Глава V

Урочище Валки. – Донесение воеводы Тургенева. – Старинные укрепления. – Постройка русских городов. – Постройка г. Валки. – Одиночные переселения черкас. – Пасеки. – Отношение Москвы к переселенцам. – Острогожский казачий полк. – Возникновение полкового города Сум. – «Литовский» г. Ахтырка. – Заселение этих городов черкасами.

Со времени неудачного водворения черкас за южным рубежом, на Чугуев, переселения, вероятно, продолжались, так как условия, гнавшие народ с родины, изменялись только к худшему. О переселениях мало что можно сказать. Равно неизвестно, чтобы после этого и до 1651 г. был построен черкасами город или слобода в теперешней Харьковской губ.

Но Москва собственными средствами не переставала строить укреплённые пункты.

Муравский шлях был предметом внимательного наблюдения пограничных воевод. Придонецкий край с давних времён наблюдался станицами; в конце XVI в. было их 73 и между ними семь донецких, из которых первая находилась между рр. Мжом и Коломаком. Станица эта была выдвинута очень далеко в степь от известных тогда городов – в четырёх днях пути от Рыльска и Путивля, названного древним в «Слове о полку Игореве». После 1571 г. станица была снята – каневские черкасы часто приходили и громили сторожей.

И татарский перелаз, важный потому, что его трудно было поблизости обойти, остался без наблюдения, его даже совсем упустили из виду. Позднее, изучая край, белгородский воевода стал усиливать надзор за Муравской сакмой. Станицы высылались из Белгорода, - южнее городов не было. Царево – Борисов запустел, на Чугуевском городище ещё не появлялся Остранин. От Белгорода это было довольно далеко. Поэтому нужно было найти такое место, где бы можно было поставить небольшое хотя укрепление, поселить в нём (посменно) ратных людей и уже оттуда следить за степью. Такое место, представлявшее все выгоды, имелось – урочище Валки.

Г.Н.Спасский, издавший (1864 г.) «Книгу Большого Чертежа», считает упоминаемые в ней Валки городом (стр. 300), возникшим, следовательно, раньше Белгорода и др., но в этом он ошибается. Ближайшим доказательством того, что Валки были тогда не город, а урочище, служит одна грамота[1]. В ней точно указывается место, где нужно было срубить стоялый острожок: «по конец вала, что словет валки».

В 1636 г. воевода Тургенев доносил[2], что на Муравском шляху есть татарский перелаз в урочище Валки.

«А те-де Валки учинены изстари, в крепких местах веден насыпной вал через шлях от лесу до лесу, а лесе-де пришли ровни, большие; и меж-де тех лесов насыпной вал 3 версты (соврем. верста – тысяча саженей), а введены-де те валки меж вершин польских рек Мжа и Коломака… Опричь-де того урочища мимо валок татарского проходу Муравским шляхом иного места нет».

В таком важном месте необходимо было построить острог.

Когда мог быть насыпан вал и вырыт ров? Точно ответить на этот вопрос мы не можем. Относится это, верно, ко времени весьма отдалённому и, во всяком случае, до Монгольского нашествия. Правда, в царствование Фёдора Ивановича было большое стремление обезопасить границы. Но если бы вал был насыпан в этот период, то Тургенев на вопрос Царя, «какими обычаи учинены Валки», ответил бы определённо, а не так: «те-де Валки учинены изстари», сто вал «старой» - и только[3].

В окрестностях тогда были и другие «крепости старые» и два хорошо сохранившихся городища – Болгирское и Ордынское. И в те отдалённые времена жители должны были укреплять те же перелазы, защищая свои поселения от набегов наездников. Могли быть ими половцы, а, может быть, что даже вернее, и ещё более ранние обитатели степей. И ничего, никаких даже преданий не дошло до нас о строителях этого вала и крепости.

В Москве сильно заинтересовались сообщением воеводы «о той Валке». Отодвинуть рубеж далеко на юг и стать твёрдой ногой в таком «крепком» пункте на главном татарском пути было соблазнительно.

Но, по неизвестной причине, 10 лет проект постройки острога и города не приводился в исполнение. Может быть пример с Царево – Борисовом, показавший трудности поддержки города, так далеко выдвинутого в степь, заставил отказаться от постройки Валок до заселения более северных областей. И, действительно, с 1636 г. до 1646 г. появились города Тамбов, Усерд, Яблонов, Короча, Вольный, Хотмыжск и Костенск.

Толчком, ускорившим постройку Валок, мог послужить и опустошительный набег крымцев, именно зимой 1646 г., когда они сильно похозяйничали в Рыльском, Севском и Курском уездах.

