Безрезультатные жалобы на полковника Гр. Донца. – Захват мельницы. – Корыстолюбие других черкасских полковников. – Просьба завести смоляной завод. – Отказ. – Запрещение рубить лес. – Просьба казаков Ахтырского полка сменить полковника.

Многолетняя и плодотворная деятельность Гр. Ер. Донца, как воина и колонизатора, создала ему славу. Москва высоко ценила подобного рода людей, так как и сама всеми бывшими в её распоряжении средствами стремилась отодвинуть как можно дальше и закрепить за собой зарубежные окраины. Цель всего этого было смирение Крыма. Потому она ласкала и награждала людей, подобных Гр. Донцу. Будучи неумолима в наказании провинившихся вообще, она тем не менее смотрела сквозь пальцы даже на крупные грехи черкасских полковников. А из последних, кажется, безгрешным был только один Я. Черниговец. Но его устранили, чтобы дать место человеку с более широким размахом.

На Гр. Донца, как и на других полковников, подавались частые жалобы Царям. Хотя им и давался ход, расследование приказывалось делать, но обыкновенно из этого ничего не выходило. По крайней мере, отношение Москвы к Гр. Донцу не изменялось, и он продолжал быть в фаворе и силе. Гр. Донец отписывался, воеводы его поддерживали. Это видно из всех челобитных обиженных им, писавших Царю, что он, Григорий, слал «ложные челобитные», «утаивал» и пр. В таких случаях обыкновенно просили они слать свой указ мимо харьковского воеводы, потому что харьковский воевода ему, Григорию, зять». Ведь за этим-то простым указанием и таится вся суть. Здесь кум, там зять! Где этого не было, обделывалось всё нужное с помощью «поминок», «посулов», на которые так жадны были дьяки и повыше.

Несколько человек детей боярских[1] жаловались на Гр. Донца, что он, «промыслом и мочью» завладел их землёй, запись на которую сгорела при разорении деревни во время бунта на Украине. Землёй они владели по отводу долгое время. Лежала она около вотчины Гр. Донца и нудна ему была, должно быть, для округления. Для того, чтобы придать захвату законное основание, Гр. Донец предварительно обратился с просьбой позволить ему занять землю как лежавшую «впусте»; прежние жители-де сошли с неё. Из Белгорода прислали ротмистра Побединского проверить это обстоятельство. Последний сделал «обыск» и донёс, что прежние владельцы – кто сведён, кто бежал, кто умер, что земля действительно «впусте», и укрепил её за Гр. Донцом, так как в указе приказано было это сделать, если земля окажется никому непринадлежащей.

После этого Гр. Донец уже «мочью» выгнал владельцев. Тогда-то дети боярские и подали челобитную и в ней по адресу полковника высказывали много нелестного.

На захваченной земле Гр. Донец успел уже, при содействии волокиты, построить «мельницы, хутора, пасеки и рыбные ловли и всякие заводы большие и населить крестьяны». Чем всё это собственно закончилось, не знаем, но стольник вышел сух из воды и обиженных, верно, поселили в другом месте.

Донской казак Кузьма Сытин купил у харьковского черкаса Цепковского мельницу на р. Уды «со всем строением»; благополучно владел ею уже два года (1688 г.)[2]. Из челобитной Сытина узнаём, что Гр. Донец «купленную мельницу отнял… занапрасно, неведомо по какому указу и с той мельницы… взял размерного хлеба 8 чет. Пшена, 8 чет. Пшеницы, 5 чет. гречихи, 5 чет. солоду, 20 чет. ржаной муки».

В приведенном первом примере Гр. Донец предварительно обманом заручился позволением якобы на пустую землю, а уже после прибегнул к силе. В данном же случае проявил одну только силу и явный грабёж.

Неизвестен результат и этой жалобы на Гр. Донца.

Нельзя допустить, чтобы эти жалобы не имели твёрдого основания. Не отважились бы простые казаки не только лгать, но даже преувеличивать. В таком случае стольник в союзе с зятем – воеводой показали бы им разные пристрастия. Обе жалобы были поданы в один год (1688) после пожалования Г. Донца почётным званием. Может быть, он, «видя к себе такую неизреченную милость», почувствовал себя сильным и расходился. Верно, таких жалоб было и немало. А сколько таких неблаговидных поступков могло быть и не обжаловано, страха ради перед сильным человеком! Если полк. Донец не боялся применять силу, производить грабежи, то он способен был, есть полное основание это допустить, и на многое иное прочее в том же корыстном духе. Гр. Донец не был исключением. Из жизни Сумского полка известен подобный же случай подачи Царю челобитной о пожаловании двух деревень, будто бы населённых «вольными людьми»[3], оказавшимися на самом деле «казаками городовой службы». По обнаружении обмана (а сколько их не было обнаружено; сколько, таким образом, деревень обращалось в вотчины!), последовал указ о составлении в Сумском, Ахтырском и Харьковском полках «годовых книг», о числе в каждом полку «всяких чинов людей», кроме полковых казаков[4].

