Когда возник полк. – Полки в Малороссии. – Дача жалования казакам. – Усиление полка. – Черкасская коммуна. – Внутренняя организация полка. – Деление казаков. – Черкасские города. – Полковая старшина. – Обязанности её членов. – Знамёна, пернач. – Полковая печать. – Воинское снаряжение.

В наказ воеводе Сухотину 1660 г. есть фраза[1]: «и списки служилых русских людей и Харьковских черкасских полковников и рядовых черкас». Слово «полковник» в документах появляется в первый раз и это как бы указывает, что раньше его не было. Но с другой стороны подобные наказы писались тогда часто и воеводам многих городов – это своего рода циркуляры – проставлялись только города и фамилии, обязанности везде были на Украине одни и те же. Выработалась определённая форма.

Первые харьковские воеводы и во всё время, когда полковником был якобы Репко, доносили, что за малолюдством «не с кем в сход ходить». Если бы был полковник, то воеводам не было бы основания самим этого делать, как было после, с появлением (1668 г.) Г. Донца в звании харьковского полковника, когда заведывание полковыми казаками перешло к последнему.

Если мы ищем время возникновения полка в том смысле, каким является он после, независимый от местных воевод, с довольно широкой властью полковника и установившейся организацией, то это не значит, что до этого времени полка, как военной силы не было. Надо взять во внимание, что это не был полк регулярный, могший возникнуть по указу. Он слагался самим собой, по мере сгущения населения, притом в стране, находившейся в особенных условиях. С того дня, когда партия казаков-воинов пришла на городище и стала строить город Харьков, Харьковский полк возник; был он и до назначения воевод и до окончания постройки, так как были люди, составлявшие его ряды, могшие биться с врагом. Не всё ли равно, как назывался начальник, атаманом или полковником. Из упомянутого «списка Харьковским черкасом», помеченного 1655 г., видно, что казаки имели правильное воинское устройство, были поделены на 6 сотен с сотниками во главе (список только одних воинов). Чем же это не полк? Кавалерийские полки у нас долгое время и 4-х-эскадронного состава. В старину словом «полк» обозначалась часть войска, получавшая во время военных действий особое назначение. Иногда и все ратные силы в своей совокупности назывались «полком». «Полк правой руки», «левой руки» (фланги), «передовой», «сторожевой» или «засадный». Деления же армии на полки определённой силы, как после, не было. В современных началу Харьковского полка документах можно часто встретить название «Белгородский полк», и под этим разумелось – все казаки, русские служилые люди и даже солдаты иноземного строя, бывшие под начальством главного воеводы.

Первое разделение малороссийских казаков на полки приписывается гетману (?) Рожинскому. Около 1615 г. он составил 20 полков и назвал их по городам. Полки делились на сотни, сотни на слободы, хутора и по их названиям именовались. Эти полки были военно-административные единицы. Половина полка была конная – «полевая», половина – «пешая» и оставалась в городах. Последняя, в случае надобности, также выходила в поле в помощь конной. Это же самое ввелось и в черкасские полки. Хотя и в самом начале воеводе приказывалось не вмешиваться в частную, внутреннюю жизнь черкас, но ратное дело находилось в его руках, несмотря на то, что был и атаман. Когда же сгустилось население, а это шло быстро, то черкасы, поселившиеся в Харьковском уезде в слободах и городках, со своими атаманами в военном и административном отношении подчинены были Харькову. Все казаки знали ратное дело. Где, выходя на полевые работы, нужно было брать с собой оружие, там каждый должен был сделаться воином, если бы таковым раньше даже и не был.

Жители поселений образовали сотни с сотниками во главе, которые уже были подчинены атаману.

В Харькове появился полковник, опытный в «степной войне», с чем не всякий воевода был знаком. Под начальством полковника сотни объединились в полк; обязанности воеводы сузились. Он стал заведывать только городовой службой и был нечто вроде «царева ока»; а позднее полк и совсем освободился от из присутствия.

