Поход Г. Е. Донца на Дон с разменной казной. – Боевая сила полка. – Награда полковнику и казакам за службу. – Челобитная сотника Ив. Демьянова. – Балаклейский полк, возникновение его. – Яков Степанович Черниговец. – Присоединение полка к Харьковскому.

Г. Е. Донцу иногда давались поручения, за успешное исполнение которых он непосредственно от Царя получал благодарность и жалование. Так, напр., в 1678 г. он был послан на Дон «с разменною казною» («окупные деньги») для выкупа из плена боярина В. Шереметева[1] и сына белгородского воеводы стольника кн. А. Ромодановского[2] и черкас, взятых татарами. Сопровождение казны было делом тогда далеко небезопасным – это был своего рода военный поход в степи. Желающих поживиться готовыми деньгами, не говоря уже о татарах, нашлось бы много. Не раз на Волге царские корабли с разными запасами и казной подвергались разграблению, хотя и шли под охраной ратных людей. Поэтому полк. Донец выступил под прикрытием 2130 казаков своего полка конных и пеших с пушками и всеми запасами. Внушительный отряд! Харьковский полк помимо других командировок мог всё-таки выйти в таком составе.

В 1679 г[3]. по «смотрельным спискам» в нём было: полковой службы конных – полковник – 1, старшин и урядников – 56, литаврщиков, трубачей – 4, пушкарей – 5, казаков в 9 городах – 2930, да «бывшего Балаклейского полка» - 660, всего 3646 казаков. Городовой службы: всего 3568, кроме Соколовских и ольшанских казаков, число которых в ведомости не показано; кроме того ещё в 6-ти городах Балаклейского полка городовых казаков 249. А всего боевая сила полка равнялась 7463 казака (кроме городовых двух городов). Полковых пушек было 8, возимых за строевым полком; в городах были свои пушки на случай осады, но в ограниченном числе[4].

Хотя Гр. Донец выступил на второй недели поста, но пошёл «тележным путём» - «зимний рушился» - до Ц. – Борисова пришлось « итить стругами». И на этот поход ушло целых три недели[5].

Поручение Гр. Донец выполнил вполне удачно и удостоился за то получить грамоту[6]. В ней Царь «милостивым словом жаловал и похвалял за донецкую службу» харьковского полковника. Кроме благодарности Гр. Донец получил и «жалование» - сукна алого цвета и «пару соболей добрых с хвосты». В своей челобитной полковник писал: «И я, х. т., видя к себе такую Твою, Вел. Гос., премногую милость и жалование, сказывал полку своего казакам всем вслух, чтоб они, казаки, видя такое Твое Вел. Гос. милостивое похвальное слово и жалование к себе, впредь Тебе, Вел. Гос., служили со всяким радением».

Хотя Москва и не платила определённого жалования черкасам, но всё-таки немало на них тратилась. Царя просто заваливали разными челобитными по всякому поводу. Кто поймает «языков» и отвезёт их в Москву, - получал «жалование» сукном, соболями, деньгами. Многим дача казалась малой, подавалась челобитная о прибавке. И редко когда получался отказ. Удачно исполненное поручение – награда, отбитый татарский набег – награда; за «осадное сидение» - награда, также и за «разорение», особенно часто случавшееся.

Царь пожалует – «велит дать жалование». Осчастливленный тем казак ждёт его, ждёт, «волочится» по приказам; но приказные ведут свою линию. Если проситель не желает, или не может раскошелиться, то выведенный из терпения снова подаёт Царю челобитную, что, мол, сидючи на Москве в ожидании выдачи, «проелся», больше пить и есть нечего – «Великий Государь, смилуйся, пожалуй!» Царь, «той челобитной слушал» и, удовлетворяя просьбу, приказывал, забывая только энергично наказать «бездельную корысть».

Чтобы не быть голословным, приведём пример:

Сотник Харьковского полка Ив. Демьянов «с товарищи 3 человека» подал челобитную[7] Фёдору Алексеевичу. В ней подробно перечислял свои «службы» отцу Царя «в прошлых годах». Писал, что был на «многих полевых боях» и на приступах и отводах» (походах), что бился, не щадя головы, кровь проливал и «многожды (был) ранен во многих местах из лука и саблею», следы чего, мол, видны и теперь, что привёл «языков семь мужиков в Москву самолично» им взятых в плен и «ничем Твоим Вел. Гос. жалованием не взыскан». Мои же товарищи, мол, тогда получили жалование, поэтому «смилуйся, пожалуй!» Царь смилостивился (1679 г.), приказал выдать: 5 р., сукна «аглицкого», да пару соболей (по 2 р.), а его товарищам по 2 р. и портищу сукна и «отпустить их тотчас с Москвы», чтобы поскорее отделаться.

Но какова переписка! На челобитье положена резолюция Царя. По ней посланы приказы в разные приказы в один о деньгах, в другой о сукне, в третий («сибирский») о соболях. Указы подробные с перечислением всех подвигов и пр.

