Публикуемая ниже статья из разряда тех, которые не могут быть доказаны фактическими материалами, летописными источниками. Однако автор затронул давно наболевшую тему, безусловно этот материал еще только начало, мы же безусловно находим весьма важным, чтобы к дискуссии присоединились и другие авторы. Подчеркнем лишь, что наша точка зрения не совпадает с точкой зрения автора публикуемой статьи. Так мы считаем, что половецкий город Шарукань это нынешний г. Змиев, а не г. Харьков.

И.Д. Головашев (Харьков).

К начальной истории Харькова. Топонимические поиски и находки.

Ученые-историки и краеведы уже много лет задаются вопросом, что было на месте нынешнего Харькова до начала 50-х гг. XVII века, и откуда пришло к нам это название города.

Огромный интерес к прошлому нашего края вызвали множество статей самого различного содержания. Одни исследователи в названии «Харьков» видят славянские корни, другие же, несколько усложняя ситуацию, выискивают этому слову «родство» в древних тюркских языках. Хотя многие верят еще и в народные сказания и легенды, которые, как ни странно, проникают иногда и в письменные источники.

Самой распространенной и весьма живучей оказалась легенда о казаке Харько, который якобы основал наш город и назвал его своим именем. Правда, некоторые авторы к этой легенде относятся с явным недоверием. Так, например, украинский топонимист Н.Т. Янко в изданном им «Словаре» поначалу пишет так: «За легендою назва Харків походить від імені першого поселенця Х. (Харкова), козака Харитона, якого ще називали Харком. Вважають, що хутір, заснованний Харком, находився на низовинній, болотистій місцевості, недалеко від впадіння р. Харків у р. Лопань. Переселенці вели бесперервну боротьбу з татарами, що нападали й руйнували хутори Слобідської України. В одному з боїв загинув і Харко – потонув у Сіверському Дінці» И завершает Н. Т. Янко свое сообщение такими словами: «Проте ця легенда не переконлива» [1].

С последним, конечно, нельзя не согласиться в том плане, что это народное сказание даже само по себе сложено неубедительно, поскольку задолго до прибытия в наши края заднепрянских казаков здесь уже существовали Харьковское городище, река Харьков.

Не менее важен и тот факт, что в истории Украины было реальное событие, связанное с именем Харько (пришедшее из других мест). Об этом рассказывает в своем автобиографическом очерке известный историк и этнограф Н.И. Костомаров.

Путешествуя по земле Украины, он, в частности, писал: «…проехали через местечко Жаботин, где до сих пор показывают хату сотника Харька, убитого поляками перед началом восстания малоруссов, известного в истории под названием Колиивщины, или Уманской резни» [2].

Но интересно то, что Колиивщина, как утверждают историки, имела место намного позднее, т.е. в 1768 году. Не совпадает «наша харьковская» легенда с реальными событиями и в географическом отношении: селение Жаботин, как известно, находится на Правобережье Днепра, т. е. на территории Черкасской области.

Ситуация, как видно, получается двойственная: с одной стороны, реальная личность, с другой стороны, легенда с тем же именем. Загадка? Возможно, и нет. Все могло происходить не случайно. Вероятно, заднепрянское имя Харька перекочевало в наши края вместе с очередной партией переселенцев, которые здесь, уже на новом месте, и «реанимировали» имя своего героя Харька. Поскольку в Черкасской земле Харько был сотником.

В топонимике подобные явления встречаются очень часто. Народ придумывает свою собственную этимологию названия поселения, стараясь увязать его с исторической личностью, например, с именем прославленного героя, воеводы, князя, и как часто бывает – царя. Все это оценивается как самые обычные топонимистические мифы, персонифицирующие непонятное название.

Известна, например, легенда о том, как однажды Петр I плыл по реке и уронил в воду подзорную трубу. Искали-искали, да так и не нашли «скло» в реке. Вот тогда-то и выкрикнул царь громким гласом: «Вор скла!». С тех пор и стала, мол, называться эта река Ворскла. Хотя мы знаем, что река Ворскла носила это имя более чем за 500 лет до рождения Петра.

Из сообщений топонимиста В.А. Никонова известно, что «фантастическую гипотезу» к разгадке происхождения названия Харьков выдвигал однажды и академик Н.Я. Марр. Он утверждал, что «Харьков» «не что иное как этноним хазар» [3]. Другими словами: Харьков, по его мнению, происходит от названия народа хазары. Все здесь бездоказательно, а поэтому ошибочно: элемент «хар-» и «хаз-» не имеют между собой ничего общего. В этих частях слов мы видим совершенно разные корни, а главное – отсутствие причины в такой номинации.

Историк конца XIX века Н.Я. Аристов для нашего города сделал интересные открытия. О них мы будем говорить несколько ниже. Но в отношении названия «Харьков», надо полагать, высказал мнение, подлежащее серьезному пересмотру. Так, например, топоним «Харьков» он скрещивал с топонимом «Шарукань».

Все это было вызвано самыми благими намерениями, т.е. стремлением автора Аристова подчеркнуть весьма важный момент – указать, что Шарукань стоял на месте нынешнего Харькова. По этому поводу он пишет: «Если не на Донце находился г. Шарукань, то он был на месте нынешнего Харькова (Харконь, Гаркань, Шаркань), который переиначен малороссийскими казаками на свой лад и неверно произведен от казака Харько» [4].

Другое и несколько отличающееся  «переиначивание» мы, к сожалению, видим и в работе харьковских ученых Д.И. Багалея и Д.П. Миллера. Они также утверждали, что Харько – не более как мифический герой. Хотя, в то же время «обожествляли» другую личность – Ивана Каркача, считая его основателем Харькова. По их мнению здесь произошло отождествление имени Каркача с именем Харько. Авторы «Истории…» утверждают: «К при смягчении могло перейти в Х и Каркач мог превратиться, таким образом, в Харкача…» [5].

Хотя главное не в этом. Дело здесь в том, что полученный в результате «конструирования» топоним (?) «Харкач» еще не означает «Харьков», т.е. топоним (!), образованный по всем правилам топонимики (более подробно ниже).

В поисках начальной истории Харькова немалая работа проводится  и силами историков и краеведов уже нашего времени. Эта работа направлена в основном на разгадку происхождения его названия, точнее, одноименного названия реки.

Общетопографический же фактор остается как-то в стороне; не оценивается, к примеру, сложный рельеф Харьковского городища в целом, а следовательно, и исторического поселения.

Следует также сказать, что во многих работах не уделяется должного внимания такой весьма нужной отрасли знаний, как топонимика. Ведь любой топоним, относящийся к самому, казалось бы, незначительному географическому объекту, может содержать в себе столько информации, сколько можно обнаружить ее в той или иной археологической находке.

Трудность в разгадке топонима «Харьков», как видно, привела к тому, что на страницах наших изданий появляется множество самых разноречивых статей. Некоторые исследователи до сих пор верят в легенду о казаке Харько. Вспоминают и небылицу об Иване Каркаче («Харкаче»), или прибегают к самым что ни на есть крайним мерам. В поисках «истины» топоним «Харьков» произвольно расчленяют на части и, как уже говорилось, отыскивают ему «родство» в словарях тюркских языков.

Естественно, в такой пестроте идей, а главное, при отсутствии внимания к данной проблеме со стороны научных кругов, ценные предложения как-то забываются или вовсе теряются.

Все это у некоторых ученых вызывает крайнюю озабоченность.