Но в 1660 – 1661 гг. произошла какая-то реформа, неизвестно чем вызванная. Заключить это можно из следующего. В 1661 г[2]. харьковцы обратились к Царю с просьбой о жаловании. Челобитная их для нас очень важна потому, что в ней впервые упоминается о полке.

«От всех Харьковских черкас всего города» (а полковника всё нет) посланы были в Москву три казака «бить челом о денежном жаловании». Приказано было выдать в Белгороде таковое. Казаки, узнав об этом, подали новую челобитную, прося им грамоту дать на руки для отвоза в Белгород. Они, видимо, опасались, что воевода скроет её, или выдаст не всё – «исполу».

На второй челобитной, дошедшей до нас, сделана (20 марта 1661 г.) такая пометка: «Государь пожаловал велел дать грамоту к окольничему (Ромодановскому), которых напишет с собою в полковую службу, и тем дать по 15 р., а которые оставлены будут в городе для осадной службы – и тем по 5 р., а пашенным, как в указе написано (?). Самого указа нет.

Итак, с 1661 г. Харьковский черкасский полк значительно усилился увеличением числа казаков полковой службы: 1300 человек, живших в самом городе. Население последнего, таким образом, делилось на: 1) полковых казаков, 2) оставленных для осадной службы и 3) пашенных.

Одним только казакам полковой службы в 1661 г. дано было жалования 19 500 р., не считая казаков второй (по 5 р.) и третьей категории. Хотя число последних и неизвестно, но во всяком случае данная сумма по тому времени была настолько значительна, что выдача её должна была быть вызвана чем-нибудь важным. Известно, что Харьков разорён неприятелем не был.

Что вызвало такую щедрую дачу денег, если не «разорение»? Увеличение числа полковых казаков – на воинское снаряжение. Это обстоятельство для Москвы было чрезвычайно важно – на рубеже «диких, безлюдных степей» возникал сильный полк, на плечи которого ложилась нелёгкая обязанность защищать русскую границу – «государевы украйны».

Неудивительно, что небогатая казной Москва не пожалела на этот раз денег, тем более, что это была единовременная только подачка.

Дальнейшее содержание полка ложилось на жителей Украины, т. е., на тех же черкас.

Приводимое здесь описание внутренней организации полка, за некоторыми исключениями, не более, как компиляция из описаний прежних исследователей.

Первый период жизни полка архивные источники рисуют, по крайней мере, как нам это кажется, совершенно иную картину. Это была какая-то идеальная по равенству её членов коммуна: все были одной веры, одного племени, никто никакими преимуществами перед другими не пользовался. Все были «государевы холопы» без оттенков, без деления на панов, подданных и пр. Если не считать одного воеводы и горсти русских, к тому же не всегда и бывших, людей, здесь все были «чубатые хохлы», казаки, все воины. Если и были градации, то по отношению исполнения рода службы: один полковой, другой городовой, третий – пашенный. Но все они, в случае надобности, с успехом могли обратиться и в полковых и в городовых. Все жили по одному обычаю «дідов – прадідов». Когда не было «поисков» и осадного сидения», все они или копались в земле или торговали. Но эта идиллия продолжалась не особенно долго. Выбранные из простых казаков полковник и прочая старшина, оставаясь подолгу, часто до смерти, в этих должностях, понемногу стали обращаться в «панство», появились сословия, в конце концов «подданные» и всё прочее.

Всё население полка, занимавшего целую область, делилось на казаков, мещан и селян (посполитых). Панство – полковая и сотенная старшина, в свою очередь делилось на шляхетство и простых панов. Различие заключалось в том, что первые владели крестьянами всегда, вторые – временно, когда состояли на службе, вместо жалования, которого не получали. В царствование Екатерины II (1762 г.) харьковской полковой канцелярии приказано было представить ведомость лицам «шляхетского» происхождения с доказательством права на это достоинство. Несмотря на то, что в полку жили Квитки, Захаржевские, Шидловские, Ковалевские и другие столпы харьковского дворянства, все сотники на предписание полковой канцелярии донесли, что в их сотнях (т. е. в области, подчинённой сотенной администрации) не оказалось ни одного такого дворянина[3].