В 1646 г. воевода кн. Хилков приказал поставить на Валках сторожевой пост из 300 человек для наблюдения и охраны от татарских набегов[4]. Летом того же года с большой быстротой был построен и укреплённый город Валки[5]. Следовательно, этот город чисто русской колонизации, черкасы заселили его несколько позднее, после чего он сделался сотенным городом Харьковского полка.

Если со времени возникновения Чугуева были переселения черкас, то одиночные, и направлялись они в порубежные города. Об этом говорит, напр., челобитная белгородского воеводы того же кн. Хилкова 1647 г. Из «литовской стороны» время от времени приходили «семьенистые» и «одиночные». Им выдавалось жалование по 4 чет первым и по 2 чет ржи последним «против прежних» приезжих черкас. Это свидетельствует, что переселения и до этого были и даже нередки, если установилась норма жалования хлебом и деньгами на постройку – 5 и 3 руб. Поселенцев водворяли в слободы и города – порубежные[6].

Но был ещё один своеобразный вид колонизации – это пасеки и отдельные хутора в лесах. На них, прятавшихся от татар, кроме леса, ещё в зарослях, в ярах и таилась кое-где жизнь, при полном, по-видимому, запустении края до его заселения; только неизвестно, с какого времени. Условия стали изменяться, и многие хутора как-то вдруг выросли в селения. Около них могли задерживаться и оседать выходцы из-за Днепра. Следовательно, пальма первенства колонизации принадлежит черкасам, отдельным переселенцам. Несмотря на то, что не было ни городов, ни сильных сторожевых пунктов, в лесах жили «литовские люди». Жизнь эта была полна тревог – вечное опасение, что укромная хатка будет открыта случайно заблудившимся татарином, и отшельники или убиты, или уведены в неволю. Говоря об этом, мы неголословны[7]: когда в урочище Валки приехал белгородский воевода кн. Хилков (1646 г.), к нему явилось несколько человек черкас, живших на пасеках по Мжу и др. рекам (много их было тогда в том месте). Они говорили, что в ближайших окрестностях строившегося острожка было до 150 пасек и что на каждой из них жило по 5-6, а то и по 10 человек черкас. А край считался пустынным, необитаемым! Они жаловались, что на них нападают «многие воры черкасы и их-де самих побивали», и, вероятно, просили покровительства. Черкассы говорили о пасеках, разбросанных по ближайшим к Валкам лесам. Но их было много тогда и по другим местам. Видно это из того, что год спустя (1647 г.), последовало запрещение литовским людям заводить пасеки по рр. Мерлу, Мерчику, Братинницы, против гг. Хотмыжска, Вольного, Лосицка, а также и вблизи Валок. Всех литовских пасечников за, что они поселились самовольно, не приняв подданства, выселили за рубеж[8].

Подававшие такие надежды победы Хмельницкого приостановили переселения.

После же разочаровавшего казаков Белоцерковного договора, Богдан Хмельницкий «позволил утеснённому народу от ляхов вольно ходить из городов к Полтавщине и за границу в Великую Россию на житьё. И с того времени начали оседать: Сумы, Лебедин, Харьков, Ахтырка и иные слободские места, даже до р. Дону казацким народом». Так говорит «Летопись Самовидца» под 1651 годом (изд. 1878 г., стр. 234). Но эту летопись нельзя почитать за непреложную истину. Как это не странно, но современные событиям писатели особенно часто расходятся с истиной – им многое остаётся неизвестным, почему многое они и излагают в неверном освещении. Указываемый летописью год более-менее верен, верно ли только свидетельство о данном разрешении переселяться. Переселения эти, начавшиеся с 1651 г., продолжались беспрерывно до 1654 г. Польская Украина опустела, представляя из себя только развалины.

Москва очень охотно принимала черкас, селя их по белгородской черте и до этого ещё. Заселения же зарубежных земель она должна была встретить ещё более сочувственно.

Тотчас после Берестецкого сражения тысяча казаков под начальством Ив. Дзинковского, спасаясь от преследования, ушли в пограничные земли Москвы и просили позволения поселиться где-либо около Белгорода или Путивля.

Но так как земли теперешней Воронежской губ. были очень пустынны, а линия р. Тихой Сосны совсем не укреплена (на ней был только один укреплённый пункт – Верхососенск, основанный в 1637 г.), то этой значительной партии переселенцев было приказано поселиться на Острогожском городище. Царь даровал казакам право удержать свою военную организацию с полковником и пр. старшиной.