Но Демьянов не успокоился – подал новую челобитную о том же, но в более прочувственных выражениях; в ней уже писал, что «ничем Твоим Вел. Гос. денежным жалованием и сукном и (это уже прибавка к первой) поденным кормом и пойлом не пожалован»… «На Москве живём 4 недели»… «Конскими кормами и своим хлебом испроелись, а дано нам… жалования поденного корму и питья на 4 дни». И снова «и за кровь и за раны», «Царь – Государь, смилуйся!» На челобитной этой интересная резолюция: «Отказать, дано тебе и сукно и соболи».

Казалось бы и конец, но нет! Новая челобитная и новая резолюция: «Вел Гос. пожаловал черкасского Харьковского Григорьева полку Донца новопостроенного г. Ольшаны сотника Ив. Демьянова за службу и взятые языки и для его иноземства – велено ему дать своего гос. жалования в приказ к прежнему в прибавку денег 5 р. из Розряду, да портище тафты из Казённого приказу и о даче той тафты в Казённый приказ из Розряду писать память»[8]. Умышленно приведены здесь все эти, может быть, и утомительные подробности, но они так характерны! Канцелярщина, писание, писание без конца – это наше традиционное, ниспосланное за грехи наказание, тяготеющее над Русью во всей полноте и поныне. «Отписаться» от чего-нибудь, или дописаться до потери у начальства или у противника дальнейшего понимания «дела» - это было и есть великое искусство!

С другой стороны эти челобитные, подаваемые скромными казаками непосредственно Царю о «пойле», корме, сукне, о нескольких рублях, свидетельствуют о простоте царивших тогда отношений, о внимании грозного Царя к нуждам своих подданных. Надо было обладать неиссякаемым терпением «слушать» эти мелочи, класть резолюции и т. д. И эта близость Царя к народу едва ли где бывшая, кроме России, так симпатична!

При Гр. Донце территория Харьковского полка значительно и сразу расширилась к югу с присоединением до того самостоятельного Балаклейского полка. После этого Харьковский сделался самым сильным из черкасских полков, как военная единица, так и по пространству обширных земель, входивших в его состав. Проследим историю этого Балаклейского полка, сыгравшего видную роль в колонизации «диких полей». В прежних исследованиях о нём упоминается вскользь, что был-де ещё и какой-то Балаклейский.

В начале шестидесятых годов крайним поселением в Придонецком крае был г. Змиёв, стоявший посредине несколько выгнутой линии, шедшей от Валок к Чугуеву по р.р. С. Донцу и Мжу, отчасти прикрывавшим собой от татарских набегов возникшие уже к этому времени казачьи городки и слободы. К северу за Змиёвым (самое раннее известие о нём относится к 1655 г.) стоял Харьков, построенный, по-видимому, почти одновременно с ним.

Ещё до Гр. Донца большую услугу колонизации края оказал другой деятель, о котором мало что было известно. Личность его во многих отношениях крайне интересна и симпатична. Но кто он именно такой, каково его происхождение, этого современные источники, крайне скудные, не говорят.

В 1663 г. в Белгород приехал казак и назвал себя атаманом Яковом Степановичем Черниговцем. Он обратился к кн. Ромодановскому с просьбой позволить ему с пришедшими из-за Днепра черкасами «на государево имя» поселиться на татарских перелазах, вниз по р. Донцу «меж речек устей Булыклеи»[9].

Место, где Черниговец хотел строить город, находится от Харькова в 80 вер. и в 50 от Змиёва, за которым уже прекращалась всякая оседлость. Прежде, чем обратиться с просьбой о поселении, Черниговец облюбовал себе место.

Полноводный С. Донец с многими притоками, с чудным местоположением делал этот край особенно привлекательным. Начавшись вёрст за 50 севернее Белгорода, река эта течёт прямо на юг до высоты Чугуева, после круто поворачивает на запад, а от Змиёва, протекши снова вёрст с 10 на юг, принимает юго – восточное направление, часто бросаясь влево и вправо при проходе чрез Донецкий кряж. Приняв в себя с обеих сторон много притоков, Северский Донец от Чугуева делался уже в то время очень полноводным; соединившись же с Удами, Мжом и др., становился уже значительной судоходной рекой.

Левый приток С. Донца, на котором Черниговец собирался строить город, состоит из трёх рек: Балаклейка (18 вер.), Средняя Балаклея (26 вер.) и Сухая Балаклея (25 в.). Каждая из этих речек в свою очередь принимала в себя несколько речек и ручьёв. Самый город предполагалось строить с «нагайской стороны» на левом берегу Средней Балаклеи при впадении в неё Сухой и ещё какого-то безымянного притока.

Вода была везде в большом изобилии. Кроме того, на большом пространстве шли тогда леса и озёра, и непроходимые болота.

