Шандригалово
Филарет Гумилевский «Историко-статистическое описание Харьковской епархии»
«На правом берегу реки Нетргуса расположена слобода Новосёловка, принадлежащая Святогорскосу Монастырю; в 2-х верстах выше того, на устье ручья Шендриголова, лежит казённая слобода Передерговка Изюмского уезда, а ещё выше в верстах двух – слобода Павловка также Изюмского уезда, в которой живёт и много однодворцев Маяцких, принадлежащих к Бахмутскому округу, которых надобно переселить ближе к Бахмуту, тем более, что они очень не мирно живут с Малороссиянами”. Так писал путешественник Гюльденштедт в 1774 году,[1] и мысль его об однодворцах была приведена в исполнение; после того черкасы Павловки соединились со слободой Передерговской, или нынешней Шендриголовой.
По Чугуевской переписке 1688 года «бывший Изюмский Сотник Василь Шендригуль» доставил в Тор (Славянск) сведение о том, что татары в августе 1688 года прошли Голой Долиной. Встречая фамилию Изюмского сотника 1688 года, столько близкую к имени слободы Шендриголовой и ручья Шендриголова, по самой близости их должны мы положить, что этот самый сотник Изюмский Василий Шендригул, в последствии времени бывший есаулом, и оставил своё прозвание ручью Шендриголову и поселённым на нём хуторам.[2]
По известию Гюльденштеда не можем сомневаться, что в 1774 году в Передерговке или Шендриголове был уже храм, а по началу населения Шендриголовой очень вероятно, что храм существовал здесь с начала XVII столетия.
Ныне существующий деревянный храм Иоанна Богослова построен в 1780 году старанием священника Петра Гришневича; в 1806 году распространён он приделами, в 1824 году поручик Семен Дружинин покрыл храм железом. В 1827 году помещица Марфа Фесенко устроила новый иконостас.
Из старых книг есть одна постная триодь: год и место печатания её неизвестны, за недостатком листов, а из подписи видно, что в 1724 году дана она в Маяцкую Покровскую церковь. Кроме упомянутых прихожан, оказавших усердие к благолепию храма Божьего, памятны ещё по жизни благочестивой и назидательной: вдова священника Анна Ильяшева и казённые крестьяне Стефан Меднов и Иван Качалин. Благочестие их открывалось преимущественно в неопустительном присутствии при всяком богослужении в церкви, в частом говении, исповеди и причастии Святых Тайн, и в щедром подаянии милостыни.
Так как Шендриголова не вдали от Маяков, то в старое время татарских набегов Шендриголовцы разделяли участь Маячан, также как и в голодное время 1699 года.
В 1831 году от холеры умерло 63 души. В 1833 году ужасный голод оставлял бедных людей в самом жалком состоянии. В 1848 году опять холера, и 55 душ отошли в вечность; потом цинга, от которой умерло 74 человека, о больных же и вспомнить тяжело, не было почти двора, в котором не испытали бы мучительного томления от сей болезни. В то же время был голод, тягостный для людей и пагубный для скота, которого погибло множество. И всё это в одну зиму 1848 – 1849 года.
Метрики прихода начинаются с 1778 года.
Число прихожан: в 1790 году 1931 муж., 1212 жен.; в 1810 году 1528 муж., 1512 жен.; в 1830 году 1726 муж., 1758 жен.; в 1850 году 1637 муж., 1756 жен. душ.
Ярмарки – марта 25, июня 12, сентября 25 и ноября 30.
[1] Reise durch Russland, Th. 2, S. 281.
[2] Просьба Изюмского полка царю в сентябре 1699 года: «Великому Государю Царю и Великому Князю Петру Алексеевичу бьют челом Изюмского полка полковая старшина, Судья Иван Воропай, Эсаул Василий Шендригул, Сотник Роман Буцкий», просят о том, чтобы дозволено было не доставлять в казну «пошлины проезжей и с лоток и каюков», которую полковое начальство должно было собирать на Цареборисовском и Маяцком мостах; причины просьбы: а) после опустошения Тора и Маяков Татарами в 1697 году «многие солёные промыслы покинули и соловарные колодези опустели и для соли с Гетманских городов стали ездить в Берда и та Царицынская соль стала приходить многая»; б) в 1699 году «чрез весь год за голодным временем не только для промыслов на Тор и в Маяки или Изюм с городов людей мало приходило, но и хлебных запасов никто не привозил и для такого голодного года многие Маяцкие, Торские и Изюмские люди с жёнами и детьми для прокормления ходили в жилые Московские города; а которые и оставались в домах своих, и те кормились брунью, омелою и берестовою корою».