Все сословия полка пользовались земельной собственностью. Землёй владели или по отводу, или путём «заимки», с непременным только условием укрепления её в собственность указом властей.

Подобно панству, разделялось также и духовенство, из них лица шляхетского происхождения имели крестьян. Выборные казаки, кроме воинской службы, никаких других повинностей не несли. Сотенные казаки составляли собственно полк. В казаки выбирались люди способные; от них требовалось удальство, ловкость, сила и лихое наездничество; хорунжие казаки – они стояли при полковом штабе (прапоре) и находились в непосредственном ведении полковника. При штабе ещё была команда казаков, набираемых из старшинских детей; они назначались для разных командировок и пр.

Семейства казаков распадались на следующие группы, сообразно той роли, которую они играли в казачестве: к первой принадлежали семейства казаков и их свойственники, из которых выбирались полковые казаки; вторая группа не выставляла последних, но зато должна была содержать их. Представителей её называли «подпомощниками». Кто из подпомощников не имел собственного хозяйства, тот денег не платил, но зато должен был работать на семью, выставившую строевого казака; в таком случае он назывался «подсоседком».

Наконец, между селянами различались: владельческие, монастырские и свободные. Они жили в сёлах, хуторах, занимались хлебопашеством и состояли во владении старшин. Положение их было не тяжёлое: владельческие подданные работали на своих панов по большей части по одному, по два дня в неделю; были и такие, что работали одну только неделю в году, а то и вовсе не работали и не платили никаких денег[4].

Мещане жили в городах и занимались ремёслами и торговлей.

Полки делились на сотни: деление это было военное и вместе с тем и административное. Сотню составлял известный участок земли со всеми селениями и хуторами, находившимися в нём. Число сотен постепенно возрастало, к концу царствования Алексея Михайловича в полку их было 15. В состав полка входили следующие города и слободы:

Волчанск с 8 сёлами (не считая хуторов), Салтов с 4-мя, Печенеги с 8 сел. И 8 деревнями, Золочев с 2-мя, Ольшана с 2-мя, Валки с 4-мя, Мерефа с 3-мя, Соколов, Змиёв с-мя, Маяцк, Солённый, Перекоп 1 дер., Бишкин, Андреевы Лозы, Балаклея, Савинск, Изюм, Царево – Борисов, Острополы, Сеньков, Купецкий, Двуречная, Каменка. Итого 25 городов и 54 села и деревни.

Во главе полка стоял полковник. Он с полковой старшиной управлял им, соединяя в себе власть военную и гражданскую. Выбирался он вольными голосами «на раде» и на всю жизнь, что делало его положение прочным. Власть полковника была велика, ему подчинены были все жители области полка.

Он имел право (вначале) раздавать ещё не занятые земли, но только «до указу», т. е., до утверждения Москвой. Полковник заведывал всем устройством полка. Он водил его в походы. Его утверждение было необходимо для законной силы приговоров по уголовным и гражданским делам. Он мог наказывать даже смертью. Подтверждения этого мы нигде не нашли в документах. Власть наказывать телесными наказаниями и смертью полковник имел даже над членами полковой старшины. По крайней мере это как будто можно заключить из письма[5] харьковского же полковника Тевяшева к полковому судье по случаю неисполнения последним отданного приказания: «По получении сего, извольте, ваше благородие, все те чины сыскать, прислать к полку конечно к завтрешнему числу под опасением за неисполнение лишения чести вашей и живота».

