1857 год. Из "Историко-статистического описания Харьковской епархии"

В царствование Михаила Феодоровича Украинская линия подвинута ближе к стороне Крыма и городище Чугуево назначено охранным укреплением оной,[1] что Чугуев построен при Царе Иоанне Васильевиче: но никаких доказательств на то не выставляли, да и не где их взять. Напротив в «Книге большого чертежа» (изд. Спасского, М. 1846. стр. 31) видим Чугуево городище, но не видим Чугуева города). Городище расположено на правой стороне Северного Донца, от Белгорода в 90 верстах, на горе, под которою протекает Донец. Место это покрыто было по обеим сторонам Донца дремучими лесами, а противуположный берег Чугуева покрыт был мачтовым бором; в лесах этих водились дикие звери: медведи, волки, лисицы, куницы, барсуки, сурки, дикие козы и сайгаки, из птиц, кроме нынешних, обитали: лебеди и гагары. Чугуевское городище – памятник города, существовавшего прежде Монгольского опустошения России. При нападении сильнейшего дикого племени, пространство древнего Чугуева и его окрестности были покрыты трупами, увлажены кровью человеческою, а жилища преданы огню. Затем следовал период такого одичания страны, что она покрылась тёмными вековыми лесами, где никогда не раздавался звук секиры и привольно развелись дикие звери. Доказательством тому, что здесь обитал некогда воинственный народ, может служить то, что на землях древнего Чугуева в разное время были найдены: Римская монета владычества Кесаря Августа, черепки глиняной посуды в полдюйма толщины, медные стрелы, алебарда, или секира, и разные вещи давно бывших народов. Так, Чугуев в первобытной своей древности был городом воинским и, наконец, могилою для своих обитателей. И во втором периоде существования, ему суждено быть не только воинским, но и центральным городом сперва однодворческих слобод и деревень его уезда, а наконец Украинского военного поселения.
 
Древняя в Украйне цитадель Чугуевская состояла: а) из укрепления валом, коего нижняя половина, в последнее время существования крепости, была из кирпича, а верхняя – из дубовых брёвен, заострённых сверху, от чего она получила название острога; б) из глубокого рва, окружавшего вал.
 
В описи 1712 года сказано: «город Чугуев построен в 147 (1639) году острогом дубовым стоячим с кровати и обломы и катки и с людницы; подле городовой стены с подошвы привалы обложены и насыпаны землёю». На протяжении городовой стены было 8-м башен, всего «по мере около города, городовой стены и с башенными месты пять сот сажень». Башни назывались: Пречистенская с воротами, Наугольная, Средняя Брясловская, Наугольная проезжая, Наугольная, Пятницкая, Тайницкая Наугольная. Из них башни Пречистенская и проезжая были шестиугольные, прочие четвероугольные. Ворота крепости на ночь и опасное время набегов Татарских заставлялись рогатками, то есть подвижными валами с заострёнными в четыре грани кольями.[2] Подле Тайницкой башни сделаны были тайные ходы к Донцу для воды в осадное время. Перепись 1712 года: «около города с трёх сторон выкопан ров, в глубину с двух сторон дву сажень с четвертью, поперег три  с четвертью сажень, с третьей стороны от реки Чугуевки в глубину два сажня без четверти, поперег два с четвертью сажень Из города к реке Донцу тайник: в длину того тайника было двадцать три сажени; в тайниках выкопан колодязь, опущен струб дубоваго лесу 20 вецов. И в прошлом 702 (1694) году под городовою стеною от реки Донца в том месте, где тайник построен, обрынулась гора и от того обрыву в тайнике во многих местах с потолку земля осыпалась и потолок развалился». Во внутренности острога были: Соборный храм, домы – воеводы и начальников военной команды, Соборного причта, хлебные и военные магазины, таможня.
 
Под прикрытием крепости на северо-восточной и юго-восточной её стороне скоро населились слободы: Станичная и Никольская, где жили низшие чины военно-поселенной команды.
 
По Писцовой книге 1647 году, Чугуеву пожалованы были земли и леса вверх по Донцу до Салтова, отселе на вершину речки Рогани, колодязя Немышли до впадения протока в реку Харьков, по течению оной до речки Уд, оттоль на Мерефу и Водолагу до Муравской дороги; оттоль до речки Балаклейки и до верховья речки Бурлука и впадения её в Донец. Это всё пространство называлось Чугуевским уездом.
 
Когда охранение края принял на себя Харьковский Полковник: то военное управление Чугуевского Воеводы ограничено одними Русскими поселениями, расположенными близ Чугуева.
 
По переписным книгам 1710 – 1712 годов, Чугуевский уезд ограничивался: а) Станом Удским, где были сёла: Покровское (Старое), Веденское, Терновое, Шубино, Васищево; б) Станом Верховским, где были сёла: Кочеток, Пятницкое, Большая Бабка, Пещаное, Тетлега.
 
По «Регистру о состоящих селениях для укомплектования полков казачьих, регулярного Чугуевского и конвойного Его Светлости», составленному 1782 года, к Чугуевскому Округу отнесены земли, занимающие пространство между Змиёвом, Печенегами, Мартовою, Салтовом, Пещаною, Каменною Яругою и Терновою, в коих, кроме Чугуева, считалось 36 слобод и сёл. Это Чугуевский гражданский уезд, открытый с 1782 года, который скоро заменён Змиевским. «Регистр» важен только в том отношении, что указывает на восточный и южный пределы древней Московской земли.
 
Царь Михаил Феодорович в 1647 году велел сказать новым поселенцам Балаклеи: «Чугуевские земли и всякие угодья искони века нашего Царского Величества Московского Государства».[3] В «Книге большого чертежа» виден целый ряд городищ по Донцу от Белгорода, и другой ряд по реке Удам. После городища Белгорода следует по течению Донца: Салтовское городище, ниже его Колковское гордище, за ним Гуменье (по Чугуевской переписке Гумницкое) городище,[4] ещё ниже Чугуево городище, затем на левом берегу Мохначёво городище,[5] опять на правом Змиёво городище; по другим памятникам, на берегу Донца Каменное городище, иначе Снетчино на Гомольше.[6] По реке Удам, при впадении её в Донец, Кабаново городище на Кабановой поляне,[7] вверх по Удам Хорошево городище, ещё выше Донецкое городище, а ещё далее Павлово селище.[8] Левая сторона Донца обыкновенно называется Нагайскою, а правая – Крымскою; но иногда первая называется Русскою стороною, и именно – ниже Змиёва городища.[9] На западе от Чугуева, за Валками, увидим не мало и других городищ, остатков Русского владычества дотатарского времени. Таким образом, Чугуевский обширный округ был древним Русским округом, где, по изгнании нагайцев, царь восстановил наследственную власть свою.
 
Храмы города Чугуева.
Где только населялось общество верующих, там водворялась скиния Божия с человеки. Так, вместе с населением Чугуева явились и храмы в нём. В Писцовой книге города Чугуева, составленной в 1647 – 1648 годах по распоряжению Воеводы Князя Якова Петровича Волконского, видим в Чугуеве уже четыре церкви: Соборную Преображенскую, две церкви Николая Чудотворца и церковь Рождества Богородицы. По переписям 1710 и 1712 годов видим, кроме этих четырёх, ещё церкви: Рождества Христова и Успения Богоматери.
 
Соборная церковь.
 
Главный храм Чугуева в древнее время посвящён был славе Преображения Господня. В нём были два придела: один во имя Св. Пророка Илии, другой – во имя Преподобного Михаила Малеина – Ангела Царя Михаила Феодоровича. Первый деревянный Соборный храм, построенный, вероятно, в 1639 году, сгорел в марте месяце 1644 года. Царь Михаил, при грамоте 21 июня 1644 года, прислал на построение нового храма 20 рублей денег и указывал построить его по прежнему с приделом Преподобного Михаила Малеина. Церковь, по Писцовой книге 1647 года срублена из дубовых брёвен, «а в Церкве Божие милосердие, образы и книги и ризы и колокола, строенье Государево».
 
В церковной описи 1806 года сказано: «Церковь деревянная, сооружена с давняго времени из дубового дерева, а верхний купол перестроен вновь в 1801 году из соснового дерева, об одной главе, на коей крест железный и вызлощенный четвероконечный, во имя Преображения Господня, покрыта гонтою». По этому описанию видно, что стены древняго дубоваго храма в 1801 году остались целыми, и только надстроен сосновый купол. Таким образом дубовый храм из цельных вековых дерев, до 1824 года, существовал целые два века.
 
В 1824 году, в следствие Высочайше утверждённого проекта, древний Преображенский храм упразднён; сосуды и ризница поступили, в штабную тогда, Рождественскую церковь, а иконостас – в Сороковскую Успенскую церковь; Метрики, с 1794 – 1824 год, хранятся в Чугуевской Николаевской церкви.
 
Вместо обветшалой и упразднённой в 1826 году основана каменная трёхпрестольная Соборная церковь в честь Покрова Святой Богородицы, Андрея Первозванного и Александра Невского. Храм сей вместе с колокольнею окончен зданием в 1834 году, а по снабжении утварью и ризницею, освящён 30 ноября.
 
В грамоте от 9 февраля 1641 года Царь писал: «по нашему указу послано на Чугуево в Соборную церковь Преображения Господня, да в придел Ангела нашего Михаила Малеина книг печатных: Устав, два Октоиха, Евангелие толковое, четыре книги Трефлои, Потребник, Служебник, Псалтырь рядовая». К сожалению эти книги не дошли до нашего времени. Имеется только одна древняя Триодь постная, Московской печати 1696 года. В грамоте, от 28 января 1644 года, Царь писал к Воеводе Ушакову, что с боярским сыном Быкиным послан в Чугуев вестовой колокол в 22 пуда.
 
В нынешнем храме хранятся: а) 20-ть знамён жалованных в 1793 году двум Чугуевским казачьим регулярным полкам; б) знамя Уфимского казачьего полка, поступившее в 1845 году по расформировании сего полка.
 
В древнее время Чугуевский собор отличался одним священным обрядом. По вниманию к особенному значению Чугуевской крепости в деле безопасности отечества, в праздник Преполовения, всё Духовенство градских церквей, с крестами и иконами, приходило в Соборную церковь. Отселе, по окончании Литургии, шли крёстным ходом не на реку, для освящения воды, но обходили вокруг крепостного вала три раза. Все жители Чугуева участвовали в этом ходе, вознося тёплые молитвы о благодатном охранении града. Этот обычай существовал с первых времён Чугуева и окончился в 1817 году с началом новых военных поселений, для которых крепость Чугуевская не имеет никакого значения.
 
Писцовая книга 1647 года показывает при Соборной Преображенской церкви два причта и просфирницу. Тот же состав причта видим в переписях 1710 и 1712 годов. Замечательны эти переписи относительно детей духовных и некоторых других особенностей. Например, дьякон Матфей, Фёдоров сын, Протопопов 23-х лет: «у него ж свойственник Иван, Степанов сын, Ефимов 33; у него жена Катерина, Ефимова дочь, 24; сын Сидор 4; дочь Марина полугоду; сироты: Черкашенин Герасим Петров сын 13, девка Черкаска Фёкла Прокофьева дочь 19». При дьячке Иване Фёдорове, кроме его жены и детей, написаны два родных брата, мать вдова и зять её с детьми. Далее: «бывшего Соборного попа Афанасия внук Василий, Иевлев сын, Фаворов 20 лет, у него живёт вдова Авдотья 70 лет, привезена в булавинщину из городка Ардара, у неё сын Никифор 8 лет».
 
Царская грамота: «От Царя и Великого Князя Алексея Михайловича всея Руси на Чугуево воеводе нашем Фёдору Володимировичу Пушкину. – Бил нам челом Чугуевский дьякон Павел, а сказал: в нынешнем 160 (1652 году) поставлен Павел в дьякона в Соборную церковь Преображения Спаса брата его на Одреяново место, а тот брат его, Одреян, поставлен в попы и нам бы его пожаловать велеть брата его двором и всяким угодьем владеть. И как к тебе ся наша грамота придет и Павел во дьякона поставлен в Соборную церковь на брата его место: и ты б брата его Одреяновим двором и землёю и сенными покосы и всякими угодьи велел владеть. Писано на Москве лета 7160 (1632) августа 9». Ясно, что для соборного причта не только отведена была от казны земля, но и выстроены были дома.
 
            В Чугуевской переписке сохранилась грамота П. Иосифа, от 16-го октября 1647 года, которою предписывается Чугуевскому Воеводе, в следствие доноса дьякона Соборной Чугуевской церкви, Семёна Иванова, в великом духовном деле на Соборного священника Парфения Аникеева, выслать в Москву, в Судный Патриарший Приказ, как дьякона, так и священника, за поруками. К сожалению, не известно, в чём состояло это духовное дело. По бумагам видно только то, что священник Парфений служил и после того при Чугуевском Соборе.
 
            Из Чугуевских протоиереев старых времён Яков Григорьев много потерпел скорбей, по отзыву доброго Полковника Захаржевского «от неправильных доносителей и по слову Божию: хотящие благочестно житии гонимы будут»;[10]  Игнатий Полницкий, бывший Протоиереем 1743 – 1758 годах, окончил дни свои, с именем Иеромонаха Иоанна, в Аркадиевой пустыне.
 
            Соборный причт нового штата, относительно числа членов, не превышает древнего.
 
Храм Николая Чудотворца.
 
            Указывается «за Никольскими воротами в Никольской слободе»; в нём придел Св. мучеников Фрола и Лавра, «а в церкви Божие милосердие, образы и книги и ризы и колокола – строенье Государево». В 1756 году храм сей был перестроен. В отличие от другой Никольской церкви, эта церковь называлась Старо-Никольскою. Для многих ещё памятно, что Старо-Никольская церковь стояла на том самом месте, где ныне манежная площадь. В Писцовой книге при сей церкви показаны «поп Леонтий Афанасьев, дьячек Пётр и просфирница». В 1824 году этот Никольский храм перенесён на кладбище и там, в память бывшей Соборной Преображенской церкви, освящён в честь Преображения Господня. Туда же перенесено и всё имущество. Здесь хранятся замечательные книги: Минея служебная на 3 месяца: сентябрь, октябрь и ноябрь, печатанная в Москве 1666 года; на август месяц, 1693 года; на май месяц 1706 года; на июнь месяц, 1741 года; Ирмолог, московской печати 1706 года. Впрочем, ни метрик, ни исповедных росписей сей церкви не имеется в городе Чугуеве; в архиве Консистории начинаются они с 1779 года
 
Храм Николая Чудотворца за Чугуевкою.
 