Так, более двадцати лет назад доцент Харьковского государственного института культуры Н.Т. Дьяченко, исследуя происхождение названия речки Харьков, заметил несогласованность многих авторов в подходе к данному вопросу, и в статье «Легенди і дійсність. Про походження назви міста» также писал: «Як бачимо, єдиного погляду на питання про походження назви річки Харків немає» [5]. А далее, т.е. в конце названной статьи автор высказывал и свои пожелания, заключающиеся в том, чтобы каким-то образом объединить усилия языковедов города и специалистов в области топонимики для «розв’язання цьго питання».

Там же, в статье «Легенди і дійсність…», в форме краткого обзора автор приводит несколько гипотез самого разноречивого содержания. Например, ссылаясь на историка Н.Я. Аристова, Н.Т. Дьяченко рассказывает, что когда-то на месте Харькова была половецкая столица (?). Она, мол, и дала название нашей речке Харьков. Хотя ниже по тексту говорится, что эта речка со временем обрела и славянскую форму названия – Харькова («згодом у слов’ян вона стала зватись Харкова»).

Далее автор сообщает о том, что бытуют мнения о хазарском происхождении названия речки Харьков.

В завершающей же части вышеназванной статьи мы знакомимся с самой интересной гипотезой, исходящей от неизвестного автора (Н.Т. Дьяченко на первоисточник не ссылается), где также речь идет о происхождении названия реки Харьков, хотя в несколько ином плане рассмотрения. Приводим дословно: «Є твердження й про те, що вона походить від праслов’янських коренів «хар» – сніг, лід і «ков» – вузьке русло, берег річки» [6].

Более чем очевидно, названная статья Н. Дьяченко ничуть не устарела, хотя и была опубликована два десятка лет назад. Те же проблемы актуальны и на сегодняшний день: начальная история нашего города до сих пор не определена. И, очевидно, причина здесь в том, что его историческую сущность почти все харьковские исследователи продолжают отыскивать «в реке».

Так, например, в содержательной статье «Український фенікс/Заснування Харкова», и в частности в разделе «Древний Шарукань?!» харьковский ученый А. Ярещенко на суд читателя представил идею, заключающуюся в том, что топоним «Харьков», или точнее гидроним «Харькова» тоже состоит из двух частей, причем даже не славянского, а тюркского происхождения.

В элементе «хар» («хара», «кара») автор усматривает значение «земля», «суша». Второй же элемент «кобе» («коба»), по его мнению, соответствует значению «слід тимчасового потоку». А уже затем исследователь делает такой вывод: «Таким чином, «харакобе» - складний давньотюркський гідронім, який, можливо, дослівно означав «мілководна, пересихаюча річка» або «пересихаючий тимчасовий потік» [7].

Все высказывания сами по себе интересны тем, что в них заложен огромный труд поисковика, «переворошившего тонны словесной руды». Хотя трудно себе представить, чтобы у нас под Харьковом была «пересыхающая речка», или речка с «узким руслом». Еще труднее вообразить, чтобы такая «узкоруслая» речка дала название такому крупному городу, как Харьков!

А что касается конкретных элементов «коба», «кобы» или «ков», то они больше всего подходят к регионам с гористым ландшафтом – там их место.

Специалист в области тюркской топонимики Э.М. Мурзаев замечает, что термины кобы, кобе, кобу могут означать «горную долину, сухое русло, овраг, песчаный массив (в северной части Джунгарской равнины), пещеру» и др. Термин «кобы» может участвовать в образовании различных топонимов: «Кобыстан (район в Азербайджане), долина Кобу в Казахстане, пещера Кызыл-Коба в Крымских горах и т.д.» [8].

Как видно попытка определить историю происхождения названия города Харькова путем деления топонима на отдельные элементы успехом не увенчалась.

Было бы целесообразнее изучать данный вопрос в историко-географическом контексте.

Дело здесь в том, что тюркские народности (половцы и хазары) пришли в наши края после славян. А именно тогда, когда здесь уже сформировалось восточнославянское племя северян, они же и были создателями всех наших географических названий. 

«Харьков»: что же все-таки появилось раньше – название города или река? Большинство авторов считают, что название города Харьков произошло от одноименного названия реки (Харьков). Такое мнение в корне ошибочно, посекольку гидроним, как правило, обладает немного меньшей информативностью, чем ойноним *.

* Ойноним – собственное имя любого поселения.

Эти ошибки, к сожалению, повторяются уже более ста лет. Хотя если обратить внимание на структуру рассматриваемого здесь топонима (Харьков), ошибок можно было бы избежать.

Речь идет здесь о наличие в названии Харьков топонимическиго форманта «-ов» **, указывающего на то, что это имя свойственно существительному мужского рода со значением «чей»!

** Топонимический формант – служебный компонент в составе топонима.

Отбросив этот массово повторяющийся элемент (формант «-ов») мы, таким образом, устанавливаем и апеллятив топонима, т.е. исходное (нарицательное) имя существительное. Например, в географическое название Сурков вошло нарицательное слово «сурок», а название поселка Зуйков основано на слове «зуек». Аналогичное топообразование произошло и с названием Харьков, где апелятивом послужил зоологический термин «хорек».

Уже замечено, что каждое географическое название как бы тяготеет к своему ряду, т. е. к сближению с аналогичными (по форме) именами, чему нужно уделять самое серьезное внимание.

Так, известный топонимист В.А. Никонов в этой связи указывал, что «произвольно вырванный, изолированный топоним можно «объяснить» как угодно, надежно же только объяснение, рассматривающее топоним в его ряду, - никогда ни одно название не возникало вне ряда, само по себе» [3].

Высказанное положение В. А. Никонова раскрывает широкие возможности для систематизации наших названий, т.е. помогает поставить в один ряд не только ойноним Хорьков, но и произведенный от него гидроним Харьковка и Харькова.

Хотя главной целью данного сообщения является несколько иное: установить первичность названий, т. е. определить, что же было раньше названо – город Харьков или река с этим именем. Правда, такая попытка уже имела место (в прошлом).

Так, авторы Д.И. Багалей и Д.П. Миллер в своей «Истории города Харькова за 250 лет его существования» констатируют, что писатель Г.Ф. Квитка, не признавая казака Харько «основателем» Харькова, утверждал, что город Харьков был назван по реке Харьков, цитируем: «Переселенцы из нескольких семей дали название городу по реке, от которой недалеко … они поселились. Речка эта вытекла из России, из Белгородской провинции, и наименование ее чисто русское, не свойственное малороссийскому наречию» [5].

Трудно, конечно, понять, откуда у писателя Квитки возникло такое утверждение. Если говорить о «Белгородской провинции», то наша горемычная речка только берет там свое начало.  В истоке никто никогда не называл (!), да и сам Г.Ф. Квитка говорит совсем другое. Таким образом, одно противоречит другому.

И далее. Почему Харьков (Харьк-ов) – наименование «чисто русское»? А как же в таком случае понимать одинаковой формы топоним Львов, или Краков?

Интересно проследить и дальше, как раньше понимали сущность данного вопроса. Г.Ф. Квитка, продолжая отстаивать, что город Харьков получил свое название от реки Харьков, апеллирует к авторитетным в то время городам: «К тому же и полковые города Сумы, Ахтырка также получили свое название от речек, при которых поселились первые здешние жители».

Фраза на первый взгляд, кажется, безупречной. Хотя все здесь необоснованно и запутанно. Почему бы не сказать наоборот, к примеру так: «Да к тому же города Сумы и Ахтырка поделились своими именами с речками, на которых они расположились». В действительности так и было! Такого мнения придерживается и украинский топонимист Н. Т. Яцко [1].