Что касается воров и разбойников, это так; кто церемонился в то время с ними! Но сомневаемся, что это было применимо вообще к казакам, а тем более к представителям старшины. Грозить в письме можно было, но чтобы привести угрозу в исполнение, нужно было принести жалобу, отдать под суд – что, вероятно, Тевашев и имел в виду. К тому же, ко времени Тевяшева, власть полковника сильно поуменьшилась (1734 – 1757 гг.).

Все свои распоряжения, более или менее важные, полковник письменно излагал в «универсалах» - это подражание гетманам, причём документального подтверждения, что эти приказы именно так назывались, мы не нашли.

Писалось в них так: «мы, полковник Харьковский». О нём говорили: «ясновельможный пан полковник», «его милость пан полковник». Последний титул взят из документа, приводимого ниже.

Во время исполнения своих обязанностей полковник держал в руке как знак своего достоинства, шестопер (вроде булавы). Он состоял из рукоятки, заканчивавшейся шаром с шестью гранями. Так как они имели некоторое подобие перьев, то шестопер назывался ещё и «пернач». Украшались шестоперы драгоценными камнями, делались из серебра и пр. Полковник брал его в поход, возил с правой стороны на седле, вкладывая в сделанную для этого петлю. Носились они и за поясом.

Из одного подлинного дела[6] можно вывести категорическое заключение, что до 1685 г. ни знамён, ни литавров Московские Цари черкасским полкам не жаловали.

Поэтому бывшие у них до того времени знамёна, так сказать, государственного значения не могли иметь. Но из этого не следует, что у черкас не было знамён. Были они, и в большом ходу. Из приведенного описания крепости видно, что тогда в Харькове было три знамени, хранившихся в приказной избе. Были и полковое знамя, и сотенные. Даже небольшие отряды, посылаемые в командировки, снабжались знаменем, хотя, вернее, это скорее были значки, но назывались всё-таки знамёнами. Известно, напр., что кн. Ромодановский, посылая Ивашку Донца к отряду черкас, передавшихся Царю, дал ему знамя.

У Висковатого (Истор. Опис. Одежды, т. 1, стр. 79) приведено описание знамени Ахтырского полка. Взято оно им из «Разрядного архива» по «смотрильным спискам» (кн. 1700 № 75). Здесь же, конечно, надо искать сведений и о знамёнах Харьковского полка. К сожалению, автор не мог этого сделать. Полковое же знамя Ахтырского полка было прислано в 1693 г., а в 1696 г. ещё и три сотенных, с древками.

В полку была «гербовая полковничья печать», считавшаяся полковой. Интересно бы знать, что из себя изображал «герб», напр., полковника Ахтырского полка Ивана Перекрестова – «Перехреста». Что-нибудь из иерусалимской герольдии. Хорош полковой «клейнод» (драгоценность, святыня – знамя, пернач, печать)! Сомневаемся, чтобы и у харьковского полк. «Грицька» Донца был свой герб. После, когда под конец он сделался стольником, когда потомки его обратились в «Захаржевских», может быть, герб и был сфабрикован. Со своей стороны ничего положительного сказать не можем, но всё-таки кое-какие соображения приведём.

В Харк. ист. архиве хранятся подлинные дела Харьковского полка, начиная с 1732 г., но ни на одной «бумаге» не пришлось видеть полковой печати. Правда, это всё текущая переписка, а «сходящая» - черновики. Печати прикладывались на универсалах, судебных приговорах, которые выдавались, как документы, на руки. Мы располагаем двумя такими подлинными: универсалом (1691 г.) – разрешение на занятие земли (приведём его ниже) и утверждённый приговор (1703 г.) полкового судьи – фамильные документы автора, оба с печатями. «Дано ему сотнику Фёдору и сей лист, стверженный полковою печатью».