Таким образом, в 1651 г. возник первый черкасский (слободской) казачий полк из переселенцев – Острогожский (или Рыбинский).

Там, где волны Острогоши

В Сосну Тихую влились

  Где дерев тенистых рощи

Над потоком разрослись,

Там, в стране благословенной

Потонул среди садов

Городок уединённый

Острогожских казаков.

Острогожский полк во многом отличался от других, скоро после него образовавшихся черкасских полков, и общего с ними почти ничего не имел. Приведенные Дзинковским черкасы нашли готовые дома, снабжённые хлебными запасами (если это только так было), прочие же так хорошо обставлены не были. Далее, поселение полка на белгородской черте делало жизнь его не такой тревожной, как прочих. Полк этот тяготел, благодаря своему положению, более к великорусским городам, так как находился  в тесной связи с ними. Совместно с черкасами в Острогожске поселены были и русские.

Г. Сумы, ставший скоро полковым, построен был на «Сумином городище», лежавшем на высоком берегу Псла и впадавших в него р.р. Сумы и Сумки. Из челобитной воеводы Кир. Арсеньева видно, что к 1653(7) г. город и довольно хорошая крепость уже были построены. Следовательно, строились они в 1652(3) г. Не сведения, когда черкасы осели на городище, но, конечно, не раньше конца 1651(5) г. В ближайших окрестностях городища севрюки гнали дёготь и вели бортовое хозяйство. Как аборигены, они считали землю своей «дидовщиной», брали с черкас оброк, грабили их, били. Уже в 1653 г. сумские черкасы обратились с просьбой освободить их от зависимости, в смысле пользования угодьями, и брать оброк с них на Царя[9], так как с его разрешения они и поселились здесь.

Об основании г. Сум в роде Кондратьевых (первый полковник) есть предание. Будто Гер. Кондратьев потерял в лесу сумку красного бархата, украшенную камнями. Сумкой он так дорожил, что дал обет Богу построить церковь там, где её найдёт. Сумка была найдена, и церковь построена (в пустынном крае!); около неё заселился город. Пресловутая сумка дала ему название «Сумин-город»; так первое время он называется действительно в актах. Конечно, предание более, чем вздорное, что ясно без доказательств. Но, что интересно, высокой исторической ценности сумка 250 лет хранилась в роде Кондратьевых и ныне пожертвована в музей Сумского гусарского полка в числе других предметов вооружения, принадлежавших Г. Кондратьеву. Описание их и приведенное предание попала в «Обозрение предметов военной старины» (выпуск 1, стр. 18). Беглый из Польши казак, пробыв долго на полковничестве, оставил своему роду, ныне совсем захудавшему, колоссальное богатство.

Ахтырка – полковой город – возникла ещё до переселения черкас. Вот о ней первое указание[10]. В 1642 г. поехали севрюки в свои угодья («Немировская вотчина») из г. Вольного. По дороге встретились с литовскими людьми. Между прочим, последние сообщили севрюкам, что литовцы на Ахтырском городище уже построили острожок, и прибавили: «что-де и вам (русским) теперь нужно ставить город напротив, на русской стороне». Воевода послал это известие проверить. На городище действительно стоял уже городок с башнями. Это было не на руку; пришлось строить городок в «лоситской волости», чтобы охранять рубеж от прихода литовских людей для промыслов.

В 1647 г. состоялся приём «на государеву сторону с литовской стороны отдаточных городов», в числе которых была и Ахтырка. Жители ушли из неё, вместо них были поселены русские служилые люди[11]. При общем переселении Ахтырку в 1651 – 1654 заселили черкасы.

Город построен был (литовцами) по р.р. Ахтырке и Гусинцу (притоки Ворсклы) и оз. Белому (всё это уже повысыхало) на ровном песчаном и частью болотистом месте.

Выбрано оно было неудачно, тогда как недалеко, На Ворскле, имеются прекрасные, возвышенные, живописные места.


[1] Белгор. стол, столб. 211, лл. 37-39.

[2] Там-же.

[3] Там-же. Ст. 61, лл. 334-342.

[4] Там-же. Ст. 268, лл.1-6.

[5] Там-же. Ст. 268, лл. 23-26.

[6] Багалей. Мат., т. II, док. № 8.

[7] Там-же, Ст. 228, лл. 1-4, 6-7.

[8] Там-же. Ст. 224, л. 146;ст. 256, лл. 97-124; ст. 268, лл. 205-219.

[9] Багалей. Матер. I, док. № 8.

[10] Белгор. стол, столб. 146, лл. 1-2.

[11] Там-же. Столб. 263, лл. 357-363.