Немало удивляет тот факт, что многие исследователи обосновывают свои доводы так, что первобытные люди, как правило, «селились у воды». Это известно, конечно, каждому школьнику. Хотя здесь необходимо учитывать и другие жизненно важные процессы.

Действительно, люди издревле селились на берегах рек и озер, в т. ч. и небольших. Но это не говорит о том, что они называли свое поселение прежде, чем назвать реку. Дело в том, что большинство сел и городов раньше называли по именам первопоселенцев или владельцев определенных участков земли или участков небольших рек.

Такое было непреложное правило в не ландшафтной номинации (назывании) географических объектов.

Несколько иначе обстоит дело с названием крупных рек, которые в давние времена представляли собой пути сообщения. В этих случаях возникала необходимость в их названиях ( как в самых надежных ориентирах). Хотя, правда,  называть их могли не только местные жители, но и обитатели других регионов (ср. «Путь из варяг в греки»). Однако, со временем росла и сеть крупных поселений. Вот тут-то роль гидронимов стала падать. Ориентирами становились названия крупных городов.

Что касается мелких речек, то они, как правило, получали имена от городов.

В соответствии с разработанной схемой происхождения названий небольших рек или ручьев, образованных от имен городов, можно легко определять по их формальным признакам.

Сохраняя, как правило, основу названия крупного поселения, они обретают свою «собственную» форму, характеризующуюся наличием так называемых «топонимистических формантов»: «-ка», «-овка», «-ва», «-а», «-ок», «-ец», «-чик», «-ица».

Данное положение можно проиллюстрировать на конкретных примерах: город Полтава – река Полтавка; город Сумы – река Сумка; город Изюм – река Изюмец; город Балаклея – река Балаклейка; город Путивль – речка Путивлька. А город Золочев, будучи расположенным на реке Уды, дал имя маленькой речке Золочевка. Аналогичную картину мы видим и в топообразовании реки Грайворонка, берущей свое начало у села Лютовка Золочевского района и впадающей в реку Ворскла. При слиянии двух этих рек укромно разместился город Грайворон, от названия которого и произошло название реки (Грайворонка). Таким же образом появилось и название речки Корсунка – от имени города Корсунь-Шевченковский (до 1944 года – город Корсунь), хотя и расположен он на более крупной реке Рось.

В этот же ряд, как более чем очевидно, вписывается и наша речка Харьковка. Название это (Харьковка) не выдумано, оно фигурирует в документах за 1686 год.

Что же получается в итоге? Как видно, все вышеперечисленные города располагаются на сравнительно крупных реках: Ворскла, Псел, Северский Донец, Сейм, Уды, Рось, Лопань, которые свои названия не изменили (не повлияли они и на имена городов). Но города дали названия речкам как менее значимым объектам.

Диминутивные (уменьшительные) формы топонимов, мы встречаем и в тех краях, когда крупные города при тех или иных обстоятельствах делятся своими именами с мелкими поселениями. Например, при вынужденной миграции населения, при отселении отдельных групп на вольные земли и др.

Богатые примеры, иллюстрирующие данное положение, можно найти на  географических картах. Так, село Полтавка, расположенное на территории Омской области, получило свое имя от названия города Полтава, а село Киевка (Карагандинская область, в Казахстане), вне всякого сомнения, произошло от топонима (в данном случае – от ойнонима) Киев  [9].

На географических картах мы также находим такие названия, как Тамбовка (Амурская область), Саратовка, Белгородка - все они произошли от соответствующих названий городов.

Аналогичную картину происхождения названий мы видим и в именах небольших рек, точнее притоков.

Например, речка Ворсклица получила свое название от реки Ворскла, река Донец (Северский, Малый и др.) – от названия реки Дон, а речка Орелька – от реки Лрель. Подобные признаки топообразований (образований гидронимов) мы видим и в такой паре: река Ока – речка Очка.

Итак, мы рассмотрели три параллельных ряда образования топонимов по одному и тому же принципу уменьшения – от более значимого к менее значимому объекту:

1. происхождение названий относительно небольших рек от названий крупных поселений (чаще всего городов);
2. происхождение названий небольших сел (выселок) также от крупных городов;
3. происхождение названий небольших рек (притоков или верховий) от названий более крупных рек.

Другие формы топообразований в данном сообщении, рассмотрению не подлежат (существуют, например, бесформантные типы названий).

У читателя может возникнуть вопрос: а почему название реки Харьковка или Харькова до сих пор не внедрилось в нашу жизнь? Ответить на этот вопрос так же затруднительно, как и трудно понять, почему долгие годы свою реку мы называли Северный Донец, вместо Северский Донец? Хотя и раньше было известно, что эта речка никогда не протекала по северной части Руси [1].

Что касается названия этой реки, то неплохо об этом сказал Н.Т. Янко – оно происходит «від східнослов’янського племені сіверян, що жили у верхній течії річки» [1].

И, только благодаря настоятельным требованиям специалистов эта грубая ошибка была исправлена (спустя многие десятилетия), а речка получила свое исконное название – Северский Донец.

Когда же впервые появились производные названия Харьковка и Харькова? Речка Харьковка по историческим документам, как уже говорилось, известна под 1686 годом.

Об этом рассказывает харьковский историк Д.И. Багалей в своем труде «Материалы для истории колонизации и быта степной окраины Московского государства (Харьковской и отчасти Курской и Воронежской губ.) в XVI - XVIII ст., собр. в разных архивах и ред. Д. И. Багалеем». В разделе «Смотренная книга городов Ахтырского полка 1686 г.» говорится: «Золочев на реке Удое от села Рясное в 5 или 6-та в. да под тем же городом речка Золочевка: впала де та речка в реку Удой, а от того де города до Харькова 17 в. Харьков на речке на Лопани де под тем же городом с другой стороны речка Харьковка и впала де та речка в реку Лопань» [10].

Факт существования такой документальной записи для нас имеет огромнейшее значение! Она в какой-то мере указывает на более правильную форму названия нашей реки в прошлом.

Важно также сообщить, что исторические документы указывают на более древнее название реки (нынешней реки Харьков). Ранее она называлась Харькова (Харьков-а) или Харьковка.

Эту информацию мы находим в «Книге Большому Чертежу» – источнике, на который ссылаются многие исследователи.

А что представляет собой «Книга Большому Чертежу»? Как известно, «Книга Большому Чертежу»  была издана в 1627 году. Хотя готовилась она значительно раньше – еще при царе Иване Грозном. Так, например, авторы «Энциклопедии» Брокгауз и Ефрон указывают: «Татищев утверждал, что царь Иоанн IV Васильевич в 1552 году велел чертеж государства сделать, и его мнение приняли Ходаковский и Спасский. Карамзин полагал, что «Книга Большому Чертежу», в настоящем виде, составлена при Федоре Ивановиче, а Лерберт указывал точнее на 1599 г.» [11]. Но продолжим.

Ранее эта «Книга…» называлась «Объяснительный текст к несохранившейся до нашего времени генеральной карты Московского государства» [11].

Известно также, что это пособие несколько раз переиздавалось и уточнялось. Очень часто допускались ошибки по части расположения одного объекта к другому. Для нас важно, что в этой «Книге…» зафиксирован тот факт, что в прежние времена наша река носила правильное название – река Харькова.

Как название «речка Харьковка» (Харьков-ка), так и предшествующий вариант «р. Харкова» (Харков-а) строго соответствует грамматическому ряду имени существительного река со значением «чья, какая» [3].

Этого, пожалуй, достаточно, чтобы понять: название Харьковка или название Харькова получилось от предшественника (от имени «Харьков»).

Следовательно, в самом начале был назван город Харьков, а уже затем и река.