            По Писцовой книге 1647 года второй Николаевский храм находился «за речкою Зачугуевкою, в Казачьей и Станицкой слободе»; в нём «придел Святыя Великомученицы Параскевы, нареченные Пятницы; рублена, а в церкви Божие милосердие, образы и книги и ризы – строенье попово и приходское». Более чем вероятно, что первоначальное построение сего храма принадлежало Черкассам, которые принимали на себя пред Царём построить и город на свой счёт. Этим объясняется, что храм сей и после  Черкасов остался на иждевении прихожан. В 1717 году храм сей сгорел и новый построен в следующем году.
 
            Ныне существующая Николаевская церковь – зданием каменная, построенная, как значится в описи, тщанием прихожан в 1803 году. Но здесь означено время оконченной постройки и освящения храма. Основан же храм, по сказанию достоверного предания, в 1785 году, постройка длилась до 1803 года то за смертью одного, то по несостоятельности двух других подрядчиков. Такою долговременностью благочестивое усердие прихожан было сильно охлаждено, и их малочисленность истощилась в средствах к построению недостроенной половины храма. К счастью вызвался и добровольно предложил обществу прихода своми услуги и пожертвования отставной майор Иерофей Афанасьев Веретенников. Приняв на себя звание Попечителя храма, он истощил на Богоугодное дело всё свое движимое и недвижимое имущество и, окончив, соделал своё имя незабвенным в памяти прихода, так, что если о ком, то о нём во первых служитель храма возносит молитвенный глас свой к Богу: «Создателей и благодетелей святого храма сего да помянет  Господь Бог во Царствии своём».
 
            В храме сем: а) два местные, в иконостасе, иконы Спасителя и Богоматери о бращали и ныне обращают на себя внимание всех посещавших храм высших лиц.
 
            Написанные в Греческом вкусе, по одному рисунку с местными Харьковского монастыря Покровской церкви, они имеют то особенное достоинство, что по золотому полю оных росписаны одежды лиц разными узорами с изумительным искусством. На поле светло-лазоревого цвета развивается раззолоченная цилировка, из грунта цельно и прочно произведенная, в самом изящном вкусе. Хотя они возобновлены при военно-рабочем батальоне в 1838 году, под непосредственным наблюдением Полковника Рубца, но при возобновлении характер древности средних веков и искусство новейших так дивно соединены, что не знаем, чему отдать преимущество, живописи ли в ликах, или цилировке, или раззолотке одежд – царских порфир, ярко блестящих на иконах, особенно Богоматери. При внимательном рассматривании Её иконы, невольно приходят на мысль слова Царственного Богоотца: «предста Царица одесную тебе в ризах позлащенных одеянна и преиспещренна». Блаженный Пастырь Архиепископ Милетий, при посещении своём этого храма в августе 1839 года, с особенным вниманием рассматривая благолепие означенных икон, произнёс: «я не видел нигде с подобным искусством написанных икон». Инспектор Резервной кавалерии Граф Никитин, бывши в сем храме мая 4 дня 1845 года и также обратив особенное внимание на главные две местные иконы, сказал: «у меня в инспекции 300 церквей, но ни в одной из них нет подобных икон».
 
            б) В 1849 году, по распоряжению начальства, возвращена Николаевскому Чугуевскому храму древняя принадлежность – «Зачугуевская» икона Святой Великомученицы Параскевы, нареченные Пятницы (под серебряною ризою в 6 фунтов 60 золотников). Выше было упомянуто, что в древнем Зачугуевском Николаевском храме был придел во имя Святой Параскевы, и, без сомнения, местный в иконостасе образ Святой Параскевы. Вероятно, когда в 1791 году возобновлена была Зачугуевская Успенская церковь, перенесена была икона сия в Успенский храм; по крайней мере известно, что эта Успенская церковь в народе называлась Пятницкою. По закрытии Успенской церкви в 1824 году, образ Святой Параскевы был перенесён с прочею святынею в Зачугуевский Николаевский храм (куда причислены и все поселяне, бывшие прихожанами Успенского), где и находился до 1829 года, а в сем году был взят, рукою произвола, в храм, к которому он не принадлежал. Августа 6-го 1849 года древняя святыня пренесена в своё древнее место. Древняя икона Святой Параскевы служит издавна предметом особенного благоговения не только для жителей города Чугуева, но и окрестных и дальних селений, из коих простонародие в многочисленности приходит в Чугуев ко дню «Десятой Пятницы» - по случаю ярмарки, чтобы вместе с тем с благоговейною верою помолиться пред сею иконою, которую почитают за «Чудовную».
 
            Образ Спасителя, благославляющего детей, равный по размерам с местными иконами, устроен и пожертвован по воле Инспектора Резервной кавалерии, графа Алексея Петровича Никитина.
 
            Образ Святого Алексея Митрополита, того же размера, пожертвован Начальником Округов, Полковником Рубцом; оба принесены в дар храму в 1848 году и придают ему много благолепия.
 
            Замечательные книги: 1) Учительное Евангелие или «собрание поучений на все Воскресные и Праздничные дни нарочитых святых Божьих Угодников всего лета благословением Святейших Патриархов, превеликого о Христе Господина Иоасафа Митрополита Манемвасийского Святой Иерусалимской церкви и повелением Господина Отца Иеремии Константинопольской церкви Восточной Кафолической составленное трудолюбием Иеромонаха Кирилла Транвильиона, проповедника слова Божьего, от создания мира 7128, а от Рождества Христова 1609 лета». Места напечатания не означено; формат книги в полулист. В приходскую церковь подано по завещанию благочестивого поселянина Ефима Заховаева 1840 года.
 
            Каждое поучение сей книги разделено на три части так, что каждая может составлять отдельно целое, различное по своей материи или частной теме; язык древний, славянский, с употреблением многих выражений польского, слог не довольно чистый, но витийственный, обильный – до плеоназма. Сочинитель глубоко проникнут духом истинной православной веры, резко укоряет латынян-папистов – как отступников Восточной Церкви, и, не знавши русских раскольников, предлагает весьма многое, что служит обличением расколу.
 
            2) «Евхологион, или Требник, имеяй в себе церковные последования Иером подобающая от Святых Апостолов прежде, потом от Святых Богоносных отец в различных временех преданная. Ныне же благословением имене в Богу – превелебнаго его М. Господина Отца Иоасафа Краковскаго Архимандрита Св. Великия Чудотворныя Лавры Киевския типом издадеся. В лето от Рождества Христова 1708 месяца июля 2 дня».
 
            Сей древний Требник, кроме молитвословий великого требника, ныне в церкви употребляемого, содержит ещё: чин освящения новых сосудов, священных и служебных, священничьих одежд, икон. Пред каждым таинством, равно пред чином приобщения больного, на исход души и погребение усопших, положено предисловие, в коем показывается сила, значение молитвословия, материя и форма таинства.
 
            3) Архиерейский Служебник, содержащий в себе вечерние молитвы, литургии Иоанна Златоустого и Василия Великого, а под конец – отпусты на праздники Владычные и Пресвятые Богородицы, и в память Святых Великих.
 
            Служебник сей – рукописный и писан с таким искусством и красотою крупных букв, что не всякий может отличить его от печатного. Начальные буквы, и в особенности наставления в чинодействии, изображены червлеными чернилами; формат в полулист; время написания не означено. Из чина Проскомидии, поминовения на великом входе и Диптиха явствует, что это есть памятник времён патриаршества в России; ибо а)  во всех возношениях вместо Синода написано Святейшего Патриарха Московского и Митрополита; б) в Литургии Златоустого на «изрядно» вставлены три листа, где в молитве: «Ещё приносим Ти», написано так: «О благочестивом Государе Нашем Царе и Великом Князе Петре Алексеевиче», а супруги нет; в Диптихе усопших написано: «Помяни Господи Благочестивых Царей и Великих Князей: Иоанна Васильевича, Фёдора Иоанновича, Михаила Фёдоровича, Алексея Михайловича, Фёдора Алексеевича, Иоанна Алексеевича». Рукописание сих вставочных листов уже гораздо проще в сравнении с прочим. Следовательно, служебник писан прежде Великого Государя Петра I-го.
 
            4) Общая Минея, Московской печати 1699 года; Апостол, Московской печати 1745 года; Минеи служебные, по три месяца в книге, Киевской печати 1750 года.
 
            5) «Беседы к глаголемому Старообрядцу», дар Архипастыря Мелетия Священнику, ныне Протоиерею, Григорию Дюкову, с собственноручною надписью Архипастыря.
 
            Кроме того, что эта книга есть драгоценный подарок бл. пастыря, украшавшего кафедру Харьковскую, и коего имя для всей паствы прибудет священным и незабвенным, с нею ещё соединена память важного обстоятельства для церкви.
 
            В первый год пребывания на паству архиепископа Мелетия, священник Дюков был командирован для получения святого мира. В это время были у архипастыря два главные начальника военного поселения: корпусной командир, генерал от кавалерии Никитин, и начальник штаба, генерал-майор Воин Дмитриевич Задонский, и рекомендовали его архипастырю. Потребовав его к себе лично тогда же, архиепископ, во-первых, изъявил своё удовольствие, что высшее начальство отзывается о нём с выгодной стороны и архипастырскую признательность за обращение нескольких лиц раскольников в православие; во-вторых, приказал обращать и последних в своём приходе ко святой Церкви мерами благоразумной кротости. В след за сим, потребовав указом Консистории именной список обращённым из раскола, коих оказалось тогда 17 лиц обоего пола, Архипастырь изволил ходатайствовать у Святейшего Синода о награде священника бархатной фиолетовой скуфьей, которой сей Всемилостивейше и награждён в 14 день мая 1837 года. В последствии времени, будучи неоднократно удостоен келейной беседы, Дюков имел случай и необходимость доложить, что приходские священники округа не имеют достаточного руководства к основательному состязанию с раскольниками, то есть книг противу их заблуждений, потому что прежние, на пр. «Увет Духовный», «Пращица», «Розыск» и другие, сделались очень редки; Архипастырь немедленно отнёсся в Святейший Синод и по распоряжению Синода было издано в свет образцовое в сем роде творение: «Беседа к глаголемому Старообрядцу»; первым из присланных экземпляров сей книги Архипастырь наградил того, от кого осведомился о недостатке подобного рода книг; в последствии времени «Беседы» разосланы, из канцелярии Архиерейского дома, во все приходские церкви Епархии, где есть раскольники, с присовокуплением «Розыска», «Православного исповедания веры» и «Наставления священнику относительно отпадших в Молоканскую секту».
 
            Великим благодеянием для храма Николаевского, как и для других храмов округов военных поселений, служит распоряжение инспектора резервной кавалерии, графа Алексея Петровича Никитина. По примерному своему усердию к вере и Святой Церкви, он учинил следующее распоряжение:
 
            Возобновлять в храмах ветхие и устроять новые иконостасы, и на сей конец засевать в каждом приходе пшеницу, и выручаемую за неё сумму употреблять на украшение храма.
 
            Завести в каждом приходе хор певчих от 15 до 20 человек из военно-поселянских детей (чего прежде никогда не бывало), кои бы знали петь всенощную, придворную обедню и т. п. необходимые виды церковного богослужения.
 
            При каждой волости округа завести пчельные пасеки и получаемую от приращения оных сумму причитать к церковному капиталу, из коего духовенство получает своё жалованье.
 
            Верный слуга царя и церкви вменил ещё в обязанность подчинённым ему начальникам, дабы военно-поселянские дети непременно знали молитву Господню, символ веры и другие краткие молитвы, а выше 10 лет – и заповеди Божии. Священники должны по спискам испытывать и поверять детей в знании – для доклада Инспектору в каждый его осмотр округов.
 
            В Писцовой книге 1647 года, относительно причта Зачугуевской Николаевской церкви, видно следующее: а) для священника назначено дворовое место; только сказано так: «двор вдовой попадьи Марины Анофриевой». Значит, во время разделения земли священник был в числе усопших. Мера двору вдоль 12, поперёк 11 саженей; б) пашенная и сенокосная земля назначена в таком виде:
 
                                                 Огор. земля                      Пашенная                            Сенок.
 
                                                      сажен.                               четв.                                    коп.
 
 
 
Священникам                    25 вдол.  20 поп.                 5 ближ.  20 дал.                           70.
 
Дьякону                              10    -        8    -                    5     -       20   -                              35.
 
Дьякам и по-
 
номарю по                            8    -        6    -                    2½   -       10   -                              35.
 
 
 
            А всего определено им распашной и дикой земли 125 четвертей, в поле «да в дву потому ж».
 
Храм Рождества Богородицы.
 
            Писцовая книга, на странице 250-й, говорит, что церковь Рождества Богородицы находилась в остроге, то есть в крепости, и прибавляет: «да в приделе Ивана Предтечи». По переписи 1712 года в крепости показывается один только Собор; все же другие храмы «на посадех». Это означает, что около 1712 года, по тесноте крепости, церковь Пречистой перенесена за городской вал. Здесь надобно объяснить одно обстоятельство: в некоторых актах встречается часто, между Чугуевскими церквями, церковь Георгиевская. Потому можно было бы думать, что это была особая церковь. Но в переписи 1710 года показывается Георгиевский причт и не показывается церкви Рождества Богородицы, тогда как в переписи 1712 года не упоминается Георгиевский, а лица в причте Церкви Рождества Богородицы поименовываются те же самые, которые, по переписи 1710 года, названы принадлежащими к Георгиевской церкви. Следовательно ясно, что церковь Георгиевская то же, что церковь Рождества Богоматери. Георгиевскою же называлась она, конечно, по придельному престолу. По храму Пречистой, одне из ворот города назывались Пречистенскими. Церковь Рождества Богородицы, иначе Георгиевская, перенесена в подгорную слободу Осиновку, то есть туда, где она ныне занимает место. Это было в 1725 году.
 
