Первый на р. Свиче, в 23 вер. от Новгорода в соседстве с Руднею[1] и Голубовкою[2]. Пигаровка в 22 вер. от города, в 7 от Жихова и в 8 от Каменки.

Гетман Юрий Хмельницкий универсалом янв. 21 1660 г. отдал северскому Спасскому монастырю «з ласки войсковой село Чигин и Жихов слободу, поневаж Станисла Драгомир доброволне уступил». Царскою грамотою утверждены за монастырем: «за Десною рекою Чигин, Жихов, Пигаровка»[3].

По этим памятникам, в Жихове и Чигине были храмы и прежде 1660 г., но конечно православным не сладко было жить под властью питомца иезуитов, П. Драгомира.

В нынешнем каменном храме Жихова, освященном в честь арханг. Михаила в 1859 г. потир сереб. с надписью: «сей келих надан на хвалу Господу Богу року 1660». На трифологе, печат. в Новгороде 1678 г. написано: «сия книга надана до храму св. архангела Михаила в село Жихов от монастыря Новгородскаго Преображенскаго року 1728 окт. 6. Того ж року освятися той святый храм». Беседы Иоанна Златоуста к. п. 1703[4] евангелие к. п. 1733 г.

Пигаровка «село» в протоколе 1683 г. тогда как в актах 1667–1672 г. «деревня».

По переписи 767 г. Спасским монастырем даны в пользу жиховского священника усадебная земля, огород засеваемый 1 ½ четвертью конопли, пахать «в первой смене 8 нив к урочищу Рогозну; во второй 11 нив по халчинской дороге, в третьей 10 нив к с. Рудне; 6 сенокосов на Смыче» У священника Пигаровской церкви Рождества Богородицы усадебная земля с коноплянником, который засевается 3 четвертями конопли, пахотная земля на 19 четвертей, сенокос на 118 возов. Ныне жиховский причт пользуется 64 дес. земли, а у пигаровского 49 десят.

Число прихожан:

Из давних вермен жиховцам должна былть памятна печальная история 1730 г. – Известно, что сотники и полковники тех времен. Завладев казачьими землями, обращали подсуседков их в своих подданных; так число казаков таяло. Но нужны были и казаки. Где взять их? Сотник Михаил Оболонский отправляется в Жихов и соседние монастырские имения; всех монастырских подданных записывает в список казаков, затем объявляет им, что они, как казаки, должны слушаться только распоряжения сотника, но не монастырского начальства. Можно представить себе, что из того вышло? Простодушные жиховцы увлеклись до безобразных поступков. «Неслыханные бунты и побои, писал архимандрит к гетману, происходят от вседанных подданных против державцов в ведомстве обители. И все это по возмущению, не понятному в его основании, ямбольскаго сотника Михаила Оболонскаго». Настоятель, услыхав от затеях Оболонского, послал эконома и писаря для объяснений с сотником, но они уже не застали сотника в Жихове. Отправился еще наместник. Он из Пигоровки послал рассыльного с приказом, дабы войт и громада явились для объяснений. Жиховцы разломали мост на плотине и разбили лоб посланному. Наместник приказал взять и связать атамана Петра Ткача. Против церкви сбежались бунтовщики с кольями и пиками. Испуканные лошади понесли наместника; один негодяй хотел ударить по бричке, но сломал пику в колесе и однако «паробку» так досталось, что он свалился в болото и его вытащили чуть живого. Наместник проскочил на другой конец села; но тут другая шайка бунтущих перехватила его и начала бить; он поспешил в дворцу. Бунтующие гнали в слид за о. наместником и на полпути к дворцу застигли», разбыли коляску, били наместника едва не до смерти и привели с собою в село; атаман Ткач отправил его ночью под караулом в Ямполь к сотнику. Здесь один из жиховцев Грибаненок ударил его обухом в грудь два раза, приказывая купить горелки. – В другом письме от 22 июля 1730 г. архимандрит и братия благодарят гетмана за то, что по его распоряжению новгородский сотник усмирил жиховцев. «За единаго только сотника ямпослькаго, прибавляли они, правной сатисфакции всесмиренно просим: «он тогда возмутивши народ грозно приказыал бить до смерти, хоть б в село явился з монастыря, не тилько з меньших, но и наместника и архимандрита быйте заровно, яко и сбылось на о. Михайловичу наместнику; а тое повелевал он сотник жиховцам в дому пана Юркевича Сафона». Не известно, какое распоряжение сделано было в отношении к главному виновнику этой печальной истории – Оболонскому.