Установление этой истины дает нам возможность подойти вплотную к изучению начальной истории нашего города, включая все топографические его особенности.

В изложенном ниже материале затрагивается вопрос славянского происхождения исторического названия Шарукань, а также упоминаемых рядом с ним городов Сугров и Балин.

Как нам известно, исторической наукой до настоящего времени данному вопросу уделялось очень мало внимания, и тем более в Харькове. Негусто у нас и с публикациями в местных изданиях достижений топонимистических исследований, крайне необходимых для познания начальной истории Харькова и его округи, включая географические объекты смежных областей Украины и России.

Правда, отдельные авторы сообщений, приближенно касающихся данной темы, как-то пытаются черпать сведения из трудов крупных авторитетов прошлых лет. Одним словом, многие наши исследователи традиционно питают уважение к ним. И это вполне закономерно: без знаний прошлого трудно постичь настоящее - так гласит народная мудрость. Хотя следует заметить, что все эти заимствования делаются без всякого критического подхода, без учета тех фактов, что в прошлом, например, в XIX веке такая отрасль знаний, как топонимика была еще в зачаточном состоянии, и вплоть до первой четверти XX века относили ее к языкознанию, т.е. не придавали ей самостоятельного значения.

Все это в известной мере как-то влияет на правильное понимание сложившейся для истории Харькова проблемы (дальше расшифровки слов и отдельных слогов мы так и не продвинулись, о чем было сказано в предыдущем разделе).

Так, например, город Шарукань как географический объект, ученые прошлых лет считали предшественником города Харькова. Но в то же время это название («Шарукань») необоснованно относили к половецкому. Подобная двойственность или противоречие позволяет высказать следующее возражение: во-первых, половцы (куманы) городов или крепостей никогда не возводили; не занимали они и такие сложные в топографическом отношении объекты, как Харьковское городище. И, во-вторых, имя «Шарукань» вовсе не является половецким.

Так, например, топонимист А. И. Попов в одной из своих работ указывал на то, что «имя «Шарукань» не имело чисто куманское происхождение, так как половецкие имена на Ш- не начинаются» [12].

Хотя следовало бы сказать, что на протяжении ста лет до этого высказывания, среди историков постоянно укоренялось мнение совершенно иного характера. И надо заметить, оно усугубилось после публикации историко-географического очерка Н.Я. Аристова «О земле половецкой» (1877).

Ниже мы, конечно, убедимся, что автор Н.Я. Аристов для истории нашего города сделал поистине огромное открытие. Но проблема топонимики или топонимии Харьковской земли так и осталась не решенной. Н.Я. Аристов делает уверенное предположение, что рассматриваемый здесь город носил однажды «название Шарукана по имени хана Шарука» [4].

С этим мнением вряд ли можно согласиться. Здесь могла сложиться обратная ситуация. Допустим, у половцев был хан Шарукан, Шарук и т. п. Но это могло произойти по аналогии с имевшей место в русской ономастике. Например, Александр Ярославович, князь новгородский, был назван именем Невский, а Дмитрий Иванович, князь московский – Донским (по топониму Дон). Хотя аналогичные примеры образования русских имен (фамильных) встречались и в более позднее времена (Донец, Волгин, Чернигов, Москвин, Донцов, Житомирский и др.). Но где же все-таки находился древний город Шарукань? В вышеназванном очерке «О земле половецкой» Н.Я. Аристов как раз и дает правильный ответ на данный вопрос: город Шарукань располагался не на самом Донце, а «в недалеком от него расстоянии» [4]. Далее автор, усмотрев, что в летописи допущены неточности, делает весьма важный вывод: «В одной летописи сказано неопределенно: поидоша к Шаруканю, но с Донца ли ушли войска или двинулись вдоль по берегу, неизвестно; только в Воскресенском списке означено прямо, что Мономах и князья «поидоша с Донови ко граду Шаруканю».

И в заключение историк Н.Я. Аристов делает прямое утверждение: «Если не на Донце находился г. Шарукань, то он был на месте нынешнего Харькова…» [4].

Далее, пожалуй, все ясно, Н.Я. Аристов дал ответ на сугубо наболевший вопрос: куда подевался летописный Шарукань и откуда вдруг появился Харьков – город со всеми его топографическими особенностями, т.е. город, расположенный на огромном мысе, защищенном почти непроходимыми для конницы степняков пойменными реками и прилегающим к нему лесному массиву.

Естественно, такую огромную площадь могла освоить только группа поселенцев. Под хутора наши предки такие места не занимали…

О том, что Шарукань являлся предшественником Харькова указывал и писатель исторического романа «Чингиз-хан» В.Г. Ян. Вот несколько строк из этого замечательного произведения: «Джебэ и Субудай со своими отрядами пробыли недолго в главном городе Кипчаков Шарукане» [13].

Там же писатель поясняет: «По мнению некоторых ученых, город кипчаков Шарукань был на месте нынешнего Харькова».

Нам, конечно, интересно, почему не стало такого крупного города «кипчаков». На этот вопрос В.Г. Ян дает такой ответ: «С приходом монголов заморские купцы, боясь войны, перестали торговать со степью». Город Шарукань, разграбленный и сожженный, опустел, а монгольские войска ушли к Лукоморью».

Жестоко, конечно, обошлись монголы с шаруканцами. Но такова была суровая действительность. Как известно, ни один древнерусский город не сдавался татаро-монголам без боя. Но ни одного города, оказавшего сопротивление, не пощадила орда. Больше всего страдали сильно укрепленные города. Их степняки называли «злыми градами». И покоряли они эти города, как говорится, всей степью: не считаясь с гибелью сотен тысяч своих же собратьев.

Любознательный читатель очень часто задает вопрос: почему тот или иной город (древний, конечно) остался не охваченный летописанием? Более правильно будет, если за ответом обратимся к авторитетному историку и этнографу Н. М. Костомарову (1817-1885), который историческую географию нашего края видел так: «Судьба народа в этих отделах Южной Руси ускользает из истории, ибо летописи гораздо более заняты Киевом, а по отношению к другим областям говорят только о князьях» [2]. Это очень интересно.

Давайте представим. Если бы Новгород-Северский князь Игорь не побывал в городе Донце (ныне Донецкое городище у пос. Карачевка), мы никогда бы не узнали о его существовании. В таком же положении предстает перед нами город Шарукань. Его известность напрямую связана с князем, в данном случае с Владимиром Мономахом, который ранней весной 1111 года зашел в этот город, оказавшийся таким же гостеприимным, как и город Донец, - такие свидетельства мы находим в летописях.

Интересно остановиться на истории похода русских князей на половцев в 1111 году, где упоминается город Шарукань. Здесь подчеркивается два слова. Дело в том, что многие историки или ученые часто употребляют выражение «Шаруканский поход Владимира Мономаха». Следует заметить, подобные выражения, сказанные для красного словца, не приносят никакой пользы - Владимир Мономах не водил свои войска на шаруканцев! Это нужно четко представлять.

Итак, поход русских князей был запланирован на раннюю весну с известной целью: погромить степняков до начала полевых работ. Собрав войско приблизительно в 30 тысяч человек, Мономах с князьями выступил из Переяславля во второе воскресение великого поста 25 февраля. По мнению Н.Я. Аристова, начальная часть пути, описанная в летописи, припадает на территорию нынешней Полтавской области, а уже затем – Харьковской. Согласно летописи, первым ориентиром на пути русских войск была река Сула, затем река Хорол, к которой они подошли в воскресение 5 марта. Там же и в тот же день они побросали сани. Возможно, в это время начиналось таяние снега. Далее – река Псел. А уже затем и река Голта (ныне река Голтва). Здесь, как говорит летописец, «подождали воинов». В среду 8 марта русские войска достигли реки Ворсклы.