На обоих документах печати тождественны, на приговоре только меньшего размера. На последнем сказано: «Що для певности и подтверждения лист сей дан ему Фед Альбоскому в Харькове в Ратуше при печати судейской».К сожалению, изображения на щите почти не сохранились (печать выдавлена на бумаге, сургуч был накапан с обратной стороны, прикрыт кусочком бумаги же, как обыкновенно тогда делалось). Всё-таки виден геральдический щит, с перьями, как обыкновенно, по верху и по сторонам. С левой – две буквы «С», одна под другой; с правой – наверху «А», под ней «П», а внизу печати «Х». Все буквы отчётливы. Изображения на щите крайне неясны; что они означают, нельзя догадаться, но на обеих печатях тождественны. Что могут означать эти начальные буквы? Ни одна из них не соответствует инициалам Г. Е. Д. (Григорий Ерофеевич Донец). Пять букв: С. С. А. П. Х. – Слободской (допустим) «Полк» «Харьковский», ну, а что «С» и «А»?

Вторым лицом по своему значению был полковой обозный (обоз – лагерь). Он заведывал артиллерией полка и содержанием в порядке городских крепостей. В отсутствие полковника заступал его место, но полнотой власти не пользовался.

Полковой судья заседал в ратуше, вершил судебные дела; утверждение приговоров зависело от полковника.

Два полковых есаула – помощники полковника по воинской части.

Полковой хорунжий – хранил в походах знамя («хоругвь») и заведывал хорунжими казаками.

Старший писарь принадлежал к составу старшины. Лица, составлявшие её, на полковой раде решали все важнейшие дела по большинству голосов. Такой порядок вёл иногда к большим недоразумениям, а иногда, как говорят, рады оканчивались драками, настоящими побоищами между её членами, которые для этой цели будто бы вооружали своих крестьян (по словам П. Головинского). Но это весьма сомнительно. Драки, конечно, могли случаться, но чтобы вооружались крестьяне – нет. Это был бы уже бунт. Подобных порядков Москва не допустила бы, старшины за это слетели бы с мест и понесли наказание.

В городах был ещё атаман, исполнявший полицейские обязанности.

Управление сотни было сходно с полковым. В делах важных она подчинялась полковнику; а управлялась почти самостоятельно сотником, которому были подчинены все жители сёл и хуторов. Сотенная старшина состояла: из сотника, атамана, хорунжего и есаула.

Атаман решал мелкие, гражданские дела, исполняя обязанности судьи, в отсутствие сотника заступал его место. Есаул и хорунжий – офицеры сотни. Назначение и смещение всех этих лиц зависело от сотника, но, конечно, с ведома полковника.

Казаки вооружены были саблями, пистолетами, ружьями и копьями. Ездили они на лошадях разных пород. Но была у них и своя порода – «черкасские жеребцы» - красивая, но уступавшая многим по крепости. Сёдла были польские и черкесские, высокие; ездили на коротких стременах, что делало посадку некрепкой, но давало возможность всаднику легко обращаться во все стороны и уклоняться от ударов противника.

Одежда казака состояла из черкески с откидными рукавами, нижнего полукафтанья, широких шаровар – всевозможных, преимущественно ярких цветов. Шапки – меховые из смушки. Одежда рядового казака не отличалась от одежды прочих, не подчиняясь какой-либо форме, а зависела от вкуса каждого.

Волосы казаки подстригали в кружок, подбривали голову немного выше ушей, носили усы, спущенные книзу, бороду брили.

Но носили черкасы и традиционные «чубы» - длинный пучок волос на макушке бритой головы. В старину этот обычай малороссы заимствовали у поляков; но есть указания, что в древности и русские носили их. Что и харьковцы их носили, видно по результатам драки жителей Лебедина[7] с детьми боярскими (1681 г.), когда чубы у черкас были отрезаны. В документе они названы «хохлами» - отсюда и прозвание «хохлы». Обычай носить их постепенно вывелся. Чуб представлял то существенное неудобство, что его обладателя легко было «таскать», к чему нередко прибегали энергичные казачки, вытягивая, схватившись за него, подгулявшего «человіка” из шинка. Чубы не забыты и народной поэзией.