            В 1774 году церковь эта вновь перестроена и снабжена утварью, со всеми принадлежностями, иждивением Генерала Илии Варлаамовича Булацеля. В последующее время, в продолжение 50 лет, значительных и даже необходимых вещей не поступало в церковь, как видно из описи того времени: потому что в приходе тогда заключалось большое число раскольников.
 
            Прихожанином Василием Николаевым Зориным, на предположенную перестройку ветхого храма, дано 2 000 рублей серебром.
 
            Из числа книг древнее прочих Евангелие, напечатанное в Москве в 1657 году, - вероятно собственность древней Георгиевской церкви, иначе Рождественской.
 
Храм Рождества Христова.
 
            Не упоминается в Писцовой книге 1647 года, но показывается с причтом в переписях 1710 и 1712 годов. Это показывает, что он построен между 1650 и 1709 годов; 1717 года он сгорел и, вновь построенный, перестроен в 1774 году. В описи говорится, что эта церковь из дубового и соснового дерева;  последнее употреблено, конечно, при постройке с двумя приделами, на каменном фундаменте. Храм сей стоял вблизи Соборного. В 1835 году он перенесён в селение Коробочкино, где освящён в честь Успения Богоматери, а иконостас перенесён в церковь слободы Малиновой; Метрические книги 1803 – 1835 годов хранятся в Чугуевской Николаевской церкви, а в Консистории начинаются с 1779 года.
 
Храм Успения Богоматери.
 
            Упоминается в переписях 1710 и 1712 годов. В 1731 году он сгорел и, вновь выстроенный, закрыт в 1824; он стоял вблизи нынешнего здания шелковичных плантаций. Книги его, в том числе Евангелие, Московской печати 1626 года, Пентикостарион, Московской печати 1731 года, Устав Московской печати 1745 года, и древний образ Святителя Николая – поступили в селение Коробочкино, а Метрики и Исповедные росписи 1794 – 1820 годов хранятся в Николаевской церкви.
 
            Кроме сего приходского храма Успения, был ещё монастырский Успенский храм, называвшийся Подгорным, который, по закрытии монастыря, довольно долго оставался приходским храмом. Стоящий в Подгорной слободе, не вдали от Богородичного.
 
Жители Чугуева.
а) Первые населенцы – черкасы.
 
            Население Чугуева всегда состояло из смеси разнохарактерной, из людей, собранных из разных мест и званий. Потому надобно отдельно говорить: а) о первых поселенцах Чугуева – Черкасах; б) о судьбе чугуевцев разных времён; в) о калмыках, живших в приходе Чугуевской Богородицкой церкви, и г) о раскольниках.
 
            В первые годы Чугуева, из Русских только небольшое число стрельцов и казаков водворено было навсегда в Чугуеве. Главными же жителями были Черкасы, пришедшие из-за Днепра с Яковом Остряницею, или, как называется он в Московских бумагах Яцкою Острениным. Им построены были дома, отведены земли под Чугуевом и отданы были угодья Салтовского городища.[11] История Якова Остряницы и его товарищей по Чугуеву стоит того, чтобы обращено было на неё особенное внимание. Недавно издана одна царская грамота, которая говорит о прибытии Остряницы в Чугуев с товарищами, вынужденном кровавыми гонениями Унии, и о печальной кончине Остряницы, убитого в Чугуеве возмутившимися товарищами его.[12] Эта грамота оставила очень много неясного в истории первых Чугуевских поселенцев. Помещаем здесь бумаги Чугуевского архива, относящиеся к гетману.
 
            1. Г. князю Петру Ивановичу Пётр Пожарский.
 
            «В нынешнем 147 (1639) году июня 8-го писал ко мне из Курска Стольник и Воевода Иван Бутурлин: июня 3-го дня писал к нему из Рыльска Воевода Иван Олферов, прибегли в Рыльск Рыляне, посадские люди, из Литовских городов и сказали, что в Литовских городах Поляки и Черкасы многие люди в сборе и приходить де им под Чугуев и под иные Государевы города, где Черкасы живут.
 
Г. князю Петру Ивановичу Тимофей Бутурлин.
«В нынешнем 147 (1639) году июня 15-го прислана, Господине, ко мне в Яблонов Государева грамота за приписью Дьяка Григория Ларионова, а в Государевой грамоте писано: писал из Белгорода Князь Пётр Пожарский к Государю на Москву, а к нему писал с Чугуева Максим Ладыженский, что февраля 14-го приехали на Чугуев с Литовской стороны, из Миргорода, Сенька Сергеев с торгом, а в допросе сказал, что в Литовских Украинских городах в сборе Гусар 2 000 человек да 4 000 Немцев, а хотят идти те Гусары и Немцы к Чугуеву, чтоб Чугуев разорить, Гетмана и Казаков побить. Да апреля 26-го писал из Белгорода к Государю на Москву князь Пётр Пожарский, а к нему, Князю Петру, писал с Чугуева Максим Ладыженский, что апреля 13-го пришли на Чугуев из Литовской стороны, из города Плотавы Чугуевские Черкасы, Афонька Гладченко да Фомка Омельянов, и сказали: как де они пошли из Литовского городка Плотавы и, будучи на реке Мерчике, и сними встретилися Черкассы Андрюшка с Луцкова посеченный и сказал, встретился с ними Литовский Полковник Ворона, а с ним Черкас 400 человек, а тот Полковник Поляк с немногими людьми ходит подзирать под Чугуев; да он же слышал в Плотаве от Литовских людей в разговоре, - хотят де мирное постановление нарушить, а Остренина и Рассоху с товарищами на Чугуеве доступить; а по Украинским городкам всяких людей в сборе много, а хотят де однолично приходить в Чугуев, чтоб разорить, а Потоцкой в Украинном городке и с ним Ляхов тысячи две. И по Государеву Цареву указу, велено мне про Литовских людей проведывать, чтоб безвестно к Чугуеву не пришли, а будет ведано мне учинится, что Литовские люди пойдут к Чугуеву для разорения и по Государеву указу велено мне Литовским людям послать нарочно боярского сына доброго, кого пригоже, велено говорить, чтобы они мирного постановления не нарушали и в Государеву землю, к Чугуеву, не ходили. А будут упрямиться мимо вечного докончанья и крестного целованья, и по Государеву указу велено мне и всех Польских городов Воеводам над ними промышлять» и прочее.
 
3. Чугуевский воевода князь Пётр Иванович Щетинин доносит царю, что по царской грамоте, от 11-го марта 1640 года, прислано в Чугуев с гетманом Яцкою Острениным 584 рубля жалованья для раздачи черкасам, вышедшим вместе с Острениным, и деньги розданы.
 
Он же доносит царю, что грамотой от 31-го января 1640 года велено «Черкасов атамана Михаила Карпова» и его товарищей 40 человек, пришедших из Азова в Чугуев, устроить на вечное житье в Чугуеве и разделить им посланные из Москвы 549 рублей.
 
В третьем донесении пишет, что в сем 1640 году «в разных месяцах и числах вышли из Литовской стороны на Московское государство разных городов Черкассы петрушка Васильев с товарищами 40 человек» и просят дозволения жить и служить в Чугуеве.
 
По приложенному именному списку выходцев видно, что большая часть их холостые, и что иных из них родственники уже жили в Чугуеве, перейдя сюда вместе с Острениным.
 
Орловский воевода Иван Исленьев извещает Чугуевского воеводу, что по царской грамоте от 13 июля 1640 года он, выдав 8 рублей, отправляет к нему «Черкашенина Яромку Юровкина с женою и детьми».
 
Воевода князь Пётр Щетинин доносит царю:
«148 (1640) года июня 23 прислана ко мне, холопу твоему, на Чугуев твоя, Государева, грамота из Розряда за приписью Дьяка Григория Леонтьева, - велено Гетману Яцьке Остренину и сотникам и пятидесятникам и всем Черкасам и Русским людям в Съезжей избе против твоей, Государевой, грамоты сказать вслух, что из Жигимонтова городка Станислав Гульчевский[13] писал на Яцка Остренина, будто хочет тебе, Великому Государю, изменить, людей побить и перейти в Литву и ты, Великий Государь, такому сорному затейливому письму не поверил, и чтоб они, Гетман и сотники и пятидесятники и Черкасы, на твоё Государево жалованье были надежны и на Чугуеве на вечное житьё строились без всякого сомнения и тебе, Великому Государю, служили, над Татарами, буде в твоё Государство пойдут, промышляли на сакмах и перелазах, и на всяких местах, и твоё бы государство от Татарской войны оберегали, чтоб Татар в Русь не пропустить, в Литву не ходить и Литовских людей не перезывать, чтоб в том ссоры никакой не было. И по твоему Государеву указу, Гетмана Яцка Остренина и сотников и пятидесятников и всех Черкасов и Русских людей призывал я к Съезжей избе, против твоего Государевого указа сказал всем» и прочее.
 
«Да он же, Гетман Яцко Остренин, говорил предо мною, что он, Яцко, в Литву ничего не писывал и тебе, Государю, изменить не хочет, а пришёл к тебе, праведному Государю, на вечную службу, из Литвы, хотя бы не ведомо что на него писали, хотя тебя, Государя, привести на гневе и его от тебя, Государя, в опале видеть, только бы они были в Литве и они бы все переварены были от Ляхов в котлах; а хотя де будет у иной братьи на мысли что ни есть, и я де тому не сердцевидец, всякая мысль грудью закрыта, только у него нет никакие мысли изменить тебе, Государю».
 
            5. Он же, князь Щетинин, доносит царю, что по царскому указу велено свободно отпускать Черкасов на Дон и в Азов, кто только ни похочет, только доносить Царю, сколько и кто отправились туда и что в следствии сего «25 июня в нынешнем 148 (1640) году  и в прошлом 147 (1639) году ушли на Дон до 135 человек Черкасов, в том числе сотник Степан Степанов, пятидесятник Пётр Сулея и атаман Михаил Карпов, другие побиты были Татарами и Литовскими ворами на пасеках, на рыбной  и звериной ловлях, так что всего выбыло из Чугуева до 170 человек».
 
            6. В августе 1640 года, пишет он же к царю, гетман Остренин доставил ему челобитную, а священники соборные – Михаил и Парфений, приходские – Николаевский Леонтий и Николаевский же Пётр объявили ему, что августа 24 призывали их Чугуевские черкасы, сотник Гавриил Разсоха с товарищами, чтобы они вместо их и гетмана приложили руки к челобитной, но они не приложили, потому что «Гетман Остренин вместо него руки прикладывать не велел». Воевода прибавляет, что челобитная и разспросные речи священников препровождаются к царю.[14]
 
            Он же доносит царю, что:
 
            а) По опасностям времени, он посылает каждую ночь стрельцов и сведенцев на стражу по острогу и городу, да по 100 человек черкасов по острогу и сам ходит ночью дозором; но русские первые все стали против сего и говорят, что такого числа людей и под таким надзором не посылают на стражу в русских городах. Следуя примеру русских, черкасы сотники Гавриил Разсоха и Онуфрий Попов также приходили к нему с ропотом на такие его распоряжения.
 
            б) Августа 25 гетман Яков Остренин донёс воеводе, что сотники Разсоха и Попов вместе с другими выбрали челобитчиком черкашенина Андрея Божка и посылают его в Москву. Воевода приказывал, чтобы черкасы собрались к нему, но явились только сотники Разсоха и Попов. На вопрос – почему не явился Андрей Божко? отвечали: он послан в Москву. Почему послали его без отписки воеводы? От того, сказали, что не имеют нужды в отписке воеводы.
 
            в) Гетман того же числа просил воеводу -  спросить сотников Разсоху и Попова, почему они укоряли его, гетмана, в измене? Призванные сотники показали, что от Белгородского воеводы Замятни Леонтьева чрез Чугуевского черкашенина пришла весть, что государь скоро возвратит черкасов в Литву и по Чугуеву ходит слух, что царь то разошлёт черкасов по городам, то отправит их в Литву. Белгородский воевода в отписке своей от 28 августа писал, что он ни слов об отправлении черкасов в Литву не говорил никому и никогда, ни указанного черкашенина не видал. После того гетман просил дозволения жаловаться царю на сотника Разсоху с товарищами. Но «Черкасы всем миром закричали на Гетмана с большим шумом: челом бьём тебе, Государю, ты нас завёл в Чугуев, а мы пришли за тобою, а в Гетмана тебе в Литве не выбирали, пожаловал тебе Гетманом Государь Царь».
 
            8. В начале сентября воевода писал к царю, что 30 августа 1640 года писал к нему из Литовского города Станислав Гульчевский о возвращении к нему трёх детей, взятых черкасами, когда переходили они с Острениным в Чугуев, и что дети действительно нашлись в Чугуеве. Вместе с тем доносит, что в Чугуев приезжают многие из Литвы, то как родственники поселившихся здесь Черкасов, то под видом торговли, хотя иные привозят товару на какой-нибудь рубль, или с одним возом являются два и три человека, и что эти люди возбуждают против себя подозрение – не являются ли они «для лазутчества». Воевода спрашивает наставлений.
 
            9. В половине сентября воевода жаловался царю на непослушание, будто бы оказанное ему чугуевцами. Именно, 11 сентября получены были вести, что татары на Изюмской сакме; а одна черкашенка показывала, что будто видела она в лесу, в 3-х верстах от Чугуева, татарин ведёт связанного белорусца. По приказанию воеводы, черкасы немедленно осмотрели лес, но не нашли даже и следа татарского. Воевода приказал потом осмотреть черкасам и русским Изюмскую сакму, но на этот поиск "Чугуевские Черкасы и Русские люди" не пошли; отправились только 24 человека, в том числе 4 сотника: Демьян Бут, Онуфрий Попов, Богдан Матюшенский и Гавриил Гавронский. Эти люди не нашли татар на том месте, где указывали видевшие их прежде того, и возвратились в Чугуев. Воевода ещё пишет, что, по известию черкашенки об одном татарине, он велел выпалить в вестовую пушку, но так как очень скоро после залпа положили в неё порох, то он загорелся и поднял на воздух крышу башни и убил пушкаря.
 