Трудно себе представить, как можно было продвигаться вперед по весеннему бездорожью! Транспортных средств для необходимой в пути поклажи у войска Мономаха фактически не оставалось. Необходимо ведь было везти не только корм для лошадей и продовольствие для воинов, но все необходимые средства переправы через небольшие реки…

Н.Я. Аристов точно указал расстояние от Переяславля до реки Ворсклы. Оно составляло 264 версты. Этот путь русские войска прошли «в 10 дней, делая с остановками круглым счетом верст 26 в сутки» [4].

Далее идут весьма важные моменты описываемого здесь события – подход русских войск к Шаруканю. Так, например, «Повесть временных лет» гласит, что при переходе участка от реки Ворсклы  и до Донца (летописного Дона) войско Владимира Мономаха перешло много рек. Приводим дословно: «А оттуда прошли через много рек, и прищли к Дону во вторник шестой недели посту» [14]. А это значит – 21 марта.

Историк Н.Я. Аристов, пересмотрев летописи, в корне остался не согласен с этими сроками и внес следующую поправку: «В Ипатьевской летописи, действительно, отмечено, что они пришли к Дону на 6-й неделе, но это неверно; в некоторых летописях означено точнее, что дело было во вторник 5-й недели, т. е. 14 марта, а следовательно, они достигли от Ворсклы до Донца (от 8 до 14) не в 14, а в 7 дней (от Полтавы до Харькова считается 132 версты)» [4].

В достоверности доводов Н.Я. Аристова сомневаться не приходится. Все верно, и мы продолжим с ним путешествие дальше – к Дону и ко граду Шарукань. В продолжении его труда мы читаем следующие рассуждения: «Войско от Ворсклы до Донца, на расстоянии примерно 150 верст, прошло к Донцу в пять или в шесть дней, что согласно с прежним его движением. Изрядив полки, князья пошли 14 марта во вторник к городу Шаруканю и взяли его в воскресение 19 марта…» [4].

Хотя здесь крайне необходимо подчеркнуть одну особенность. Русские войска, как уже выше говорилось, Шарукань вовсе не «брали» – город сдался сам. Точнее, гостеприимные шаруканцы открыли врата крепости и мирно вышли навстречу русскому войску. Вот как описано это событие в «Повести временных лет»: «И оделись в броню, и построили полки, и пошли к городу Шаруканю. И князь Владимир, едучи перед войском, приказал попам петь тропари и кондаки креста честного, и канон святой богородицы. И поехали они к городу, с наступлением вечера, и в воскресенье вышли горожане из города к князьям русским с поклоном, и вынесли рыбы и вино. И переспали там ночь» [14].

Картина на первый взгляд казалось бы впечатляет. Но все здесь происходило закономерно: 1) Шарукань вовсе не половецкий город; 2) Шарукань – крупное древнерусское поселение, располагавшее всеми средствами, чтобы разместить, обогреть и накормить 30-тысячное войско русичей. Не исключено, конечно, что часть воинов разместилась на ночлег и в городе Донце, служившему в те времена фортпостом Шаруканя, который, в свою очередь, был городом со статусом самостоятельного правления.

Вернемся, однако, к вопросу, как же или, точнее, каким путем двигались русские войска от реки Ворсклы к Донцу (Северскому), который раньше называли Доном, а уже затем и к городу Шарукань.

Если русские войска переходили реку Голтву, то. стало быть, реку Ворсклу они форсировали не ниже села Опошня Полтавской области, т. е. выше устья реки Мерла. А далее, взяв направление на восток, шли вдоль правого  ее берега, или, соответственно, вдоль левого берега реки Ворсклы, где в то время была дорога. Как известно, на этой дороге в 1171 году проходил северский князь Игорь на выручку переяславских князей, попавших в беду от нашествия на их землю половцев. Под этим годом впервые упоминается в летописи и город Полтава. Князь Игорь наголову разбил войска хана Кобяка и хана Кончака, грабившие города Серебрянный и Баруч.

Не будет, пожалуй, повторением, если напомнить, что современную реку Донец (Северский) во времена Мономаха называли Доном. Кроме того, в географическое понятие «Дон» вкладывался тогда смысл направление в целом. Отсюда появились и выражения «пойти на Дон», «возвращаться с Дона».

Исходя из имеющихся фактов, можно составить схему дальнейшего движения войск князя Владимира Мономаха к Дону (от реки Ворскла). Этот путь, как видно, пролегал севернее Шаруканя (нынешнего Харькова), что было оправдано самой целью похода. Дело здесь в том, что Владимир Мономах имел намерение застать половцев на их зимовищах. А таковыми могли быть места по побережью Донца, например, в районе Верхнего и Старого Салтова, где была одна из значимых в этих местах переправ.

Как историк Н.Я. Аристов, так и некоторые ученые наши современники указывают на два разных варианта направления движения войск Владимира Мономаха к Дону (Донцу): южный – в сторону Змиева и северный – в направление Салтова. Хотя предпочтение отдается все-таки северному, поскольку в летописи сказано, что русские войска и после Ворсклы прошли («проидоша») много рек.

Первой рекой на этом пути могло быть верховье реки Мерла, которую русичи перешли в том месте, где в настоящее время находится село Заброды. Далее на их пути могла быть речка Рогозянка, а уже затем – река Уды, которую перебрели русичи в месте расположения села Домник. Переправу через реку Лопань русские войска осуществили где-то в районе поселка Слатино.

Далее путь войска русичей мог проходить рядом с селением Большие Проходы. Затем – переправа через реку Харьков, которая в то время, естественно, такого названия не имела. Следующими древними поселениями на пути движения войск могли быть нынешние Липцы и Веселая. Не исключено, что войско Владимира Мономаха сделало здесь большой привал перед подходом «к Донови», т. е. к Северскому Донцу. На этом же пути, как видно, русские войска перешли еще одну речку с древнерусским названием «Муром». А далее прямой путь к Салтову – к местам, где жили когда-то аланы и праболгары, оставившие свой след в памятниках археологии.

Места эти для нашей истории весьма загадочны. На протяжении веков они чем-то привлекали к себе многие племена и народы.

Об этом историческом уголке не так давно в газете «Время» рассказывал автор А. Голуб, который о «Салтовских древностях» многое узнал у руководителя раскопок А.В. Крыганова. Здесь мы видим, что древние крепости в районе Верхнего Салтова даже в XVI-XVII вв. «использовались казачьим военным отрядом для охраны юга России от набегов татар и турок из Крыма» [15].

Во времена Владимира Мономаха половцы также могли останавливаться на зимовища в этих пределах, используя эти места как крупные топографические ориентиры.

Русские князья, возможно, знали все и на это рассчитывали. Хотя, как мы видим, этот расчет из-за ранней весны (1111 года) вовсе не оправдался. Степняки, используя каждый погожий день, ушли дальше на юг, где можно было добывать подножный корм для лошадей уже на весенних проталинах. И Владимиру Мономаху ничего не оставалось, как принять решение идти на перехват кочевников, направляясь вначале «ко граду Шаруканю», т.е. нынешнему городу Харькову. Половцы от Салтова двинулись вдоль берега Северского Донца на юг, делая огромный крюк, проходя ориентировочно мимо таких поселений (современных, конечно), как Молодовая, Печенеги, Кочеток, Чугуев, Эсхар и Змиев, где, возможно, находился и летописный город Сугров, сожженный русичами, очевидно, за его непокорность.

