должен узнать образ жизни славян, их нравы и обычаи, верования и обряды... Проникнув в дух славянства, узнав его в тех проявлениях, где условия искусства, навредили природе, он будет в состоянии оценить и тех писателей, которые, несмотря на цепи, наложенный на них влиянием чужого, смогли однако сохранить свою народность, понять свой народ, свой родной язык, и те формы, в которых может изящнее и могучие проявляться ум и фантазия его соотчичей, в одежде его отечественного языка».

Поставив себе такую широкую задачу, он выполнил ее, насколько позволило время, блестящим образом. В своем путешествии он ознакомился с ученым и простым народом. Останавливаясь в Немецких городах Кенигсберг, Берлин, Галле, Лейпциге, Дрездене. Вене и др. он познакомился со многими знаменитыми профессорами по филологии и статистике, напр. с Шубертом, Боппом, Поттом и др., пользовался их указаниями и работал под их руководством. В славянских же землях, благодаря своему сообщительному характеру, отличавшему его во всю его жизнь, он встал в самые лучшие отношения ко всем выдававшимся ученым и литературным деятелям: Ганке, Шафарику, Юнгманну, Челяковскому, Караджичу и др. и работал вместе с ними. Ни одного замечательного музея, библиотеки, древнего памятника, не осталось неосмотренным и неизученным в посещённых им городах. Но что всего важнее — он изучал самый народ в его языки, нравах и обычаях. Пешком с котомкой за плечами он бродил по самым захолустьям, удаленным от больших городов и дорог, справедливо полагая найти там сохранившимися в более чистом виде и язык, и народные обычаи, и образ жизни. Все наречия Славянская оп изучил настолько, что мог писать па литературном языки, и мало того, бродя по захолустьям, он старался изучить и действительно изучил отдельные говоры наречий. и сделанные им характеристики сделались образцовыми. Собранный во время этого путешествия громадный запас наблюдений, при блестящей памяти, дал И. И. на всю жизнь возможность иллюстрировать свои лекции живыми примерами, переданными всегда в занимательной анекдотической форме.

Во время своего путешествия, продолжавшаяся два года, Срезневский успел побывать в землях вымерших Балтийских славян, Чехии, Моравии, Лужицах, Штирш, Каринты, Крайни, Истры, Далмащи, Черногорхи, Хорватии, Славонии, Сербии. Путешествовал он или один, или с кем-нибудь из Славянских ученых, напр. с Шемберой, но особенно с русским же путешественником Прейсом. Вместе с последним он начал и окончил путешествие по Истрии, Далмации с Черною Горою и Хорватской земли, работая между прочим вместе над памятниками письменности; они хотели даже писать один общий отчет о своем путешествии, но этому помешала болезнь Прейса. Далее Срезневский уже один путешествовал по Славонии, Срему, Сербии до Болгарской границы и на зиму через Пешт вернулся в Вену, где продолжал заниматься под руководством Вука Караджича, делая по временам поездки в ближайшая к Вене места, населенный славянами. Оставив Вену, он посетил Угорских и Галицких русских, останавливался в Ужгороде, Мукачеве и Львове, заезжал в Буковину, и через Краков вернулся летом 1842 года в Россию.

По возвращении в Харьков, он занял там место исправляющего должность экстраординарного профессора по кафедре славянской филологии, а по получении в 1847 году степени доктора был утвержден в этой должности и по смерти Прейса приглашен в Петербург, где и оставался до конца своей жизни; с 1848 г. он был профессором по той же кафедре в главном педагогическом институт до преобразования его в историко-филологический, а в 1849 г. был принять в члены II отделения Императорской академии наук. Впоследствии он достиг званий ординарного академика, заслуженного профессора и декана историко-филологического факультета.

Еще во время своего путешествия Измаил Иванович стал сообщать результаты своих наблюдений в разных периодических изданиях и отчетах министру народного просвещения; так он помещал свои статьи в «Часописе Чешского Музея», «Отечественных Записках», «Журнале Министерства Народного Просвещения», в литературной газете «Деннице», издававшейся в Варшаве, в «Татранке», изд. в Пресбурге. По возвращении к профессуре он не переставал уже продолжать свои исследования, начатые в путешествии.