            10. Донесение его же к царю:
 
            «В нынешнем 149 году сентября 24 в другом часу ночи, пришёл ко мне Чугуевских Черкасов Эсаул Прокопка и сказал: ходил он ночной сторожи по караулам расставливать и послышал, плачет жонка, Сотника Гаврилы Разсохи сноха, жена сына его, Никиты, Меланья Фёдорова»; спршенная Эсаулом, она сказала, что свекровь её, Сотник Разсоха, с женою и детьми и с её мужем уехали из дома, сказав, что едут на пасеку, а между тем по 23 число их нет ещё в доме. То же самое объявила она и самому Воеводе. Воевода «послал на пасеку пятидесятников литовских 3-х человек, да 5 человек Черкас и Русских людей». Посланные 25 сентября донесли, что «Разсохи нет на пасеке и с животиною, а сакма пошла к Литовскому рубежу, сакма не малая, чают, что по ней Литвы подъезжали; в ту ночь, как он Разсоха, побежал, у Черкас покрадены у многих людей лошади». Воевода послал в дом Разсохи, чтобы узнать, что осталось там? Оказался один сундук замкнутый; когда открыли его пред Воеводою, увидели – «в сундуке положены рогожи да каменья». Воевода говорил Черкасам, что они сами по своей воле пришли из Литвы, дали присягу служить Государю, «а ныне и начальные люди начали бегать». Сотники и Черкасы сказаи: «кто де ворует и бегает в Литву, мы того не ведаем; а есть де меж нами молва, что будет развод по городам и в Литву отдача и кто де у нас смышленные люди, и мы тому не верим». Далее пишет Воевода, что у него всех Русских – 190 казаков и 70 стрельцов; на Черкасов он более не надеется, почему «без прибавки Русских людей на Чугуеве быть не мочно». Наконец пишет: «да у Разсохи, Государь, нашли два листа в письмах и я послал их к тебе, а чают таких листов и у многих Чугуевских Черкасов».
 
            11. В сентябре воевода извещал царя, что в то время, как у «Чугуевских Черкасов учинилось битье, многие роды пропали безвестно с Чугуева, (но поименованы только четыре семьи) и что иные оставили в домах даже свои пожитки, коров, пчел и домашнюю рухлядь».
 
            12. «От Государя Царя и Великого Князя Михаила Феодоровича всея России, на Чугуево Воеводе Григорию Ивановичу Коеореву: Пожаловали есмя Запорожского войска Гетмана Яцка Остренина, велели ему на Чугуев из наших житниц дати нашего жалованья на семена 10 четвертей овса, а в таможенную меру… пис. на Москве, лета 7149 (1641) января 31 числа».
 
            13. Царская грамота от 20 апреля  1641 года к воеводе Григорию Кокореву: «Писал еси к нам февраля 3, сказывал тебе Чугевский Черкасский пятидесятник Федосько Дмитриев:  февраля 1 приходил к ним, Черкасам, в сотню черкашенина Матюшка Сапожника Татарченок Юрка и сказывал им, что Черкашенин Матюшка хочет бежать за рубеж, а его, Юрку, емлет с собою». Юрий подтвердил тоже и Воеводе: «Черкашане сотники и пятидесятники» объявили, что «Матюшка вор и чают его быти всякого дурна». Царь предписывает допросить беглеца под пыткою: «для чего он с Чугуева в Литовскую сторону хочет бежать? и  кого с собою подговаривал? И собою ли хочет бежать? или по чьему подговору? И с ним Чугуевские черкаские люди бежать хотели ль»?
 
            14. Царская грамота от 9 мая 1641 года предписывает воеводе Кокореву – отдать московским стрельцам, которые изъявят желание навсегда остаться в Чугуеве, «изменничьи Черкаские дворы в меньшем остроге со всякими пожитки» и объявить при том, что им назначено будет денежное жалованье и отведена будет земля, земля же там», объяснить им, «добрая, хлебородная, с рыбными ловлями и всякими угодьи».
 
            15. В 1642 году воевода, князь Василий Андреевич Гагарин, донося о состоянии Чугуевской крепости, писал: «да острогу, Государь, во многих местах высекли Черкасы, как тебе Государю изменили, пошли с Чугуева». И он же в другом донесении писал, что в августе 1641 года присланы были из Мценска в Чугуев на вечное житьё 99 детей боярских, а в октябре того же года многие из них бежали и по январь 1642 года ещё не явились.
 
            16. Наконец известно, что царская грамота в Воронеж с извещением об удалении Черкасов из Чугуева писана 14 мая 1641 года и в ней Царь писал: «в прошлом 146 (1638) году пришёл в наше Московское государство из Литовской стороны Гетман Яцко Остренин, а с ним сотники и рядовые Черкасы»… рассказав о бесчеловечных жестокостях, какими мучат Православных Ляхи, они просили: «для крестьянской веры от погубленья избавить и устроить их на вечное житьё на Чугуево городище, … а город и острог поставят сами… Нашим царским жалованьем на Чугуеве Черкаские сотники, пятидесятники и десятники и рядовые Черкасы, все были пожалованы денежным и хлебным жалованьем и устроены были землями и сенными покосы и всякими угодьи». Сказав же, что Чугуевские Черкасы, «убив Гетмана своего, побежали за рубеж», предписывает Воронежскому Воеводе: «а к Черкасам (Воронежским) держал бы береженье и ласку, чтоб Черкасов от жесточи в сомненье  не ввесть».
 
            По всем этим документам видим следующее:
 
            а) Нестерпимые лютости ляхов, принуждавших православных принимать унию, вынудили Черкасов в 1638 году перейти на Чугуево городище, где они и построили город с крепостью. Сколько их перешло в Чугуев – не видно. Но видно, что Остренин привёл с собою несколько сот человек, если не несколько тысяч. С ним были сотники: Рахсоха, Попов, Степанов, Бут, Матюшенский, Гавронский, Карпов, есаул Прокопий. После пришли к ним ещё партии Черкасов и между прочим Яромко Юровкин, едва ли не отец знаменитого полковника Григория Ерофеевича Донца. Царь с радостью принял и успокоил невинных страдальцев. Судьба мучеников унии лежала на сердце доброго царя. Ещё в 1625 году он приказывал доставлять ему подробные сведения об утеснениях черкасов и православия.[15]
 
            б) Кто такой был гетман Яцко или Яков, Остренин? Нет сомнения, что московский Остренин есть то же, что казацкий Остряница. Однакож нельзя признать гетмана Якова Остренина за одно лицо с знаменитым гетманом Остряницею, которого, по словам Конисского, зверски погубили ляхи в 1638 году: аа) Казацкий гетман, герой Остряница, назывался Стефаном, а наш Остренин постоянно называется Яковом; бб) Чугуевские черкасы прямо говорили своему гетману Остренину: «а в Гетмана тебе не выбирали в Литве, пожаловал Гетманом Государь Царь». Между тем несомненно, что Стефан Остряница избран был в гетманы самыми казаками; вв) наконец, нет причин не доверять  Конисскому в том, что ляхи предали страшной смерти гетмана Стефана Остряницу в 1638 году. Летописец о войнах Хмельницкого говорит: «присягу зломивши, Остряницю и Гуню убили в Варшаве, а Киримла сотника Киевского с сыном его на пали взбили и многих знатных четвертовали, а многих на гаках (на крючках) вешали.[16] То же говорит и Ригельман.[17] Таким образом остаётся положить, что гетман Яцко Остренин был только родственник, может быть и брат знаменитого героя – страдальца Остряницы и очень вероятно, что благочестивый царь, преимущественно по уважению к страдальческой смерти и заслугам гетмана Стефана Остряницы, почтил Якова Остренина, или Остряницу, званием «Гетмана войска Запорожского».
 
            в) В апреле 1638 года Московские послы говорили панам в Варшаве: «лутче, чтоб Королевское Величество казаков Запорожских дал на службу Царскому Величеству, а он им жалованье своё давать хочет, как и прежние Государи за службы их давали» Паны не дали никакого ответа на то.[18]
 
            6 декабря 1638 года Брацлавский воевода писал к Краковскому кастеляну: «Много раз писал я к Вам, милостивый государь, прося, дабы вы изволили напомнить Его Королевскому Величеству, чтобы этим своевольникам (Малороссийским казакам) пресечь путь  к побегу в Москву и чтобы Его Королевское Величество потребовали от Царя выдачи всех изменников, которые бежали туда».[19] Чугуевские бумаги свидетели тому, что кровожадное домогательство польского магната не осталось без последствий. В конце мая 1639 года 6000 польского войска и сам коронный гетман Потоцкий стояли на границах, чтобы «Чугуев разорить, Гетмана и казаков убить». Война оставлена только тем, что царь указал Польше на недавно заключенный ею мир с Россиею. Но после того, ляхи, как видно по Чугуевским бумагам, обратились к другим мерам против Якова Остряницы. Сперва клеветали на него царю, что он готовит чёрную измену царю. Когда же не удалась и эта мера, подсылали лазутчиков, рассылали письма с ложными известиями о намерениях. Царя относительно поселившихся в Чугуеве черкасов, и с домогательством возбудить бунт против Остряницы и царя. К сожалению безрассудный Чугуевский воевода своими распоряжениями по Чугуеву возбудил ропот даже в русских, а после того трудно ли было лазутчикам смутить черкасов? Сотник Разсоха, которого имя ляхи ставили наравне с именем Остряницы, конечно не смотрел равнодушно на возвышение Остряницы в звание гетмана, когда он, Разсоха, не сделан был даже есаулом. И оскорблённый Разсоха стал действовать в Чугуеве за дело ляхов вместе с лазутчиками. Дело окончилось тем, что верный присяге и долгу признательности Остряница был убит, и черкасы удалились из Чугуева.
 
            г) Все ли Чугуевские черкасы оставили тогда землю Московского царя? Значительное число их в 1639 и 1640 годах перешли на Дон; многие другие, конечно, расселялись по привольным урочищам Украйны, так как около того времени видим черкасов в разных Украинских городах[20] видим черкасов на сторожевой службе в Белгороде и в Усерде в 1645 году. «В том остроге (Раздорном стоячем Остроге) с Усерда стоят головы, а с ними черкасы стоят по 15 человек, да по пушкарю, а переменяются понедельно». Разрядная роспись: «лета 7152 года ноября 20 дня по Государеву Цареву указу в Белгороде Белгородским Черкасам выдано жалованье на нынешний 152 (1643 – 1644) год по их окладам: Атаману 7 рублей, Эсаулу 6 рублей, рядовым по 5 рублей; всем на лицо, с порукою, что Государевы службы служити и Государевым жалованьем им на указных своих местах на вечное житьё строиться, и пашню пахать и хлеб сеять». В тех же двух местах видим Черкасов в Чугуевской переписке 1644 года и по той же переписке видим в 1643 году Валуйского Черкешенина (ниже, прим. 31); а 24 апреля 1645 года «прислал на Усерд с степи из похода Оскольских Черкасс». Не имеем права думать, чтобы все эти Черкассы были в числе товарищей Остряницы: но некоторые, по всей вероятности, были из его товарищей, так как видим по Чугуевской переписке, что не все разделяли мысли малодушных сообщников Разсохи).
 
б) Судьба Чугуевцев с 1641 года.
 
            На место удалившихся Черкасов скоро присланы были в Чугуев из разных мест России боярские дети, стрельцы, пушкари и казаки.[21]
 
По писцовой книге 1647 г. показано в Чугуеве:
 
Детей боярских…………………………………………………………………….120.
 
Казаков……………………………………………………………………………...300.
 
Стрельцов из Москвы и из других городов……………………………………....400.
 
Пушкарей…………………………………………………………………………...300.
 
Мастеровых…………………………………………………………………………    9.
 
      На лицо было тогда 689, прочие ожидались.
 
      Поселенцы Чугуева обыкновенно называются «Сведенцами», потому что они сведены, собраны были из разных мест России. Тут значились «каторжные на лицо и каторжные по государеву указу прибранные», т.е. назначенные, но ещё не прибывшие в Чугуев. Вскоре сюда стали являться из разных мест беглые крестьяне и люди, которым угрожала строгость суда местнаго и которые, как понятно, сказывались здесь людьми свободными, готовыми служить царю. Отселе в чугуевском архиве весьма много памятей. Отписок, челобитных о высылке из Чугуева беглых;-отыскать и выслать их было не легко. Видим даже жалобу чугуевцев к царю на то, что их будто бы напрасно тревожать и отрывають от службы царской розысками о беглецах.
 
     Жизнь чугуевцев до конца 17 столетия была самая тревожная. Вот царская грамата о том, как должны были вести себя чугуевцы даже во время занятий сенокосом и полевыми работами.
 
     «Писано от нас к тебе на Чугуев», так писал царь 5 июля 1645 г. «и велено Чугуевцам всякого чина людем сказать: которые у них сенные покосы на Крымской и Ногайской стороне от Чугуева не в ближних местах: и они б на те сенные покосы ездили собрався не малыми людьми и от Татар оберегались, чтоб их Татаров всех на дороге не побили и в полон не поймали; а были б все с пищалями и со всяким ружьём и около сенокосу сторожи и людей с ружьём держали б и были бы сенокосы не двое, половина б из них косила, а другая половина стояла для береженья от Татар с ружьём на готове, чтобы на них Татаре безвестно не пришли и не побили и в полон не поймали». Затем, подтверждая это распоряжение, Царь присовокупляет:»заказ учинить крепкий, что Чугуевцы для сенных покосов и в лес ездили, собрався не малыми людьми. А как учнут сено из стогов насывать и дрова сечь, они б в то время ставились около стогов и дров обозом, разделяся на двое, половина их называла б сено и дрова секли, а другая стояла для береженья от татар с ружьём на готове, также и сторожа в тех местах, откуда чають приход татарский, стояла б»[22].
 
      Грамата от 20 декабря 1646 г., извещая, что Крымский хан идёт войною на Россию, и царь высылает против него войска, предписывает воевод: «на Чугуев вычитывать в слух по многи дни с биричём велеть кликать, чтоб посадские люди и из слобод жён и детей своих и животины держали в городе, а сами в слободах жили лёгким делом, с большим опасением и пищали б у них и луки и рогатины и топоры были бы у всех, чтоб никаков человек без бою не был; а по вестем бежали б в народ».[23]
 
            Пересмотрим теперь ряд событий Чугуевских, татарских нападений, грабежей, битв, потерь и побед, по Чугуевским бумагам.
 