Предварительный анализ показывает, что полки Владимира Мономаха путь от Старого Салтова («с Донови») до Шаруканя (Харькова) преодолели за один день. И вечером того же дня они подошли к переправе, где ныне располагается Горбатый мост.

Недалеко от этой переправы, возможно, был один из нескольких взвозов на Шаруканское городище. Этот взвоз мог представлять собой потерну, т. е. глубокую врезку в крутой склон правого берега реки, или, соответственно, восточной линии крепости. Потерны, как поясняют археологи, предназначались преимущественно для внезапного выезда из крепости (возможно, даже конницы). Потерны – это своеобразные ворота для вылазок в виде походных погребов. Стенки потерны и полотно проезжей части тщательно облицовывались квадратными в сечении бревнами. Ворота потерны накрепко запирались и были пристреляны с находящихся вблизи сторожевых башен.

Очертания (следы) одной из потерн, предположительно, можно видеть на месте нынешнего переулка Театральный. Она врезалась в северо-восточный угол Шаруканского городища.

Западный же взвоз на древнее Городище (со стороны реки Лопань), или точнее – северо-западная его потерна, вписывается в переулок Классический, который соединяет ул. Клочковскую с ул. Рымарской. Ныне располагается здесь книжный рынок, «зовемый» «Книжная балка».

Название, конечно, интересное. Трудно даже сказать, что здесь богаче признаками: микротопоним («Книжная балка») или сам топографический объект, представший перед нами в первозданном виде через несколько столетий.

Вы побывайте на этих местах – никогда не пожалеете! Всего несколько десятков метров нужно пройти со стороны улицы Клочковской, направляясь к улице Рымарской. И если идти по правой стороне этого древнего взвоза, то в самом его конце (у дома №9 по ул. Рымарской) вас «встретит» ровная площадка Шаруканского городища, которое волей судьбы сменило свое название на Харьковское…

В самом начале данного раздела, как помнит читатель, мы начали разговор о славянской принадлежности известных по русским летописям названий Балин, Сугров и Шарукань. Да, действительно, все три топонима имеют древнерусские корни. Они образованы по всем правилам общеславянской топонимики.

В основе названия Балин лежит нарицательное слово (апеллятив) «балий» или «балья», произошедшее от древнерусского глагола «балить», т.е. «шутить». Известный славист и специалист в области топонимики Макс Фасмер этому слову дает такую этимологию: «старославянское слово балий означает «врач», которое сравнивают с баять с исходным значением «заклинатель» [16].

Топоним Сугров также имеет славянские корни. В его основу легло нарицательное существительное «сугор», что в современном русском языке означает «холм», «гора», «пригорок» [17].

Что же означает слово-название Шарукань? Вначале давайте поверим известному топонимисту А. И. Попову (1899-1973), который однажды заявил, что Шарукань не половецкое имя. Тогда чье же?

Некоторые исследователи обнаружили слова «шаркань» в словацком и венгерском языках со значением «змей» [18]. Хотя просматривается здесь и совершенно иная картина. Дело в том, что слово «шаркан» бытует и в украинском языке со смысловым значением «великий вітер, буря» [19]. Происхождение этого слова самое обычное – оно находит связь с восточнославянским глаголом «шаркати» [20], т. е. «производить шорох трением» [21].

Приведенные здесь аргументы крайне необходимы и, по-видимому, достаточны для завершения темы и поставленной автором цели – раскрыть славянскую сущность происхождения исторических названий Шарукань, Сугров и Балин.

Если произвести реконструкцию этих названий, то в конечном итоге мы получаем самые обычные термины древнерусского языка: в топониме Шарукань просматривается шаркан (сильный ветер, буря); в названии Сугров мы видим термин сугр (холм, пригорок, взлобок), а название Балин содержит в себе нарицательное имя существительное балья (врач, заклинатель).

В чем же выражается операция реконструирования слов-названий? Если речь идет о названии поселения, то топонимисты этот вопрос решают предельно просто. Поначалу отделяют от его основной части формант (служебный компонент) и получают, таким образом, первичное имя собственное. Например, от названия города Осокин и хутора Воронов после отсоединения форманта «-ин» и, соответственно, форманта «-ов» мы получаем «готовые» личные имена собственные Осока и Ворон. Эти имена мы, конечно, называем «погаными» или, точнее, языческими, хотя с большим уважением относимся к фамилиям от них произошедшим (например, гражданин Осокин или господин Воронов).

Весьма важно подчеркнуть, что имя собственное поселения почти всегда является вторичным, т. е. оно образовывается зачастую от личного имени собственного.

Следующим этапом является соотнесение полученного личного имени собственного к языковой принадлежности, что, безусловно, иллюстрирующих примеров не требует.

В данной работе мы рассмотрим три формантных топообразования в соответствии с затронутой темой. Это такие, можно сказать, продуктивные форманты, как –ов, -ин, -ь (мягкий знак или формант –йот). Они содержаться в уже известных нам топонимах Сугров (Сугор+ов), Балин (Балия+ин), Шарукань (Шаркан+ь). Все эти форманты как бы помогают ответить на вопрос: чей город? Ответ может быть так же прост: Сугров – значит город Сугра; Балин – город Балии; Шарукань – город Шаркана. Попутно заметим, что такая конструкция именования, как Шаркан-Шаркань имела место в далеком прошлом, возможно, до принятия христианства на Руси.

Формант «-ь» (мягкий знак) в языкознании называют йотированным суффиксом принадлежности. Этот суффикс наше славянское языкознание забыло бы давным давно, если бы на наше древней земле не остались жить топонимические реликты, в число которых можно отнести и наш Шарукань.

Еще в 60-е годы прошлого века, изучая топонимы в полосе Чернигово-Северских земель и прилегающих к ним других областей, автор данного сообщения обнаружил, что топонимы, содержащие йотированный суффикс принадлежности до сих пор еще сохраняются на наших географических картах. О них несколько слов мы скажем ниже.

Весьма добросовестно относятся к данному вопросу ученые-топонимисты.

Так, например, В.А. Никонов, приводя примеры этимологии названия древнего города Владимир (на реке Клязьме), четко раскрывает всю сложность системы этой номинации. Приводим его объяснения дословно: «Владимир – г., обл. ц. На р. Клязьма. Основан в начале XII в. как крепость. Назван именем основавшего его князя (по-видимому, Владимира Мономаха). Первоначально название имело форму прилагательного с йотированным суффиксом принадлежности, смягчавшим последний согласный звук – Владимирь (т. е. чей); позже, когда  этот суффикс в языке отмер, концевое р отвердело по аналогии с личным именем» [3] - все это мы читаем в его «Кратком топонимическом словаре».

В словарной статье этого же пособия (на «Ярославль») В.А. Никонов несколько расширяет иллюстрацию данной теории. Дело здесь в том, что в имени Ярослав (личном, конечно) содержится губной согласный «в» (в конце слова), что влечет за собой вставку согласного звука «-л» перед формантом «-ь», цитируем: «Слав(янский) формант –j- (йот) образовывал притяжательные прилагательные, в топонимии преимущественно со значением принадлежности, от личных имен; если ему предшествовал губной согласный, то между ними возникало –л-. Название населенных мест на –славль из княжеских имен на –слав характерны для периода строительства укрепленных городов удельными князьями» [3].