Здесь неуместно было бы перечислять все многочисленные труды И. И.; в библиографическом списке сочинений и изданий его, составленном ко дню пятидесятилетия его ученой деятельности в отделении русского языка и словесности Императорской академии наук, значится разных его сочинений, изданий и статей 340 номеров! Укажем здесь только важнейшие из них и постараемся распределить их но группам.

В Харьковский период ученой деятельности И. И., до перехода в Петербург, труды его посвящены были главным образом славянской диалектологии, этнографии и религиозным верованиям. Еще во время путешествия своего в 1841 г. он послал при одном из отчетов своих министру народного просвещения статью о славянских наречиях, напечатанную в Ж. М. Н. Пр. и заключающую в себе характеристику Хорутано-Словинских наречий. «Основанная на личных наблюдениях автора, эта характеристика одного из самых важных в филологическом отношении славянских наречий не только не утратила своего научного значения поныне, но может еще и теперь служить образцом подобного рода работ. Все данный собраны автором на месте из уст самого народа, они сведены в строго научную форму, на категорически поставленные вопросы сделаны положительные ответы в ясной и общедоступной форме». Такое же значение имеет его разбор книги Шафарика «Славянская Народопись», в котором он на основании личных наблюдений сделал много поправок в характеристики наречий и говоров. Все свои диалектологические наблюдения он привел в систему и сделал классификацию славянских наречий в статьи: «Обозрение сродства звуков в наречиях Славянских». Если в настоящее время и можно сделать некоторый поправки в этой классификации, то в свое время, когда еще очень мало было собрано сведений по этому предмету, статья его была явлением весьма замечательным.

Во время путешествия посылал И. И. в разные журналы этнографические очерки и после писал по этому предмету не мало статей, как напр. о Словинах во Фриули, о Жумборских Ускоках, о Черногории. Во время своего путешествия он вел дневник, из которого к сожалению напечатан только один отрывок о Фриульских славянах, представляющей собою образцовые этнографические очерки; дневник этот составил бы драгоценность, если бы был обработан и напечатан за все время путешествия. Много этнографических данных и замечаний рассыпано в рецензиях Измаила Ивановича на разные книги по народной поэзии, этнографии и т. д.

Изучая живые обычаи народа, И. И. естественно пришел к изучению обрядов и языческих верований, тем более, что еще прежде он занимался этим предметом: так, в 1839 году он написал статью: «Сближение религии Персидской с Египетскою», а в 1840 году составил «Извлечения из Краледворской рукописи касательно религиозных верований и обрядов». Статьи его: «Об обожании солнца у древних Славян», «Архитектура храмов языческих Славян», «сСвятилища и обряды языческого богослужения древних Славян по свидетельствам современным и преданиям», «О языческом веровании в бессмертии души», обработанный потом в одну книгу: «Исследования о языческом богослужении древних Славян» представляют собою лучшие исследования о язычестве древних славян, несмотря на то, что позднейшая критика многое в них отвергла.

На ряду с этими трудами Измаил Иванович писал много статей о современном положены славян, об их литературе и не оставлял без рецензий ничего более или менее выдающегося по славянству.