            О нападении татар на Чугуев в 1640 году известно только по грамоте от 12 октября 1641 года, которою боярскому сыну Артемону Кучину прибавлено жалованье «за Татарский бой, за убийство мужика 148 (1640) года».
 
            В 1641 году князь Горчаков доносил царю: «в нынешнем 150 году октября 16 (1641 году) в 1 часу ночи прибежал ко мне на Чугуев Чугуевский пушкарь Ивашка Дмитриев, а в расспросе мне сказал: ходил он, Ивашка, за реку Донец к Татарскому перевозу, от Чугуева версты с 3, того же, Государь, числа в 7 часу дня пришли на Таганку речку и за ним, Ивашкою, гонялись, и он, Ивашко, от них ушёл через Донец вплавь. А того ж, Государь, числа стояли на стороже от города версты в 2 Чугуевцы дети боярские Филипп Лелеков да Яков и тех детей боярских на стороже скрали, в полон взяли. А которые, Государь, Чугуевские жительские люди ездили для сена и дров на реку Таганку: и они, Государь, Татарове тех Чугуевских людей всех поймали. И я, холоп твой, послал Станичников разъезжать Татарские сакмы, и станичники сакму разъездили и в расспросе мне сказали: приходили те Татарове с верху речки Таганки, и были на Таганском перевозе и пошли опять тою сакмою; а по смете тех Татар на сакме человек с полтораста; а чаять, Государь, тех Татар от больших людей. А в поход мне за теми Татарами послать некого. Которые были Чугуевские служилые люди, дети боярские и казаки, и они разбежались. А кого, Государь, Чугуевских людей поймали Татарове, и тому я послал тебе, Государь, роспись под сею отпискою».
 
            Вследствие такого положения, воевода удержал в Чугуеве 300 стрельцов, с двумя сотниками, которых по Царской грамоте надлежало возвратить в Москву, и донёс о том Царю.[24]
 
            В 1642 году Горчаков писал к царю:
 
            «В нынешнем 150 (1642) году приходили под Чугуев с ногайской стороны из-за реки Донца Татары, человек 150 и больше. И под городом, Государь, с твоими Московскими стрельцами и со всякими Чугуевскими, служилыми и жилецкими людьми, был бой. И Божьею милостию и твоим Государским счастьем, Татар от города отбили, слободы жечь не дали и многих Татар побили и переранили; а Московских стрельцов взято в полон 3 человека. И Татарове пошли от Чугуева. И я послал за ними в поход».[25]
 
            Воевода Бестужев доносит царю: «В нынешнем, Государь, в 151 (1643) году июля в 13 день, в ранний обед, приходили Татарове в Чугуевский уезд с Ногайской стороны чрез реку Донец, от города верстах в 7-ми, человек со сто и на Таганской просеке Чугуевскую сторожу скрали и караульщиков 6 человек взяли и по речке Бабке на сенных покосах твоих, Государь, служивых и всяких людей в полон поймали и лошадей у многих людей отогнали. И я за теми татарами в поход посылал твоих служилых голову, сына боярского, Максима Марченка. И они тех татар догнали на речке Бабке и расшибли надвое, одни побежали по реке Донцу на Поковскую гору, и другие побежали вверх по речке Бабке. Которые бежали по Бабке, тех побили, иных многих убили и отбили 40 лошадей, взятых у Чугуевцов» Впрочем Татары поспешно перебрались чрез Донец и скрылись в степи.[26]
 
            Сему донесению, в столбце, предшествовало донесение о сражении с Татарами, происходившем прежде 13 июля того же 1643 года; но в столбце сохранился только список лиц, отличившихся в сражении, самого же донесения не достаёт, оторвано. По другим отпискам Чугуевского архива видим, что Татары входили в этом году в Россию двумя сильными массами; одна, в числе более 2500, около 25 апреля перебрались через Донец ниже реки Айдара,[27] а другая, июня 12 прошла Мурафским шляхом мимо Карпова сторожевого городка, в числе 5000,[28] та и другая, соединяясь между собою и с партиями Черкасов в Курском уезде, опустошали этот уезд,[29] и Камарицкую волость.[30] Набрав не одну тысячу пленников, одна колонна с пленниками пошла в Крым Калмиускою дорогою и перешла через Донец у реки Боровой,[31] другая, в числе более 2500, осталась в России на Мурафском шляху и, разделяясь на партии, производила там и здесь грабежи.[32] Эти то партии в июле и августе три раза подступали под Чугуев.
 
            В августе Чугуевский воевода писал: «Государю Царю и Великому Князю Михаилу Фёдоровичу всея России холоп твой Ивашко Бестужев челом бьёт В нынешнем, Государь, 151 (1643) году августа 5 дня в 4 часу дня с Ногайской стороны из-за реки Северного Донца приходили под Чугуев Татарове, человек с 500 и более. А пришли, Государь, Татарове под Чугуев лесами, ниже города версты с 3, засеку разметали и караульщиков на разрытом кургане скрали, казака Ивашку Ломакина убили, а товарищей его разогнали. А подвели, Государь, под Чугуев тех Татар Севрюки, которые были на своих промыслах, Чугуевские да Белгородские гулящие люди, Афонька Батов да Васька Хватов; а взяли де Татарове тех Севрюков от города вёрст за 40; да с ними же был Чугуевец Васька Шабыкин, и Ваську де убили за то, что он Татар под город под Чугуев не повёл. И на полях, Государь, Татарове твоих, Государевых, Чугуевских служилых и всяких людей в полон 87 человек поймали и стада конские и животинные отогнали. И к посаду и слободам приступали. И у тех, Государь, служилых и всяких людей с ними, Татары, у посаду бой был часу до седьмого. И Божиею милостию и твоим Государским счастием Чугуевские служилые люди Татар в слободы не пустили и слобод повоевать не дали, многих Татар побили и ранили. А как, Государь, те Татарове пошли от города прочь: и того же часу я, холоп твой, посылал за ними в поход поместного приказа подъячего Петра Васильева с Чугуевскими людьми.[33] И Божиею милостию и твоим Государским счастием Чугуевские люди и подъячий Пётр Васильев дошли Татар от Чугуева верстах в 20 на реке Донце под Салтовским городищем и Татар громили и многих побили и ранили и в реки потопили. А которые твои, Государевы, служилые люди переметалися за Татарами на Донец: и у тех людей за Донцом с Татарами был бой и Татар многих, угоняя по лесу, побили и ранили и Чугуевского, Государь, полону 34 человека и лошадей со 100, коров 300, да животины отбили. И твоих служилых людей на тех боях побили и ранили и у подъячего Петра Васильева коня убили, да под человеком его, под Артамоном, лошадь ранили. И Татарове, Государь с достальным полоном ушли в степь. А кого именем твоих служилых Чугуевских и всяких людей на полях поймали и кого у Татар отбили, и тем роспись. И кто именем с подъячим Петром Васильевым из Чугуевских людей в походе были и на боях убиты и ранены и бились явственно: и тем послужной список послан к тебе, Государь, на Москву».
 
            «И только Государь, впредь будут какие иные Татарские приходы: и мне, холопу твоему, опричь Бога, да тебе, Государь, надежды держать не какого: твоих служивых людей большая половина лежит в больницах; а у иных многих служивых людей, лошадей нет, но отняли Татары и Черкасы».
 
            Следует роспись пленникам, оставшихся у татар; другая – пленникам, пойманным на полях; третий список – пленникам, отнятым у татар.
 
            «От Царя и Великого Князя Михаила Феодоровича всея России на Чугуев Воеводе нашему, Денису Степановичу Ушакову, февраля в 9 день писал к нам из Брянска Князь Пётр Ромодановский: января 28 дня писал к нему в Брянск из Литовской стороны, Почепа, Подстароста Матвей Дубровский пришли в Литовскую сторону Татарове большим собранием и воюют в Украинных городах; а Нагайские Татарове пошли войною в наше Московское Государство большим же собранием. И как к тебе ся наша грамота придет: и ты б Чугуевским служивым и жилецким людям про Татарский приход сказал, чтоб они жили опасно и от Татарского прихода оберегались, чтоб их Татарове безвестно не побили и в полон не поймали. Писано на Москве лета 7152 (1644) февраля 10 дня».
 
            В конце мая в Чугуеве получено известие, что массы татар находятся не вдали от Полтавы и намерены идти  в Русь.[34]
 
            В июне и июле партии рыскали под Валуйками и Усердом.[35] Одна из них в 5 верстах от Чугуева, на селитренных варницах, 15 августа захватила в плен 16 человек Чугуевцов, бывших здесь на стороже.[36] Во второй половине августа 40 000 татар пришли в Русь Мурафским шляхом под Карповым городком,[37] и начали опустошать уезды Путивльский и Рыльский; Камарницкую волость; Пан Замойский с 4000 литовцев и Рыльский воевода с 4000 русских 1 сентября двинулись против татар.[38] Но 1 сентября татары уже вышли из Камарницкой волости в Курский уезд, и 16 были в 40 верстах от Курска.[39] Белгородский воевода 1 и 5 сентября предписывал Чугуевскому немедленно выслать Чугуевских  ратных людей в Белгород, где они должны соединиться с Яблоченскими, Короченскими и Белгородскими ратными людьми. Но 9 сентября татары были уже на возвратном пути на реке Селище и Белгородский голова успел только 15 сентября разбить партию татар и захватить из них 10 человек, от которых получены сведения о намерениях татар на счёт будущего.[40] К большему несчастию Чугуевцев и других Украинских поселенцев, тот самый Миргородский державец, Гульчевский, который так усердно работал над тем, чтобы взволновать товарищей Остряницы, высылал партию за партиею удалых Черкасов на берега Донца для грабежей.[41]
 
            В мае 1645 года тогда, как до 7000 татар кочевали меж Мерчиком и Мерлою, другие 7000 пошли в Русь Мурафским шляхом.[42]
 
            Юный Царь Алексей Михайлович, немедленно по возшествии на престоле, озаботился Украинскими городами. 27 июля 1645 года он писал к Чугуевскому Воеводе Денису Ушакову, что прибывшие в Валуйку «станичники и толмачи и кречетники и ястребенники, да с ними из Крыма Крымские гонцы» объявили Воеводе: по известиям Русских и Литовских пленников «нынешнего лета, осмотря июль, хотят идти на Русь войною два Мурзы и с ними Крымских и Ногайских Татар тысяч с три и больше»; потому предписывается принять все меры осторожности и давать известия в Москву.
 
            По Чугуевской переписке видим, что с июля и до половины ноября только мелкие партии татар являлись для грабежа в Усердском, Валуйском и Короченском уездах; от них узнано, что Крымский хан со всею ордою готовится идти на Русь.[43] Чугуевский воевода донёс царю о своих опасениях относительно Чугуевской крепости. И царь писал Ушакову в грамоте от 8 октября 1645 года «писал еси нам, что на Чугуев городовые и острожные стены починили и во многих местах вывалились и обломы по городу худы и вы их засыпали, а у острога таранов и обломов и бойниц и иных крепостей нет и в приход воинских людей к Чугуеву в городе и остроге служивым и жилецким людям быти в осаде страшно». Царь предписывает исправить все остальное тою же осенью, «до Татарского прихода».
 
            По Чугуевской переписке, в ноябре партия татар,[44] а по другим сведениям, в декабре 1645 года г. Татары подступили к Курску и потом страшно опустошили Курский и Рыльский уезды и Камаринскую волость. Царь предписывал всем Украинским воеводам немедленно поспешить против Татар; из Белгорода ходил Князь Хилков. После битвы в Рыльском уезде, татары пошли обратно в Крым, не тревожив Чугуева;[45] в августе 1646 года Татары были на Дону;[46] другие же партии их были под Вольным и в Белгородском Уезде.[47]
 
            Грамотой от 11 марта 1647 года царь извещал Чугуевского воеводу, что по известию 10 марта из Тамбова, «Томбовский казак Федотка Санин, да Шацкого уезду нашей дворцовой волости Канабеева крестьянин Симон Мещеряков», тогда как были для звериного промысла на реке Медведице кочуют Калмыки, многие люди, и у казачьего городка богатых взяли Афоньку Юрнекова, да Митьку Мещерякова, а к Черномурскому городку приступали», и имеют намерение идти на Украинные города. Потому царь предписывал принять меры осторожности.
 
            Грамотою от 4 мая 1647 года царь, вследствие того, что за Чугуевскими станичниками, тогда как ехали они от Цареборисова и у Савинского колодезя съехались с Белгородскими станичниками, апреля 4 «против Савинского перелаза гонялись человек 50 Татар до Изюмских вершин и, осадя их в Изюмской вершине, приступали к ним до вечера, а потом пошли в степь к Щенячьему Кургану», предписывает послать на Татарские перелазы сильные стражи.
 
            Когда крепость Чугуевская была укреплена возможно – лучшим образом, а по Украйне там и здесь населялись Черкассы: Татары уже не отваживались рыскать по-прежнему около Чугуева. Чугуевцам оставалось теперь на разных местах охранную и вестовую стражу, что однако доставалось им не легко,[48] с половины 1658 года они же в составе белгородского полка участвовали в Польской войне, почему, по заключении перемирия с Польшею, прислана была в Чугуев похвальная Царская грамота, от 22 февраля 1667 года, «Украинным людям, которые в черте и по черте и за чертою», в том числе и Чугуевцам, за долгую ратную службу и за претерпенное во время её разорение.
 
            Но вот настал бунт Брюховецкого, 1668 года. Во время волнения, поднятого Гетманом в начале восстания, Воевода Рагозин два раза посылал Чугуевцов на поиск к Змиёву.[49] Но потом Чугуевцы накрепко заперлись в городе. Чугуевский уезд сильно пострадал тогда; Чугуев три раза был осаждаем и с большими потерями для него.
 