Обладая уже очень многими землями, мельницами, хуторами, деревнями, Гр. Донец на другой год после жалобы на него (1689 г.) обратился с просьбой позволить ему на р. Мерефе в лесу «завести смольчужный стан» и делать «для пополнения их, Вел. Государей, службы смольчуг». Для пополнения службы – т. е., чтобы было на что купить коней, оружие и во что одеться и прокормиться с семьёй! Бедный стольник! Воевода дал ему на это указ от себя, позволил. Но Гр. Донцу захотелось не указа, а царской грамоты, да ещё с печатью – «на вечные часы».

О ней он и обратился в Москву. Но для дачи грамоты нужен был доклад Царям. Цари «слушали» эту челобитную во время «своего государского похода в Троицко – Сергиевский монастырь» (30 сентября 1690 г., год начинался с 1 сент.) и приказали «отказать».

Царь Иоанн ни во что не вмешивался по слабости здоровья, Петру же, после события в ночь с 7 на 8 августа 1689 г., обратившего правительницу Софьюв монахиню, было не до смольчугов какого-то там казачьего полковника. На этот раз, верно, Гр. Донец не заручился содействием бояр, окружавших трон и часто тогда сменявшихся. И на просьбу Гр. Донца посмотрели довольно сурово, а также и вообще на его, несвойственные воину, занятия. Не только было запрещено «в лесных угодьях смольчуг и поташ делать», а приказано было отобрать и прежний разрешительный указ, чтобы «он тем смольчужным и поташным делам и заводами лесных угодий и крепостей не опустошил…, а нёс бы он службу свою и сам прокормление имел с вотчин и мельниц своих, которые он за собой по их государской милости имеет».

Москва очень дорожила лесом, хорошо понимая важное его значение для края. В 1647 г.[5], на другой год после возникновения Валок, напр., последовал указ, запрещавший рубить лес по Донцу, Ворскле и др. рекам. И действительно, леса при заселении края сыграли первенствующую роль. Они доставляли строительный материал, что самое важное – они являлись уже сами по себе надёжной защитой для поселенцев. Лес давал возможность легко устраивать засеки – этот древнейший вид укреплений, упоминание о котором восходит ко времени Владимира Св.

Вместе с отказом Гр. Донцу, приказано было расследовать, не проделывается ли того же с лесами, т. е., нет ли таких прибыльных для владельцев и опустошительных для края заводов у ахтырского полк. Перекрестова, а если есть, то по какому указу ему то позволено. По справке оказалось, что «пополнения службы и пожитков» проделывал тоже самое и «Перехрест» в своём «заимочном» лесу. Перед этим он даже просил, чтобы ему было разрешено заниматься этим прибыльным делом даже беспошлинно (не платя 10-й бочки в казну).

У Перекрестова были и стеклянные заводы; он широко вёл коммерческие дела. Предосудительным поведением, поборами и вообще преступностью Ив. Перекрестов довёл своих подчинённых до того, что они (1692 г.) отправили в Москву депутацию в числе 27 чел., жаловаться на своего «Перехреста». Ещё раньше расследования по злоупотреблениям полковника вёл дъяк Тарасов. Депутаты прежде всего просили «не велеть розыску (этого) дъяка поверить». Дъяк, подкупленный Перекрестовым, вёл розыск неправильно. Жалобы свои ахтырцы изложили в 26 пунктах. Обвинения все носят характер жадности, несправедливости, захвата чужого, жестокости и пр., и пр. Словом жид, как на ладони. Ахтырцы просили «выслать из местностей его на житьё в иной город». Просили назначить Романа Кондратьева, сына сумского полковника. Но и за этим кое-что числилось, не совсем был чист на руку[6]. Сына поддержал отец, часто ездивший в Москву. В 1691 г. последовал было уже указ о назначении Романа Кондратьева[7]. Вражда кипела, пошли подкупы в ход, и Перекрестов восторжествовал. Ахтырцы снова выбрали его «повольными голосами»; не пожалел, видно, казны своей полк. Перекрестов.

Ахтырцы так мотивировали непрочность своих убеждений: «а оприч его Ивана Перекрестова промеж нашей братии старшины и казаков такого прожиточного и разумного человека в полковниках быть некому»[8]. Неблестящий же подбор был в полку! Перекрестов был человек заведомо порочный, к тому же не к лицу ему было носить полковничий первач вообще!

Прошло безнаказанно для Перекрестова и нанесение бесчестия стольнику кн. Волконскому[9].

Много можно было бы привести примеров серьёзных злоупотреблений, к которым причастны были черкасские полковники и пр. старшина. Но чтобы составить понятие, довольно и этого. Гр. Донец, если не был лучше, то уже во всяком случае не хуже других.

Если бы, к сожалению, не это всё, и мы были бы склонны сложить в честь Гр. Е. Донца хвалебную оду; во всяком случае за ним есть много заслуг, и с ними нельзя не считаться.