Изучая живые славянская наречия и сравнивая их между собою, нельзя было не прийти к изучению их и в прошлом, тем более, что при отправки своей за границу Измаил Иванович понимал и ценил важность изучения древних памятников письменности. На лекциях он часто говаривал своим слушателям, как он перед отъездом своим заходил посоветоваться к Сеньковскому, и как тот не только советовал, но упрашивал его заниматься изучением древних памятников и изучение их класть в основу всякого филологического знания. Кроме того, в своем путешествии И. И. часто встречался и вместе работал с Прейсом, который, как ученик Востокова, хорошо уже знал это дело. В своих воспоминаниях о Прейсе Измаил Иванович сам говорит, что он «ему обязан, как первому советнику, узнанием первых приёмов, как заниматься древними рукописями». Результатом изучения славянского и в частности русского языка не только в его настоящем, но и в прошедшем были знаменитым его «Мысли об истории Русского языка», изложенным сначала в речи на университетском акте, а потом изданным отдельною книгою (1849). Сущность этих мыслей заключается в указании и характеристике двух периодов в истории языка, периода развитая форм и периода превращения их; границу между ними для Славянских наречий он определял XIII—XIV столетиями. Хотя в последствии и делалось не мало возражений на некоторый из его положений, хотя и было доказано, что вторым период в славянских языках наступил значительно раньше XIII—XIV’ столетия, тем не менее «Мысли» Измаила Ивановича, основанным на глубоких познаниях, представляют собою стройную и блестящую систему истории языка.

Этими «мыслями» отмечается начало нового периода в ученых исследованиях Измаила Ивановича, совпадающее с его переходом в Петербург. С этого времени он все более и более погружается в изучение древних памятников письменности, при чем обращает внимание не только на язык и содержите памятников, но и на самую письменность. На собирание, изучение и издание письменных памятников И. И. употреблено было всего более времени и труда. Обозревая его работы по этому предмету, не знаешь, чему более удивляться: громадности числа их и потраченного на них времени, или внимательности и разносторонности, с какими они рассмотрены? Не перечисляя множества описании, исследований и изданий отдельных памятников, укажем здесь только на те его труды, в которых он делал в хронологическом порядке обозрения всех сохранившихся, или только известных по указаниям, древних памятников письменности. Из этих энциклопедических трудов его упомянем «Древние глаголические памятники» (1861-1862), «Древние памятники Русского письма и языка XI-XIV века, общее повременное обозрение с палеографическими указаниями и выписками (1861-1864), «Древние Славянские памятники юсового письма с замечаниями об особенностях их правописания и языка» (1868 г.) и наконец Сведения и заметки о малоизвестных и неизвестных памятниках» (три тома, 1867-1879 г.). Сколько трудов положено на отыскивание и собирание рассмотренных в этих изданиях памятников и сколько кропотливой работы па их изучение! Но это не все: многие из статей, особенно в «Сведениях и заметках», нельзя читать без истинного наслаждения, хотя по большей части дело идет по-видимому о скучном предмете — об определении времени написания или автора какой ни будь рукописи, из которой сохранился ничтожный отрывок: так много и при том обыкновенно в немногих строках рассыпано у Измаила Ивановича глубоких познаний и остроты ума.

Обращая внимание при изучены памятников на самую письменность, Измаил Иванович в особенности интересовался вопросом об азбуках кириллице и глаголице и писал по этому вопросу нисколько раз: как видно из помянутого прежде указателя его статей, о глаголице и глаголических памятниках написано им 2и статья, не говоря о множестве других статей, где оп часто касается глаголицы, хотя и не упомянуто об этом в заглавие В спорном вопроси о взаимном отношены глаголицы и кириллицы И. И. больше склонялся в пользу происхождения первой из последней, но окончательного мнения по этому предмету оп не нашел возможным высказать.

К исследованиям памятников письменности относятся палеографические труды Измаила Ивановича, которыми Русская палеография поставлена на прочное основные. Палеография составляла одно из любимых заняты Измаила Ивановича, со студентами. Кроме множества изданных палеографических снимков у пего имелись снимки едва ли не со всех сколько ни будь замечательных кирилловских памятников до XV вика, сделанные им для себя и притом большею частью собственными его руками; эти снимки он показывал студентам на лекциях и самих заставлял делать их, сообщая при этом палеографические приемы; многие из студентов ушли из университета с прекрасными палеографическими альбомами. Кроме издания снимков. И. И. принадлежит много статей о палеографии вообще и в частности Русской, не говоря о тих палеографических замечаниях, которыми сопровождается каждое его обозрение памятников.