            Первое нападение было в апреле месяце. Чугуевский воевода от 20 апреля доносил Белгородскому Воеводе:
 
            «В нынешнем 176 (1668) году марта 4, Полковник Ивашка Серко и Змиевские и Цареборисова города и Маяцкие и Валковские и на Торских озёрах Черкассы, забыв страх Божий и Евангельское целованье, великому Государю изменили. И в тех городах Воевод и приказных людей расстреляли и Великого Государя Русских людей вырубили и Великого Государя зелейную и свинцовую казну разграбили. И город Змиёв и Цареборисов и Валки огнём пожгли. И собрався тех городов изменники Черкасы, приходили под Чугуев город и в Чугуевском и Харьковском уезде села и деревни и хлеб выжгли и многих людей побили и в полон поймали и воевать пошли в Черкаские города к изменнику Ивашке Брюховецкому».[50]
 
            Другое нападение было в июне. «176 (1668) июня 17, приходили под Чугуев с Ногайской стороны к крепостям Татары и изменники Черкасы многие, которые воевали Харьковский и Салтовский уезды, и стада животинные отогнали. И пошли за реку Донец на Нагайскую сторону. И я ж того числа посылал за ними из Чугуева голову Стрелецкого и Казацкого. Он, голова, с Чугуевцами дошли в степь за реку Донец на речке Балыклее. И был у них бой с неприятельскими людьми. И на том бою взято полону и тот полон отбили, Сампсона Зорина убили до смерти, да убили сына боярского Акинфия Федосова, казака Ивашку, стрельца Федота Пупова, да ранили чугуевцев разных людей 6 человек. С того бою неприятельские люди побежали к Савинскому перелазу. И чугуевец сотенный голова Александр Марченко с чугуевцами тех  изменников черкас и татар дошли в степи против Савинского перелазу. И был у них бой большой. И милостию Божиею их, неприятельских людей, многих побили и стада животинные отбили и остаточный полон, который взят был в Харьковском и Салтовском уезде. А остаточные неприятельские люди побежали в степь к Изюмскому перелазу».
 
            От 25 июня воевода писал: «и я в Чугуеве с Чугуевцами сижу в осаде накрепко и город Чугуев и всякую городовую службу креплю и старый тайник вновь построил и колодязь вычистили, да у того ж старого тайника построили Чугуевцы новый другой тайник, дубовый и другой колодязь в тайнике учинён и в приход воинских людей воды будет много в тайниках; да около города почал строить вновь отводы и вылазы для обереганья».
 
            Третье нападение на Чугуев было в августе. «В нынешнем 176 (1668) году августа 21 приходили в город и в Чугуевский уезд воинские люди, Татарове и изменники Черкасы многие люди, от Мерефы чрез леса и чрез реку Уды на село Васищево. И многих Чугуевцов всяких чинов людей под городом на полях, на жнивах и в отъездах побили и в полон поймали и жён их и детей и стада конские и животинные все отогнали. И я того числа за теми Татарами и изменниками Черкасами с Чугуевцами ратными людьми ходил в поход и с теми Татарами и Черкасами был у меня бой и на том бою взяли языков 4 человека Татар. А в расспросе те языки сказали, что приходил де с ними в Чугуев Мустафа Мурза, а с ним, Мурзою, было 1000 Татар, а изменников Черкасов 2000 человек; а посылал де их, Татар и Черкасов, Петрушка Дорошенко, Наказной Чигиринский Гетман, с Ивашкою Дубягою, да с Полтавским Полковником Косткою Коблицким; а дожидают де они, Татарове, себе из Крыма двух Салтанов с ордою вскоре».[51]
 
            В конце 1672 года чугуевцам объявлено было готовиться к войне с турками. Весьма любопытна отписка Чугуевского воеводы к Курскому по сему предмету: в ней прописано, как царь Фёдо Алексеевич принял известие о поругании над святынею, какое учинено было турками в Каменце.
 
            Прописав известие Курского воеводы о получении царского указа относительно приготовления войск к войне, равно и самый указ, далее пишет: «и в нынешнем 181 (1672) году ноября 19 писал к нему, Великому Государю, из Киева окольничий Воевода Князь Григорий Афанасьевич Козловский с товарищами, что Турский Солтан, после взятия Каменца Подольского, святой иконы из церквей православных вынесли и клали в проезжих воротах и велели Каменца Подольского жителям христианам по тем святым иконам идти и всякое поругательство чинить. И ныне Государь, слыша о том нахождении Салтана Турского, изволил на оборону святой Церкве и Православных христиан и на избавленье идти своею Государевою особою против неприятеля своего, Турского Солтана. И для того своего Государского похода указал он и свои Государские дорожные обиходы и всякие запасы отпускать в Путивль нынешним зимним путём, не отлагая до иного времени; и мне, Господине, велено в Чугуев дворянам и детям боярским и копейщикам и рейтарам и драгунам и солдатам и всяких чинов служилым людям в приказной избе о службе и о Государском походе и о запасах Его, Государев, указ сказать всем вслух, как о том в твоей, Господине, отписке писано».[52]
 
            В августе 1673 года Чугуевский воевода Фёдор Соковнин доносил царю, что 11 августа 181 (1673) года татары приходили под Чугуев и угнали было стада чугуевские, но сотня Чугуевских казаков, стоявшая на страже, вместе с горожанами отбила стада в бою с татарами у реки Таганки, в 5 верстах от Чугуева; при этом убиты двое из чугуевцев и один взят в плен. В то же время татары «были под Печенежскою и Малиновскою слободами и в Змиевском уезде под селом Мохначами и под слободою Андреевыми Лозами. А идти мне за ними в поход, говорит воевода, за малолюдством не с кем, потому что великие люди, орда, многие люди с кошем». По другим бумагам видим, что досталось тогда Савинцам и Спеваковке и что Балаклейский полковник потерпел от татар поражение. За эти грабежи и опустошения в том же августе месяце щедро отплатил татарам Запорожский кошевой Иван Сирко, тот самый, которого Брюховецкий восстановил было против царя ложными известиями о передаче казаков ляхам.[53]
 
            От 1 августа 1678 года Царь писал в Чугуев Ивану Васильевичу Рыхтарову:
 
            «Августа 1 ведомо нам, Великому Государю, учинилось по отписке из Белгорода Думного нашего дворянина и Воеводы Ивана Петровича Лихарева, что июля 23 числа приходили из-за реки Донца с Нагайской степи под Чугуев воинские люди, Черкасы, и Татарове, и Калмыки, и человек с 1000. И были на посаде и на полях, Чугуевцов многих людей побили и в полон побрали и стада конские и животинные все без остатку отогнали. И как к тебе ся наша грамота придет: и ты б к нам, Великому Государю, писал подлинно о приходе тех воинских людей к Чугуеву, каких чинов и кто имены Чугуевцы, служилые и жилецкие люди побиты и ранены, у кого имяны, у Чугуевцев, сколько воинские люди взяли лошадей и иной скотины, и какое учинено разорение»?
 
            В Чугуевской переписке не видно донесения воеводы царю в ответ на его грамоту. Здесь, кроме известия о нападении татар на Савинцы, бывшем в июле, и о намерениях других партий идти под Чугуев, находим только следующую отписку в Белгород:
 
            «Нынешнего 186 (1678) года в 7-м часу дня пришли из-за Донца с Нагайской стороны под Чугуев воинские многие люди Татарове и на полях Чугуевцев многих людей побили и в полон поймали, и стада конские и животинные отогнали».[54]
 
            «187 (1679) июля 24 пришли из-за реки Донца, с Нагайской стороны, воинские люди Татарове, Черкесы и Калмыки, и перелезли реку Донец под посадом и, разломав надолбы, были под Чугуевский уезд, и Чугуевцов многих людей порубали и в полон поймали, и конские и животинные стада отогнали. И с теми воинскими людьми был бой, и на бою взяли Татарина и тот сказал: старшины у них Урус Мурза, Маабет Мурза, а с ними 30 мурз; Татар, Нагайцев и Черкес с 10 000 есть и Калмыков 20 человек, которые в прошлом 186 (1678) году с князем Каспулатом Муцаловичем Черкасским шли мимо Чугуева, и те Калмыки были у них вожжи. Из тех воинских людей меньшая половина пошла под Печенеги». По отпискам полковника Донца, июля 27 видели орду татар на Чугуевском поле, а другая орда идёт вслед за тою и что всех татар до 17000. Чугуевский воевода вслед за тем доносил в Белгород, что он не в состоянии теперь доставить сведений, кто и какое потерпел разорение от татар, так как многие из взятых татарами в плен, но отбитых полковником Донцом, ещё не возвратились в Чугуев, а иные от тяжёлых ран ещё лежат больными в Харькове и в Харьковском уезде.[55]
 
            Заметим, что чугуевцы в 1680 – 1681 годах годили с Черкассами строить Изюм и укрепления по Донцу,[56] в Азовский поход Голицына, 1687 года, были частию в полку Шеина, частию в полку Голицына,[57] в 1695 и 1698 годах во время Азовского похода бились на Коломаке,[58] а в 1699 году запирались в крепости от Татар.[59] Затем оставляем военные действия XVIII  столетия, где Чугуевский полк был в разных кровавых битвах.
 
            Скажем несколько слов о преимуществах, какими пользовались чугуевцы давних времён.
 
            По описи 1712 года «в Чугуев Великого Государя полковое знамя – тафта алая, писана красками по серебру, написано же в одну сторону В. М. Демитрий, в другую сторону В. М. Георгий». Жизнь Чугуевцев, при всех тревогах боевого быта, имела много приятного. Не даром же крепостные крестьяне десятками бежали в Чугуев.
 
            Ещё в 1641 году грамотою от 8 декабря царь Михаил Феодорович, вследствие просьбы Чугуевцев, дал им позволение вести торговлю с Литовскими городами и Литовцам приезжать для торговли в Чугуев. Грамотой от 29 сентября 1645 года снова подтверждено то же дозволение.
 
            Земля, отведенная чугуевцам, была богатая лесами, сенными покосами, хлебородная и в прекрасном климате. Участки земли разделены были по разрядам службы, а отличавшимся в боях деланы были прибавки земли. По общему правилу назначено:
 
            Земли разделены были на 3 поля и участки по десяткам размерены и обозначены межевыми столбами.[60] «Леса непашенные, говорит Писцовая книга 1647 года, звериные стойла и рыбные ловли в Донце, в реке Удах, Може и в иных реках и озёрах – всего города, всем вообще».
 
            По учреждении новых военных поселений, в Чугуеве живут лица только принадлежащие к Корпусу действующих войск и к поселениям.
 
Число прихожан.
 
При церквах
 
1730
 
1750
 
1770
 
1790
 
 
 
м.
 
ж.
 
м.
 
ж.
 
м.
 
ж.
 
м.
 
ж.
 
Преображенской, ныне Покровской Собор.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
5
 
Рождества Богородицы
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Рождества Христова
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Старо-Николаевской
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Николаевской Зачугуевской
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Успенской
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Подгорной
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
А всего
 
2120
 
2115
 
2271
 
2275
 
2512
 
2506
 
2620
 
2640
 
 
 
1810
 
1830
 
1850
 
м.
 
ж.
 
м.
 
ж.
 
м.
 
ж.
 
500
 
637
 
,,
 
,,
 
2516
 
1403
 
451
 
590
 
,,
 
,,
 
1470
 
1182
 
448
 
548
 
2128
 
2014
 
,,
 
,,
 
413
 
442
 
,,
 
,,
 
,,
 
,,
 
358
 
443
 
634
 
583
 
601
 
642
 
191
 
242
 
,,
 
,,
 
,,
 
,,
 
384
 
472
 
,,
 
,,
 
,,
 
,,
 
 
 
2745
 
3376
 
2762
 
2597
 
4587
 
3227
 
в) Калмыки.
 
            В давнее время,  в приходе подгорней Успенской и частию Рождествено-Богородицкой церкви, жили Калмыки – особенность, стоящая особого рассмотрения.
 
            Ещё в 1679 и 1680 годах с чугуевцев городовой службой собирался скот и хлеб с вином в жалованье Калмыцкой орде, бывшей на службе Государя по Белгороду.[61]
 
            По окончании Азовского похода, Пётр Великий указал бывшим в походе Калмыкам перейти на жительство в город Чугуев. Здесь указано было им, согласно с их желанием, особое место в пригородной слободе Осиновке, где и доселе одна улица называется Калмыцкою.
 
            В выписях Курских на дворовые и сенокосные места сказано, что в 1696 году Калмыки приняли в Чугуеве дворовые места. В 1699 году, по челобитью «новокрещённых Калмыков» Андрея Харпна, Василия Харламова, Гаврилы и Ивана Патрикеевых, отведены земли под Чугуевом близ дач, данных «Калмыцкому мурзе Алексею Кобину с товарищами». И в том же году они отправлены были временно на службу к Изюмскому полковнику.[62]
 
            По Чугуевской переписи 1710 года оказывается в Чугуеве «крещённых Калмыков» 47 семей, а по переписи 1712 года 50 семей и в них мужеска пола 119, женска 168 душ. Все они называются Христианскими именами: «Мурза Данило, Васильев сын, Бухарин 50 лет; у него жена Настасия, Максимова дочь, 40; дети: Иван 3, Василиса 2, сын Потап после переписи 1710 года умре. Да у него же, Данилы, поляк Иван Иванов 20, да мать Матрона 60». Несколько латышей и поляков и один швед, вероятно уведённые во время войны, показаны и в других семьях. Несколько начальников семей называются Хариными, Кобиными, один Батыр, другой Киргис; иные – Тума, Зеньгор, Чегодай.
 
            С 1715 года по 1735-й команда калмыков увеличивалась 150-ю семействами крещёнными и некрещеными. При водворении на участки земли оказалось возможным увеличить, и увеличено число калмыков чугуевских ещё 15-ю семействами.
 
            По табели генерал-фельдмаршала Миниха, после Турецкой войны в 1740 году, в двух калмыцких ротах состояло:
 
                        мурза                          1
 
                        ротмистр                   1
 
                        хорунжих                  2
 
                        есаулов                      2
 
                        капралов                    8
 
                        рядовых                  200
 
                                         ----------------- 
 
                                         И того 214 человек.
 