Мы все-таки позволим себе дополнить высказывания В.А. Никонова. Дополнения заключаются в том, что не только княжеские города обретали форму принадлежности с йотированным суффиксом. Подобной формы посессивность могла касаться и поселений с некняжеским статусом правления. Например, в рассматриваемом здесь городе Шарукан правил, по-видимому, воевода, или атаман зарождавшегося в те времена на огромной территории Придонецкой лесостепи казачества, что, конечно, стольному граду Киеву было не по душе. Такие города, как Шарукань были, конечно, уважаемыми великими князьями, но в то же время могли стать объектом для покорения. Такое событие произошло, к примеру, с городом Сугров весной 1111 года…

Для всех случаев надо, конечно, помнить, что город Шарукань в XII веке, т. е. во время похода на половцев русских князей в 1111 году, был крупным поселением славян на юго-востоке Киевской Руси.

И поверьте еще раз, уважаемый читатель, у Владимира Мономаха никогда не было «Шаруканского похода», как выражаются многие авторы, и даже крупные ученые! Крупный и гостеприимный город Шарукань, как всем известно, ранней весной 1111 года принимал на ночлег 30-тысячную армию русичей (в этом городе жили не половцы, и это неоспоримый факт).

Однако, продолжим разговор по нашей теме. В северо-восточной части Белоруси, прилегающей вплотную к Смоленской земле, обнаружены древние поселения, названия которых содержат такие же признаки йотированных суффиксов («-ь»). Это такие поселки, как Воронь (Ворон+ь), Барань (Баран+ь), а также поселение Рухань (Рухан+ь) (оно расположено на границе Смоленской и Брянской областей). Все эти названия, приведенные В.А. Никоновым, включая сюда и топоним Рославль (Рослав+л+ь), как говорят топонимисты, «не поэтичные, но они дышат глубокой историей».

Мы, кажется, подошли вплотную к той части вопроса, который часто задают писатели: от чего, или от какого слова назван тот или иной населенный пункт, и почему он так назван? Можно сказать, частично мы уже дали ответы на эти вопросы, но ко всему этому необходимы некоторые дополнения.

Если, к примеру, мы живем в городе или поселке с названием Чесноков, и хотели бы узнать каким путем это поселение получило такое имя, то надо полагать, что в самом начале его возникновения основную роль сыграло личное имя собственное первопоселенца, «зовемого» Чеснок. Другого же варианта номинации не существовало.

Топонимист А. И. Попов (ученый также и в области математики, истории и филологии) по этому поводу говорил так: «Следует при этом еще раз подчеркнуть, что названия населенных пунктов в любой стране в подавляющем большинстве случаев происходят от личных (а также родовых, племенных, фамильных) имен и прозвищ». И в продолжение этого автор сказал: «Поэтому, например, многочисленные названия русских деревень – Князево, Царево, Царьково, Комарово и т. п. – произошли не потому, что ими владел какой-либо князь или здесь водилось много комаров, а только вследствии наличия прозвища былого владельца: Князь, Царь (Царек), Комар и пр. очень часто это можно установить документально» [22].

Как видно, в Древней Руси имена людей присваивали по названиям животных, зверей, предметов или от слов, указывающих на профессию, род занятий, должность и т. п., например: Бык, Волк, Ступа, Лопата, Конь, Пороз, Кузнец, Коновал, Швец, Шаповал, Дуда, Квашня, Ветер, Белка, Шаркан, Враг (Овраг), Окунь, Поп, Травка, Щука и др.

От таких личных имен в определенный исторический период и при соответствующих обстоятельствах производились названия населенных пунктов. Причем каждое имя, в зависимости от его окончания, приобретало собственно свою топонимическую форму, т. е. определенный топонимический вариант. В данном случае антропоним (имя человека) как бы ставил свои условия:

1. Если имя собственное владельца того или иного поселения оканчивалось на согласный звук (в большинстве случаев) или гласный «-о», то образованное от него географическое название (села, города, хутора, деревни, выселка, поселка) принимало формант «-ов» (-ова, -ово). Например, Коновал (имя человека) – хутор Коновалов (дер. Коновалова, село Коновалово), Пороз (имя человека в более древние времена) – хутор Порозов (село Порозова), Косило – пос. Косилов (дер. Косилова), Сахно (имя от Александр) – хутор Сахнов (село Сахново) и т.д.
2. Если имя собственное оканчивалось на гласный звук «-а» или «-я», то географическое название оформлялось с прибавлением к нему форманта «-ин»    (-ина, -ино). Допустим, если у первопоселенца было имя Корова, то этот хутор так и называли – «Коровин». А если владельца определенного участка земли и, соответственно, расположенного там села, звали Каша, то это село звали Кашино (а если деревушка, то в таком случае она звучала – дер. Кашина).
3. Если же имя владельца или первопоселенца звали именем, которое оканчивалось на «-ь» (мягкий знак) или полугласный звук «-й», то название хутора (деревни или села) оформлялось на «-ев» (-ева, -ево). Например: Конь (имя человека) – хутор Конев, Кань (имя человека) – город Канев (дер. Канева, село Канево), Кий (имя человека) – город Киев, имя человека Змей – город Змеев и т.д. и т.п.

Если же от того или иного географического названия, не утратившего своей исходной формы отсоединить топонимический формант («-ов», «-ин», «-ев»), то мы получим форму личного имени собственного. Например, село Конево – имя Конь, а затем находим и апеллятив этого имени. Им, как очевидно, является термин «конь».

Как помнит читатель, мы эту операцию назвали реконструированием. И она во всех случаях оправдана, если в наше распоряжение попало географическое название русское по принадлежности и полное по своей форме, как, например, Шарукань (Шаркан+ь), что означает – город Шарукана.

Мы рассматриваем здесь только часть вопроса формантного образования топонимов. Существует еще множество и других форм топонимических образований: как формантных, так и и бесформантных, называемых иногда «топонимами в чистом виде». Здесь, правда, напрашивается  сама по себе поправка. Дело в том, что бесформантные топонимы на современных географических картах могли появляться в результате утраты в русской ономастике йотированного суффикса принадлежности.

Хотя в любом и каждом случае все формы достойны самого серьезного внимания, поскольку они отражают культуру древнего русского языка и истории восточных славян.

Приведенных выше аргументов, пожалуй, достаточно, чтобы понять ту неоспоримую истину, что Шарукань, Сугров и Балин являются древнерусскими городами. Однако, далее возникает вопрос. Кто же все-таки жил в этих городах? С учетом вышеизложенных фактов остается предположить, что в Шарукане (как и в Сугрове и Балине) проживало славянское население, уважительно относившееся к властям стольного Киева, знавшее, что собой представляет православие и даже сочувственно к нему относившееся. Но в силу территориальной удаленности не принявшее на то время веры христианской.

Приняв во внимание эти моменты, умудренный полководец Владимир Мономах как бы неожиданно принимает решение: подойти к городу крестным ходом – впереди одетого в броню войска он выставляет церковную свиту и приказывает им петь священные гимны. Этот тактический прием, как мы уже знаем, возымел действие – шаруканцы открыли ворота крепости и вышли навстречу русским князьям с вином и рыбой. Хотя другой город (Сугров) был сожжен за непокорность. 

В чем же могла заключаться непокорность? Если учесть тот факт, что в столь трудный поход Мономах взял с собой и церковнослужителей, то более чем очевидно, что русские князья искали в своих соотечественниках и друзей по вере, которая у жителей Сугрова, возможно, не прижилась. 

Как известно, процесс введения христианства на Руси был долгим и мучительным, иногда сопровождавшийся применением силы – были заметные перегибы, как это часто бывает при всяких нововведениях. «В Северских и Вятичских землях, несмотря на то, что уже в XI в. большинство их жителей исповедовало христианство, и в более поздние времена тайно сохранялось язычество. На рубеже XI – XII вв. в Вятичской земле был убит язычниками христианский миссионер Кукша» [23].