Посвятив вторую половину своей ученой деятельности преимущественно изучении памятников письменности, Измаил Иванович писал от времени до времени и по тем отделам славистики, которым он посвятил первый период своей деятельности; так он писал статьи по диалектологии, преимущественно рецензии, по народной поэзии и верованиям. Много статей написано им по археологии, рассмотрено и объяснено множество археологических предметов, особенно таких, на которых сохранились какие-нибудь надписи или, как правильнее предлагал И. И. писать и сам писал, — на писи.

Но главный труд Измаила Ивановича, на ряду с исследованием памятников самих по себе, посвящен был словарным работам. В длинный период времени И. И. занимался составлением словаря русского языка по памятникам письменности начиная с древнейших времен. Много было написано им руководящих статей по этому предмету и много под его редакцией напечатано материалов, но самый словарь остался к сожалению, на карточках и не был отпечатан им при жизни. Судя по замыслам и по характеру материалов, он должен представлять собою замечательнейший труд, не имеющий ничего подобного в русской литературе. Остается пожелать, чтобы хотя по смерти автора он был напечатан.

Любя всею душою свой родной язык, обладая глубоким знанием самого духа его в прошлом и настоящему, Измаил Ивановичу глубоко скорбел о том, что этот прекрасный в своей естественной форме язык часто искажается просвещенным невежеством и модою и особенно преподаванием в школах; он глубоко сожалел о настоящей постанови грамматического изучения русского языка в школах, и студенты часто слышали горькую сатиру его на разных грамматиков и корректоров. Вообще относительно преподавания родного языка он держался взглядов много отличных от тех, которые господству ют в учебниках, и много писал об этом статей, заслуживающих полного внимания педагогов.

Трудно даже перечинить все разнообразию заслуг и ученых трудов Измаила Ивановича. Нельзя, однако пройти молчанием его издательской деятельности по второму отделению Императорской академии наук. Деятельность этого отделения, образованного из бывшей Российской академии, шла сначала довольно вяло; но она сильно оживилась, когда по мысли и предложена Измаила Ивановича стали издаваться под его редакцией «Известиями. ак. и. по отделению Русского языка и словесности» и «Учения записки» по тому же отделению. В «Известиях» напечатано было под редакцией И. И. множество очень важных памятников и материалов и помещено его собственных статей; одних рецензий в течение десяти лет (1852-1862) И. И. написал и поместил в «Известиях» на 543 книги.

В течение своей длинной профессорской жизни, в летнее время отправлялся на ученые поиски путешествовать или по России, или за границу. За границей он перебывал не только в больших городах, где есть библиотеки со Славянскими рукописями, но отыскивал последних по старинным рыцарским замкам. В России же он перебывал, и не раз, почти во всех более или менее древних городах и монастырях. Везде отыскивал и обозревал древнее письменные или археологические памятники.

Во всех своих ученых трудах Измаил Ивановичу отличался аккуратностью, точностью и крайнею осторожностью в выводах. В качестве профессора он к тому же приучал и своих слушателей. В университете он всегда читал следующие курсы: для всех студентов первого курса «Энциклопедическое введете в Славянскую филологию», в которому разъяснил объём и содержание науки и указывал важнейшие пособия; другой общий курс его для студентов III и IV курсов состоял обыкновенно один год в «История Славянского языка» по всем наречиям, а другой год в «Славянских древностях». Для специалистов же III и IV курса он читал один год «Древности Русской словесности», а другой «Древности юго-западных и западных Славян»; этот специальный курс состоял в хронологическом обозрении всех известных письменных памятников с замечанием об авторах, содержали и языки; при этом обыкновенно показывались И. И. палеографические снимки из его коллекции.