            В 1788 году учреждён новыё штат корпусу передовой стражи Екатеринославского пехотного полка, по которому полагалось в 8-ми Калмыцких сотнях:
 
                        сотников                   8
 
                        поручиков                 8
 
                        хорунжих                  6
 
                        урядников                 32
 
                        калмыков                  960
 
                                             -------------- 
 
                                            И того 1014 человек
 
            Нет сомнения, что некрещеные калмыки, поселившиеся в Чугуеве вместе с крещёнными, уже по одному подражанию единоплеменным, особенно же при лёгких побуждениях со стороны Чугуевского начальства, принимали крещение в Чугуеве. Доказательством этому служит указ канцелярии Сената в 19-й день июня 1716 года, последовавший в Воронежскую губернскую канцелярию, тайному советнику генерал-губернатору и кавалеру Апраксину: «пришедших от Аюки-Хана Калмыков Сермени Мергени с товарищами 21 человек, с жёнами и детьми, с Дону в Чугуев, здесь, по желанию их, в христианскую веру крестить и написать с тамошними новокрещёнными Калмыками в службу и жалованье им давать против тех же; для того, чтобы они не могли, крещение принять, паки к Аюк-Хану и на Кубань уйти» и прочее. Указом Сенатским, 14 января 1717 года, повелено: «также и на Дон пришедших 25 кибиток – мурзу с товарищами отослать для крещения и житья в Чугуев». Сенатским же указом 27 октября 1725 года повелено: «Калмыков, которые волею своею приезжают на Дон и о крещении в Христианскую Православную веру просить будут, тех принимать и, по крещении, на службу в Чугуев определять».
 
            Дабы заохотить и расположить это дикое племя к обращению в христианскую веру, предоставлялись им разные преимущества, как в гражданском, так и в военном званиях. Это ясно выражено в инструкции 1729 года из Белгородской губернской канцелярии. Капитану Стремоухову предписывалось: «Калмыкам никакого утеснения не чинить, да не будут принуждены бежать паки в калмыцкие улусы, веру греческого исповедания нарушить и жалованье им данное может пропасть». То же самое выражено в Высочайше утверждённом штате воинской команды калмыков и казаков в 1740 году, где в примечании, против них, относительно определения им жалованья, сказано: «Калмыкам, для придания к службе охоты и превращения к православной вере, прежнее (то есть жалованье) что ныне получают». К сожалению некрещенные калмыки не долго могли ужиться в Чугуеве. Статистика города Чугуева показывает, что в 1748 году «Калмыки, поселившиеся в городе Чугуеве и не воспринявшие Святого крещения, удалились в свои улусы». Дикому племени не понравился указ 1748 года, уравнивавший содержание калмыков в мирное и военное время с содержанием казаков, тогда как прежде того калмык получал жалованья в год 15 рублями больше, чем казак. Рассказы местные прибавляют к тому, что некрещеным калмыкам деланы были некоторые стеснения, в намерении склонить их к принятию христианства, и что эти стеснения также содействовали удалению их из Чугуева. Однако из этого самого, что вместе с некрещеными калмыками удалились, по местным же сведениям, и некоторые из крещённых, очевидно, что собственно оскорблённая указом 1748 года жадность к выгодам заставила дикарей уйти на степные кочевья. Оставшиеся в Чугуеве калмыки мало по малу роднились «с сведенцами» из разных городов русского царства, а чрез то сливались с русским племенем, теряя  калмыцкий тип свой. За 25 лет в Чугуеве было ещё 7-мь семей калмыцких; а ныне в 6-м округе, в Скрыпаеве и в иных местах, ещё можно видеть лица с чистым калмыцким типом.
 
[1] Обыкновенно говорили (на пр. «Топограф. опис. Харьков. Наместничества, М. 1788», стр. 139.
 
[2] Грамотою от 4 февраля 1644 года царь извещал Чугуевского Воеводу, что в Чугуев послано 20 000 рагулек железных.
 
[3] Смотри о Балаклее.
 
[4] Смотри примечания 9, 21, 48.
 
[5] Смотри статью о Скрыпаеве.
 
[6] Смотри о Змиевском Монастыре.
 
[7] В списках «Книги большого чертежа» видим то Кабаново, то Баново или же Кагаское городище. Но в Чугуевской Писцовой книге 1647 года два раза встречается Кабаново городище и много раз Кабанова поляна. Земля Соборному причту «за рекою Удами на Кабанове поляне… У реки Уд пониже городища». Земля Никольскому причту «за рекою за Удами на Кабанове поляне… У реки Уд выше Кабанова городища». Земля Александру Марченку с товарищами «на реке на Удах по обе стороны, на Кабанове поляне… На право земля приходских церквей… Поворотить к реке Удам на Курган, от Кургана к бору… к реке Удам через луку на Кабанову поляну». Земля Максиму Степанову на реке Удах выше Александра Марченка… «Межа с Кабановы поляны». «Земля Макару Беляеву за рекою Удами на Кабанове поляне, против Государева лугу, в низ к Донцу. Возле лесу».
 
[8] Роспись 1571 года местам, которые должен осматривать Рыльский Станичный Голова: «по Удам подле Угрима, да вниз по Удам через Павлово Селище к Донецкому городищу да к Хорошеву городищу через Хорошев колодезь, да к Усть Мжа, да Можь перелезти на Устье под Змиёвым Курганом, да в верх Ольшанкою, Можею, да Ольшанку перелезти против Гамольшенских ровней» и прочее.
 
[9] Книга большого чертежа: «Абашкин перевоз, от Гомольши версты с 3, с Крымской стороны на Русскую». В сентябре 1596 года Князь Андрей Волконский «послан на Северское городище Белгород строити». 
 
[10] Смотри об Изюме.
 
[11] Грамота о Салтове, смотри в статье о Салтове. Заметим здесь, что Чугуевские бумаги, частью помещённые здесь в точном виде, частью в сокращении и извлечении, хранянтся ныне не в Чугуеве, а в земском уездном суде.
 
[12] Воронежские Губернские Ведомости. 1850 г., № 6.
 
[13] По спискам 1644 года Станислав Гульчевский – начальник Миргорода.
 
[14] Копии челобитной не видно между бумагами.
 
[15] В Воронежских губернских ведомостях 1850 года №12 грамота царя Михаила Феодоровича от 30 июля 1625 года в Воронеж: "нет ли от Поляков крестьянским церквам нарушенья и на них, козаков, утесненья? И будет есть, как им от Поляков?».
 
[16] Лет. о  войнах Хмельницкого, стр. 5. История Руссов Конисского, М. 1846. стр. 55.
 
[17] Повесть о Малороссии, 1, 45.
 
[18] Дворцовые Разряды, 2. 923.
 
[19] У Маркевича, Т. 3. 48.
 
[20] У Беляева (о Сторожевой службе, М. 1846 год, стр. 50, 56.
 
[21] Грамотою от 10 февраля 1641 года дано было знать, что в Чугуев послано было на службу 300 стрельцов; а грамотою от 20 февраля объявлено, что эти стрельцы посланы на год, «до зимнего пути 150 (1642) года». Грамота 9 мая 1641 года говорила, что предписано выслать в Чугуев с денежным жалованьем боярских детей, станичников и казаков из Белгорода 35, из Курска 70, из Оскола 50. К ним то, конечно, относилось убеждение грамоты 9 мая 1641 года остаться навсегда в Чугуеве. В 1642 году князь Гагарин доносил: «а всего, Государь, на Чугуеве разных служилых и жилецких людей 408 человек, а ныне многие Чугуевские служилые стрельцы и казаки разбежались». По другой его отписке 1642 года видели мы, что убежали многие из 99 детей боярских, присланных на вечноё житьё из Мценска в 1641 году. Царскими грамотами от 21 июня и 2 июля 1641 года дано знать, что в Чугуев посылаются 3 боярских детей на вечное житьё с жалованием и велено отдать им дворы «изменников Черкасс»; а в другой грамате 1641 г. сказано, что посылаются из Мценска 100 чел.; распоряжение о них – прежнее и ещё прибавлено: «а которую рожь к нынешнему 149 г. сеяли изменники Черкассы, и ты бы ту рожь переписал и на десятинах роздал детям боярским, мценянам и всяким служивым людям». Отписка воеводы от Янв. 1642 г. говорить, что 99 Мценян, присланные в 1641 г., убежали и не отысканы. Царская грамата от 13 Января 1643 г., назначая денежное вспоможение для постройки домов Чугуевским служилым людям, предписывает составить точную опись: а) всем наличным людям; б) людям, выбывшим из Чугуева, с означением времени и причины; в) всем угодьям, полям, лугам и усадьбам. Далее: « а станичников к урочищам посылал бы еси с Благовещеньева дни или ранее, смотря по весне и по тамошнему времени, и держал бы станичников в станичной службе с весны во всё лето и до больших снегов, и берегли бы на крепко, чтоб Татарове и воры Черкассы к Чугуеву и к иным Украинным городам безвестно не пришли и людей не побили и в полон не поймали; а то бы еси станичникам сказал имянно, чтоб они в станице ездили и до урочище доезжали и сакмы Татарския переезжали и на Чугуев приезжали с прямыми выстьми, а не с ложными». Царская грамата от 12 Апреля 1650 г., извещая о высылке денежнаго жалованья 50 станичникам Чугуевским, предписывает им «служить по прежнему указу к Борисову, к Салтовскому городищу, Изюмскою сакмою, и к Валкам вверх по Студенку, до тех урочищь доезжати». Память от 18 Февраля 1656 г. предписывает Исааку Савичу Бунакову посылать из Чугуева в Змеёв не более 10 детей боярских, 10 казаков и 8 стрельцов, в Харьков 5 человек детей боярских.
 
[22] То же предписывалось в грамоте от 2 апреля 1649 года.
 
[23] То же самое царь предписывал Чугуевскому воеводе грамотой от 23 февраля 1659 года по случаю вторжения татар в Сумской уезд.
 
[24] Грамотой от 21 февраля 1649 года Царь прибавил жалованье Дементию Крыцину: «за Чугуевскую службу прошлых 149 (1641) и 151 (1643) годов за Татарские бои и за убитье мужика», даёт 50 четей земли сверх прежнего жалованья.
 
[25] Дворцовые Разряды, Т. 2, стр.673.
 
[26] Один из пленников, взятых в этом бою в 1658 году, писал: «в прошлом 151 (1643) году приходили в Чугуевский уезд на Бабку воинские люди Татарове, и в ту пору на той речке Бабке его, Гаврилу Байченко, взяли в полон и с тех де пор он живот свой мучил в полону 15 лет и вышел из полону». Царь грамотою потребовал его в Москву. Вероятно в это же время взяты были в плен Чугуевцы, боярские дети, Евстрат Белоусов и Никифор Фаустов, освободившиеся из плена в 1645 году, которым Царь грамотою от 20 мая 1645 года за полонное терпение и за раны назначил в придачу к прежним окладам по 50 четвертей, жене Белоусова 3 рубля и Фаустову 2 рубля и грамотою от 22 мая им же велел отпустить по четверти ржи и по четверти овса на посев
 
[27] «Апреля 26 (1643) года наехали они, Белгородский Станичный Голова с товарищами, за рекою Красною на Донских казаков Прокофья Басарченева да Алексея. И они сказали: перелезли Татарове через реку Донец с Крымской стороны на Нагайскую, промеж Ольгова Колодезя и реки Айдара; а сказал де им про Татар Чугуевский изменник Данилка писарь с товарищами, лежит де на перелазе под теми Татары и их громил; а сказывал, что по смете тех Татар с 2000; и он, Данилка, с теми Татарами погромя помирился и отдавал им борошен. Пошли те Татары вверх по реке Айдару».Другая отписка: «Валуйский Воевода Павел Леонтьев писал в Белгороде апреля 30 приехал в Валуйки из станицы от Святых гор Станичный Атаман: был де он в Святых горах апреля 27 и видел Донского казака Ивашку Голощанова; а тот Донской казак приехал в Святые горы с Дону из войска с Литовским Ясырем и сказывал: перелезли де реку Донец пониже Айдара Татар с 2500 и идут Татары войною в Русь».
 
[28] Белгородский Воевода Никифор Бабарыкин в Чугуев: «июня 12 прибежали сторожи из-за Мурафского шляху с реки Ворскла, с Карпова и сказали: того же числа прошли в Русь Мурафским шляхом мимо Карповой сторожи Татарове, многие люди, по смете с 5000 и больше».
 
[29] От 17 июня Курский Воевода писал в Белгород: «Июня 14 приходили в Курский уезд Татаре, с 3000 и больше, и повоевав Курский уезд пошли на Калмиуский шлях». Он же от 17 июня: «Июня 14 в Курском уезде в Ямскую слободу пришли Татарове многолюдьем    и почали воевать по Государевым Курским ратным людям, - учинился с теми Татарами бой». Отписка Яблоновского Воеводы от 28 июня: «пришли на Усерд из полону Татарского Курские полонники, боярские дети, Артемий Парамонов Сухачев и Артемий Осипов Сухачев: имели де их Татаре в Курском уезде и вели с собою недели две; а ушли они от них за Усердом на черной колитве и пришли на Усерд четвёртым днем; а то де видели, что с ними Черкасс большая половина с огненным боем; а переговаривают Черкассы, что тысяч их с десять с Черкассы, а полону ведут, у последнего по человеку, а у иных по два и по три. А как были Татаре на чёрноё колитве: от тех Татар и отобрались на отворот без полону, а с полоном пошли себе полками». У Беляева (О сторожевой службе, в Чтен. ист. общ. 1846. № 3, стр. 59) видим отписки Курского Воеводы 1643 года, по которым значится, что Татаре в том году с мая по 13 августа сделали 19 набегов на Курские места.
 
[30] Дворцовые Записки «того же (1643) года приходили Крымские многие люди и Украин много повоевали и Камаревскую волость» (между Путивлем и Орлом). См. Арцыбашева, Т. 3, стр. 82. пр. 505.
 
[31] От 2 июля Валуйский воевода писал в Чугуев: «прибежал в Валуйку полоненник от Татар Мартин и сказал: был он, Мартын, на зверином промысле с Валуйским Черкашенином, Стёпкою Яковлевым: июля 24 были они у реки Айдара, у берёзового колодезя и в то число взяли их в полон в том месте Татаре, а всех Татар было с 3000 и больше, и был он, Мартышка, у Татар в полону два дня, и как Татарове были у реки Боровой, он в ночи ушёл от них; Татары пошли с того места с Курским полоном к Донцу. А как был он в полону: сказывали ему Курские полонники, что на перед сего, идучи из Руси, от тех Татар отворотились Татар в Русь войною тысячи с две и больше».
 