Как видно, и в начале XII в. введение христианства в отдаленных от Киева районах продолжалось. Возникла необходимость посылать в отдаленные точки миссионеров, иногда даже с княжескими дружинами, помогавшими в христианизации населения.

Писатель В.А. Чивилихин подчеркивал, что язычество еще долго оставалось у северян. Даже автор «Слова о полку Игореве», по его мнению, «был формально, официально христианином, в душе оставаясь убежденным и суеверным язычником» [24].

Естественно, плавный переход в другую веру был крайне необходим. А поэтому христианство иногда уступало язычеству. Так, «…иногда православный священник выполнял определенные языческие обряды, при этом отчасти совмещая функции жреца и священника» [25].

Об окончательной христианизации Руси и об уступках новой веры язычеству хорошо рассказывает ученый-историк В. Бычатин в статье «Зачем крестилась Русь», где автор в частности пишет: «Христианизация Руси не была единовременным актом, триумфальным шествием новой веры. Этот процесс представляет целую историческую эпоху, охватывающую около трех столетий...». И далее: «Одержать окончательную победу христианство смогло только благодаря серьезным уступкам противнику, включив в свое учение целый ряд старых, языческих традиций и обрядов, превратив некоторых языческих богов в христианских «святых», сделав церковными праздниками масленицу и купалин день» [26].

Жители Шаруканя, возможно, и представляли тех русских, которые исподволь порывали с язычеством, но не пришли еще к христианству. И, конечно же, понимали, что стоит за непокорностью русским князьям, подошедшим с 30-тысячным войском к городу.

По многим признакам можно предположить, что этими жителями были бродники – предшественники казачества. «Бродники жили в тесной связи с половцами и почти всегда и во всех документах упоминаются рядом с ними. Однако следует заметить, что мы не знаем ни одного упоминания об участии бродников в половецких набегах на русские земли. Это должно находить объяснение в этническом родстве бродников и русских» [27]. 

В понятие «русские» вкладывается здесь смысл восточнославянская народность. Хотя, надо полагать, на определенном историческом этапе бродники, явившиеся прототипом украинского казачества, в основном вышли из полян, а бродники, предшественники русского казачества, выходцы из северян, которые проживали не только по берегам Десны и Сейма, но и верховьях Ворсклы и бассейна Северского Донца. Что касается происхождения названия «бродники», то оно также довольно прозрачное. Обитая вдоль небольших рек, бродники осуществляли переправы, и всецело контролировали броды. Отсюда происходит и их название: брод – бродники. Дело в том, что переправляться через небольшую реку с заболоченной поймой конному войску было намного сложнее, чем осуществлять переправу через большую реку, где широко использовались камышовые плоты или паромы. Сложность перехода через малые реки заключалась еще и в том, что «хозяева» бродов в нужный момент могли забрасывать в воду и поторочины (железные ерши). 

Надо понимать, что бродники осуществляли контроль целых районов, о чем подцензурные летописцы настойчиво умалчивали, поскольку в таких случаях не упоминалось имя того или иного князя. Хотя, заметим, зарубежные авторы называли даже землю (или страну) бродников. «Венгерские документы … говорят о какой-то стране бродников – «Бродинии», находящейся по соседству с Куманией» [27].

Когда же появились бродники на исторической арене? «Впервые о бродниках наша летопись говорит под 1146 г. Во время борьбы Святослава Ольговича с Изяславом Мстиславичем, союзник Святослава Юрий Долгорукий присылает ему в Колтеск отряд «бродников». Вторично «бродники» появляются в летописи в 1147 г., во время продолжения борьбы Святослава Ольговича с Изяславом Мстиславичем … Затем о «бродниках» мы читаем под 1216 г., когда они принимают участие в известной Липецкой битве на стороне Юрия и Ярослава Всеволодовичей. Наконец, последний раз в летописях «бродники» упоминаются при описании битвы на Калке» [27].

Интересно далее остановиться на том, что бродники не представляли собой разрозненные группы степных «бродяг», как высказываются отдельные авторы, у них были и воинские формирования. И часто бродники представляли собой «наемные дружины», или «наемные отряды» [27]. 

В заключение следовало бы привести интересное обобщение Н.М. Волынкина о бродниках: «Подобно тому, как в период татарского господства в степях по всему их пространству шло образование казачества, в XII в. во время господства в степях половцев, здесь складываются своеобразные общины бродников. Во главе этих общин стоят «старые бродники» и воеводы. Эти общины бродников, как мы видели, действуют в Приазовье и на западе, и в качестве наемников у русских князей и у болгар» [27].

Приведенные выше положения указывают на то, что Шарукань во все времена оставался самим собой: во-первых, он никогда не терял славянской принадлежности, и во-вторых, он располагался там, где обитали бродники (предшественники казачества), а главное там, где ныне находится город Харьков.

      

 

Источникии литература:

1.     Яцко Н. Т. Топонімічний словник-довідник Української РСР// Київ – 1973 р. - С. 155.

2. Костомаров Н. И. Исторические произведения. Автобиография // Киев – 1990 г. - С. 623.
3. Никонов В. А. Краткий топонимический словарь // М. – 1966г. - С. 453.
4. Аристов Н. Я. О земле половецкой // Киев – 1877 г. - С. 219.
5. Багалей Д. И., Миллер Д. П. История города Харькова за 250 лет его существования. // Харьков - 1993 г. - Т.2. С. 24.
6. «Вечерний Харьков» - 22 июня 1979 г.
7. «Слобідський край» - 31 серпня 2000 р.

8.   Мурзаев Э. М. Очерки топонимики // М. - 1974 г. - С. 173.

9. Малый атлас СССР // М. – 1981 г. - С. 31, 56.
10. Багалей Д. И. Материалы для истории колонизации и быта степной окраины Московского государства (Харьковской и отчасти Курской и Воронежской губ.) в XVI-XVIII ст., собр. В разных архивах и ред. Д. И. Багалеем. // 1886 г. – Т.1. – С. 192.

11. Брокгауз и Ефрон. Энциклопедический словарь // СПб. – 1895 г. – Т. XV - С. 455.

12. Попов А. И. Название народов СССР // Л. – 1973 г. - С. 128.
13. Ян В. Г. Чингиз-хан // М. – 1959г. - С. 252.
14. Повесть временных лет. Часть первая. // М.-Л. – 1950. – С.393.
15. «Время» // 20 августа 1994 г.
16. Макс Фасмер. Этимологический словарь русского языка // М. – 1964 г. – Т.1. - С. 115.
17. В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка //СПб. – 1882 г. – Т.4. - С. 353.
18. Русско-венгерский словарь // Будапешт – 1970 г. - С. 215.
19. Словник української мови // Київ – 1980 г. – Т.11 - С. 413.
20. Шанский Н. М., Иванов В. В. и др. Краткий этимологический словарь русского языка // М. – 1961г. - С. 377.

21. Словарь русского языка //1961г. – Т.4. – С. 959.

22. Попов А. И. Географические названия // М. – 1965 г.- С. 54.
23. Рапов О. О крещении Руси // «Политическое образование» – 1988 г. - № 8 – С. 90.
24. Чивилихин В.А. Память // «Р.Г.» – 1985 г. - № 4 – С. 60-61.
25. Шенников А.А. Язычество восточных славян // М. – 1990 г. – С.44.
26. «Красное Знамя» // 24 ноября 1984 г. 
27. Волынкин Н.М. Предшественники казачества – бродники // Вестник ЛГУ – 1949 г. - № 8 С. 55-59.