Приходя на лекции он всегда вынимал из кармана старую тетрадь на синей бумаги; очевидно давно написанную, но всегда проложенную белыми листами, заключавшими дополнения, и лекции его были всегда свежи и заключали в себе так сказать последнее слово науки. Он сам говорил прямо, что никогда не приходил па лекцию не приготовившись. Тетради его заключали в себе запись только нужных данных, а самая лекция представляла в высшей степени оживленную и простую беседу, уснащенную массою остроумных замечаний и анекдотов, всегда, конечно, шедших прямо к делу. На лекциях он был гораздо откровеннее, чем в ученых печатных трудах. Он сообщал слушателям много таких научных мнений и предложений и «домыслов», как он любил выражаться, каких не высказывал в печатных трудах. Но при этом он всегда открещивался от навязывания, от пропаганды своих взглядов, всегда сообщал мнение противоположное и предоставлял на выбор слушателям, советуя крайнюю осторожность.

При своих громадных познаниях и личных качествах Измаил Иванович не мог не иметь сильного влияния на своих слушателей. Не говоря о множестве лиц из его слушателей, сделавшихся известными потом в литературе и науке Русской, довольно указать ряд имен таких ого учеников, которые сделались известными своими трудами по специальности Измаила Ивановича, каковы: М. И. Сухомлинов, В. И. Ламанский, Н. и П. А. Лавровские, Л. Н. Майков, В. В. Макушев, А. С. Будилович, Воскресенский, Малинин и др. Относительно влияния Измаила Ивановича вообще на русских ученых и важности ученых заслуг его всего лучше привести здесь слова сослуживца его и вместе ученика и почитателя В. И. Ламанского, написанные им по случаю смерти Измаила Ивановича: «Человек большого ума и дарованы, многосторонне образованный, живой и энергический, неутомимый работник, И. И. Срезневский имел всегда большое влияше и на всех русских молодых ученых, занимавшихся славянской филологией, русскими древностями, Русским языком и письменностью. Питомцы других университетов, непосредственные ученики других ученых состояли с ним в тесных сношениях, получали от него много советов и наставлений, сведений и указаний, и сами не раз себя называли и, действительно, могут быть в известной степени признаваемы его учениками, последователями и продолжателями. Довольно указать на Палаузова и Гильфердинга, проф. Потебню, проф. Бодуэна де-Куртене, проф. Котляревского, Н. А. Попова, Викторова, проф. Павлова и других, занимающих в русской науке весьма видное и почетное место.

«Один из первых насадителей славистики в Россы, недолго переживший своих товарищей, Боденского и Григоровича, Срезневский оставляет по себе память одного из даровитейших и замечательнейших славистов в Европа. В истории науки и Славянской образованности имя Срезневского никогда не умрёт и в благодарной памяти потомства будет всегда вспоминаться со славными именами Дубровского, Востокова, Шафарика, Григоровича, Боденского. В первой половине своей деятельности Срезневский особенно выдавался между славистами как умный и точный наблюдатель, отличный знаток диалектологии и живого быта Славянских народностей. Во второй половине, наиболее долголетней и плодовитой, Срезневский прославил себя как глубокий знаток, толкователь и издатель древних и старинных памятников Славянской и Русской письменности, как отличный Славянский палеограф и составитель громад наго, еще неизданного в свет труда: «Словаря древне-Русского языка». Наконец, великую услугу оказал Срезневский славистике и Русской литературе множеством статей, помещенных в учено-литературных изданиях, Русских и Славянских. В деятельности и трудах императорского географического и археологического обществ, в основанном им филологическом обществе, Срезневский принимал в свое время самое живое участие».

Можно ли не ценить этих трудов и заслуг Измаила Ивановича? Можно ли не уважать и не почитать такого человека? И действительно, Измаил Иванович пользовался и при жизни всеобщим почтением и уважением. Еще никто не забыл 5 апреля прошлого года, когда по случаю пятидесятилетнего юбилея его ученой деятельности, со всех концов России и из-заграницы неслись к Измаилу Ивановичу приветствуя с выражением почтения к его ученым трудам и личным качествам. По случаю смерти повторены были, вместе с сожалением об утрате, те же самые чувства. Имя Измаила Ивановича и добрая память о нем никогда не умрет.

Матвей Соколов, 1880 год.