[32] Смотри выше примечания 29 и 30. Белгородский Воевода писал Чугуевскому: «Июня 30 Валуйские Станичники видели вверх реки Бурлука и реки Хотомли стоят на станах Татаре в долу многие люди, лошадей ходит с 500 и больше».
 
                Он же: «Июня 11 прибежал с Мурафского шляху Станичный Голова: против устья Угрымского колодезя увидел он, идут Мурафским шляхом Татарове по обе стороны реки Уд».
 
[33] В отписке Белгородского Воеводы подъячий называется Петром Вакарцевым.
 
[34] По отписке Хотмыжского Воеводы от 24 мая 1644 года «писал из Литовского города Плотавы Урядник  к Станиславу Игульчевскому в Миргород: в Логу стоят Татарове большие люди и сметить было не мочно. – Орда стоит большая». Пойманный Татарин объявил, что «вышли из Крыму Татаре, вся Крымская орда, и им де идти в Русь».
 
[35] Отписка Воевод Валуйского  и Усердского в архиве Чугуевском.
 
[36] 15 октября 1644 года, Вольновский Воевода писал, что 14 числа «пришёл в Вольный полоненник Чугуевец, боярский сын Иван Савостин, который объявил о себе: взяли его, Ивана, в полон с товарищами 15 человек Ногайские люди 1 августа в 152 (1644) году на селитренной варнице, от Чугуева в 5 верстах, а он, Иван, с товарищами прислан был на варницы для обереганья от прихода воинских людей; а был у полону у Татар на кочевье 3 недели» и прочее.
 
[37] Отписка из Карповского от 19 августа «пришли Мурафским шляхом Татаре большим собранием, по смете до 40 000, и пришед против Карпова острогу полдневали; стояли многое время станами по степи, в шатрах и палатках, длиною возле Ворскла верст на 8, а шириною на 1½ версты. Татаре приходили к Карповскому острогу приступом и на реке Ворскле был бой большой с Татарами у Государевых ратных людей. И на том бою убили Татаре 3 человек да лошадь и многих Татар и под ними лошадей переранили Татары пошли в Русь Мурафскою Сакмою».
 
[38] От 5 сентября Рыльский Воевода Степан Пушкин писал, что Татары из Рыльского уезда пошли «в Камарницкую волость и на Свиную дорогу» и что он «1 сентября послал из Рыльска ратных людей в сход с Путивльским, Спевским и Литовским людем, а у Литовских людей пан Замойский и с ним 4000 идут с пушками и с ружьём; а Путивльских, Спевских и Рыльских ратных людей тоже 4000». Русские, сойдясь с Литовцами, пошли в Камарницкую волость. Белгородский Воевода, прописав эту отписку, предписывает о высылке Чугуевцев. Курский Воевода писал: «26 августа Татары перелезли реку Сем почали воевать Рыльский и Путивльский уезды, села и деревни жечь».
 
[39] Так писал Курский Воевода Иван Степанов в Белгород, а Белгородский, передавая это известие в Чугуев, предписывал выслать Чугуевцев в полк его.
 
[40] Отписка Яблоновского Воеводы от 10 сентября. В последней показания пленных Татар: «приходили в Московское Государство и воевали Рыльские и Путивльские места и Камарицкую волость из Крыму Крымские мурзы Котлоща Шрынов, да Ислам Мурза, Мурзин сын Ураков, да Адиль Мурза Шиживул и с теми большими Мурзами иные многие мурзы. А ходили они на войну с ведома Крымского царя. А с теми мурзами было Крымских воинских людей 40000. А отворотных от больших воинских людей в Руси нет. А вышед из Руси тем Татарам в степь, с реки Береки, перед зимою, выкормя лошадей, будут отворотные многие люди войною в Руси. Начальный человек у них Агаса, с ним Будуль Мурза, Карам Мурза, да Солтан Гильдей. А с реки Береки чрез реку Донец лезть им в посольском перевозе, а перелезши идти Изюмскою сакмою в Русь, которою ходили воевать Рыльские и Путивльские места и Камарицкую волость».
 
[41] Вольновский Воевода Никифор Леонтьев от 1 октября 1645 года писал в Хотмыжск: «Сентября 29 выехал на Государево Царево имя из Литовской стороны из города Плотавы Чекашенин Остафейко Фёдоров. И он сказал: сентября 20 пошёл из Миргорода Атаман Грицько Торский и с ним 500 человек, а дожидаться им Государевы казны, как будет посольская размена под Валуйкою и ему, Гришке, Государеву казну громить, которая казна отпущена будет в Крым с посольскою разменою. Он же, Остафейко, сказал: из Литовской стороны из Жигимонтова города (Миргорода) пошёл Черкашенин Абакумка и с ним 60 человек Литовских людей на реке Донец, а дождаться им громить Государевых людей, которые ходят на реку Донец с разных городов для рыбной ловли». Отселе объясняется, кто таковы Черкасы, бывшие вместе с Татарами в 1643 году (пр. 29). Валуйский воевода, отыскивая пропавших станичников своих, в июле 1644 года получил в Святогорском монастыре известие, что около Святых гор ходит Атаман Ивашка Безперстой с 70 человек Черкасов, чтобы грабить Царских и Крымских послов, и что кроме этой шайки тут же шатаются и другие шайки воров Черкасов. Белгородские станичники июля 22 напали на следы воров Черкасов на реке Нетриусе; а Валуйские вестовщики видели 28 июля до 20 Черкасов против «Борисова городища».
 
[42] Отписка из Вольного от 9 Мая – в статье о Бакировке.
 
[43] июня 13 татары грабили Усерд и уезд его, -  то же в августе; с августа по конец октября мелкие партии являлись то там, то здесь в Валуйском и Короченском уездах.
 
                Ноября 11 пойманный Валуйским головою Татарин, сказал: «пошёл он с Крымскими и Азовскими людьми, тому назад 4 недели; при них Крымский Царь всей Крымской Орде и Нагайцам велел готовиться и кормить коней, хочет идти большим собранием в Московское Государство».
 
[44] Смотри о Валках.
 
[45] Арцыбашев, Т. 3, ч. 2, стр. 8788. «И как Воеводы сошлися вместе и с Татарами у них бой был в Рыльском уезде на Городенке и с того боя  Татаровя опять из Руси пошли в Крым Бокаевым шляхом, которым и приходили, а воеводы пошли по своим местам». Это было в январе 1646 года. – Дворцовые Разряды, Т. 3, 22 – 27.
 
[46] Арцыбашев, Т. 3, 91.
 
[47] Смотри о Вольном.
 
[48] Г. Исааку Савичу Андрей Хилков: «В нынешнем 166 (1658) году апреля 9 писал я к тебе, чтоб ты по Государеву указу Чугуевцев служилых людей послал в Цареборисов город 150 человек, и апреля 23 били челом в Белгороде Чугуевцы дети Боярские и Станичники и Стрельцы и казаки и пушкари всем городом: служат де они всякие Государевы службы зиму и лето и в новых городах, в Цареборисове городе и в Змиёве и в Харькове и в Валках бывают беспрестанно третий год переменяясь; да они ж в Чугуеве стоят в сотнях по 50 человек и на отхожих сторожах, на Татарских перелазах, на реке Донце, на Салтове городище, да на Гумницком по 35 человек, да они ж стоят в разных городах на вестях, и Станичники ездят из Чугуева в проезжих Станицах до Цареборисова города и до Тору. И они от тех служб в конец погибают. И государь бы пожаловал их, не велел их в Цареборисов город посылать». Воевода предписывает послать 50 человек. Смотри примечание 21.
 
                Грамотой от 21 августа 1652 года царь, извещая Чугуевского воеводу, что татары 14 августа, «роскопав усманский земляной вал, приходили к городу Усмани и Усманцов многих людей в полон поймали и стада конские и животных отогнали», по чему предписывает «в Чугуеве жить с великим береженьем, не оплошно, у всяких крепостей и на сторожах служилых людей держать по прежнему указу и у крепостей служилых людей сам бы дозирал и дозорщиков посылал добрых» и прочее. В грамоте от 13 сентября 1652 года, предписывая то же и по тому же случаю, говорит, что татары, раскопав вал приходили «на Усманские городские поля, людей побили и в полон поймали» и прочее. В грамоте от 15 сентября предписывается по тому же случаю «людей на пашню не отпускать».
 
[49] Смотри о Змиёве и Печенегах.
 
[50] Об этом нападении и разорении писали также Чугуевцы в своей челобитной, которою просили освободить их от поставки лошадей. «Собрався приходили под Чугуев город и в Чугуевский уезд войною на сёла, хлеб огнём пожгли и лошадей и всякую животину отогнали и 70 лошадей взять не с кого».
 
[51] В 1688 году чугуевец городовой службы Федот Сибиркин, в просьбе об увольнении его, писал: «служит он лет 40, в 177 (1669) посылан был в Чугуевский поход, в том походе изранен по голове в 7 местах, да плечо перерублено, да рука пробита из лука насквозь и ныне служить ему невмочь». По этой просьбе у чугуевцев было дело с татарами или в сентябре 1668 года или в 1669 году.
 
[52] О поругании турков над святынею христианскою, в Каменце, красноречиво говорит «Лепопись о войнах Хмельницкого», стр. 59. Здесь больше подробностей: мёртвые выброшены были из гробов и свезены за город; образа вынесены из церквей и костёлов и ими мощены были улицы, где надлежало ехать Султану; храмы обращены были в мечети; кресты с церквей сломаны; христиане все должны были оставить город. О решении царя относительно войны с турками, окружная грамота 18 апреля 1673 года, в Собр. Гос. Грам. Ч. 4, стр. 284 – 286. Султана ожидали в Киеве
 
[53] Летопись о войнах Хмельницкого, стр. 60. Собр. Госуд. Грам. Ч. 4, стр. 487.
 
[54] Смотри о Савинцах. «187 (1679) в Чугуеве на Съезжем дворе били челом солдаты Лукьян Иванов Меденев да Герасим Семёнов Бунаков: в прошлом де 186 (1678) году отцов и братьев их Татары побили, а жён их и детей в полон поймали». Тогда же солдат Алексей Тонкой: «у него жену и детей Татарове побили и в полон побрали и дом его разорили».
 
[55] «Летопись о войнах Хмельницкого» (стр. 69) и Арцыбышев, («Повеств. о России», Т. 3, стр. 180 -182) показывают, что знаменитая осада Чигирина происходила с 1 июля до половины августа.
 
[56] Смотри предписание Генерала Косагова в статье об Изюме. Здесь заметим только, что Чугуевские копейщики, рейтары и солдаты, которые отправлены были в команду Генерала Косагова, являются, по Чугуевской переписке, в 1676 году. В декабре сего года Князь Ромодановский к Воеводе Осипу Яковлевичу писал между прочим: «Того ж (декабря 14) числа, по указу Великого Государя, посланы из Белгорода в Чугуев солдатского строю Генерал-майора Францова Вульфа полку Подполковник Лоренц Бакостен и копейного и рейторского и солдатского строю начальные люди разных полков, а велено им Чугуевцов копейщиков и рейторов и солдат по тем вестям собрать тот час и, до указу Великого Государя, стоять в Чугуеве».
 
[57] Царская грамота от 19 февраля 1687 года.
 
[58] Отписка Неплюева с реки Коломака от 26 июня 1698 года с известием о переходе 8000 Татар чрез Самарь. Ригельман, Т. 3, стр. 20. Арцыбыщев, Т. 3, стр. 355 – 364.
 
[59] Князю Якову Феодоровичу Анисим Астафьев, 207 (1699) года, по отпискам черкаских полковников, «Хан Крымский во многом собраньи имеет приходить для войны и разоренья под Государевы украинные города и слободы, нынешним зимним скорым временем, и для осады и походов в Чугуеве ручных гранат и ядер нет». 22 января 1699 года г. князь Долгорукий отвечал, что в Чугуев послано 400 ядер ручных нарядных. В начале марта получено было известие, что Хан идёт в Россию с 30 000. (Смотри статью о Перекопе, Водолаге и ниже примечание 62).
 
[60] Дубовые эти столбы были так высоки и толсты, что в Украйне поныне, когда хотят сказать об особенном высоком росте человека, говорят: Чугуевская верста.
 
[61] «Ивану Ивановичу Пётр Хованский. Нынешнего 188 (1680) года мая 18 писал ты в Белгород: в прошлом 187 (1679) году, по отписке Князя Каспулата Муцаловича Черкаского с Калмыкии, взято с Чугуевцев городовой службой со всяких чинов на корм Калмыцких тайшей с Калмыкии не против Государева указу 130 яловиц, 400 баранов, да хлебных запасов – пшена и круп 29 четей, сухарей 8 четей, печёного 283 хлеба, да с кружечного двора дано 50 вёдр вина, 9 вёдр мёда. И будет ныне Князь Каспулат Муцалович Черкаский пойдёт на Чугуев и о калмыцких кормах, о яловицах и о баранах учнёт к тебе писать и велит с Чугуевцев яловиц и баранов взять против дачи прошлого 187 (1679) года, и тебе тех яловиц и баранов и хлебных запасов взять не с кого, потому что Чугуевцы жилецкие люди от воинских людей разорены. И тебе, по указу Великого Государя, на корм ему, Князю Каспулату Муцаловичу, с Калмыкии, велеть яловиц и баранов с Чугуевцев городовой службой, со всяких чинов взять против прошлого 187 (1679) года 14 яловиц да 30 баранов без всякого мотчанья». Жалованная грамота Князю Каспулату Муцаловичу за его службы 186 (1678)  и 187 (1679) годах в Собр. Госуд. Грам. Ч. 4, стр. 369. Смотри «Синопсис» Гизеля.
 
[62] «Князю Якову Фёдоровичу Афанасий Астафьев. По отписке твоей марта 207 (1699) года велено послать Чугуевских Калмыков, да Донских Орешковских казаков, разобрав, сколько человек пригоже, в Изюм к Изюмскому Полковнику Фёдору Шилову и Чугуевских новокрещённых Калмык мурзу Алексея Кобина с товарищами всех да Донских Орешковских казаков, выбрав 32 человека, отправил я марта 7». В ответ на отписку Князя, от 9 марта, он же пишет, что «умеющих переводить с Татарского языка в Чугуеве нет, - Калмыки, которые умеют Татарский язык, высланы в Изюм».