Но несмотря на это, татары всё-таки здесь были хозяева и именно здесь переходили через Донец. Вблизи Харькова и других городов тогда ещё много лежало незанятой земли, но Черниговец почему то предпочёл им и относительной безопасности эти дикие, но привольные места. Поселясь на Балаклее, в таком отдалении от городов, приходилось надеяться только на себя и нужно было быть человеком с твёрдой рукой и неустрашимым сердцем. И Черниговец был таковым, если добровольно лез в самую пасть зверя. Так далеко гнало атамана вглубь степей, может быть, ещё и другое – желание быть подальше от властей и быть самостоятельным.

Три татарских шляха, пролегавшие в юго – восточных степях – Муравский, Изюмский и Кальмиусский – особенно тщательно наблюдались воеводами.

Поэтому кн. Ромодановский сочувственно отнёсся к просьбе Черниговца. Но предварительно он, малознакомый с краем, так далеко лежавшим за рубежом, послал его «рассмотреть и разъездить[10] и выяснить, можно ли в том месте быть городу и будет ли украинным городам от воинских людей помощь».

В Белгороде имелись даже для этой цели особые специалисты – «разъещики». При этом, главным образом, имелось в виду лишь стратегическое значение места, где предполагалось строить город. Осмотрев место, разъещики доложили, что «городу быть пристойно», «потому-де, что тем местом через Донец хаживали под украинные городы татаровя». «Если, писал воевода Царю на усть речек Булыклеи будет построен город, то… татарам проходу не будет». Выяснив этот вопрос, кн. Ромодановский уже «велел» строить город, а около него по перелазам учинить всякие крепости, чтобы и жить бесстрашно».

Ровно через год (1664 г. 31 июля) Черниговец снова приехал в Белгород с докладом, что город он уже поставил и назвал его Балаклелею, что в нём и в посаде в 150 дворах поселились уже 200 семейств черкас[11] и что дальнейшая постройка дворов и приход новых переселенцев ещё продолжается.

Город был построен деревянный, в окружности с проезжими и глухими башнями 500 саж. Черниговец такую проявил энергию, что, кроме всего этого, успел ещё поставить на 500 саж. надолбы и набить честик. Приехал атаман с словесным докладом; но кн. Ромодановский этим не удовольствовался и приказал «всякие крепости описать и всё на чертеже начертить». Когда Черниговец, исполнив всё это, вернулся в Белгород, воевода тотчас же отправил его в Москву к Государю. Как он там был принят, неизвестно; но, судя по всему, милостиво: свою поездку в Москву атаман повторил в 1667 г.[12] На этот раз его приняли ласково, «давали корму довольно», пожаловали сукном, соболями и пр.

Постройкой г. Балаклеи Черниговец не ограничился, он продолжал призывать черкас, построил и заселил ещё укреплённые города по С. Донцу: Андреевы Лозы, Бишкин, Савинский (Савинцы) и Лиман – на степи между двух озёр (лиманов).

Но, кроме этих, что особенно важно, Черниговец построил ещё на С. Донце г. Изюм. Основателем его считался Г. Ер. Донец. Что и Изюм строил «булыклейский осадчик», свидетельствуют два документа: его челобитная[13], в которой он перечисляет построенные им шесть городов, и доклад Царю по поводу дачи жалования полковникам – харьковскому, сумскому, острогожскому и балаклейскому[14].

Эти основанные городки стояли на «бродах», где переправлялись татары, следов., строились они ради оборонительных целей. И в этом особенная заслуга Черниговца. Выяснение её несколько умаляет и колонизаторскую деятельность Г. Донца, которому приписывали всецело как постройку Изюма, так и заселение обширной пустынной области.

В 1668 г. во время бунта Брюховецкого не устояли и балаклейцы. Черниговец старался образумить их, но это ему удалось относительно половины населения. Её он уговорил и с ней пытался даже силой удержать остальных от измены и ухода. Между расколовшимися жителями произошёл формальный бой, окончившийся уходом изменивших к Серку[15].

Отменную службу Черниговца и выказанную верность Царь отметил особенной наградой – он пожаловал атамана полковником. С этого времени построенные городки и призванные в них черкасы составили особый «Булыклейский полк» с сотниками, атаманами и пр. старшиной. В нём, кажется, не было даже воевод и приказных людей.

Черниговец, наравне с прочими черкасскими полковниками, пользовался большой властью и известной самостоятельностью. Территория его полка, тянувшаяся по С. Донцу, была довольно значительна – более 80 вер. в длину. Крайними городами на севере был Бишкин и Лиман, на юге Изюм и Царево – Борисов. Последний снова, после запустения заселился в 1658 г. черкасами, при Черниговце же население его значительно увеличилось. Границы полка на запад и восток были неопределенны – здесь расстилались степи, свободные от всякой оседлости.

Заведывая полком, Черниговец проявил ещё большую деятельность, не переставая сгущать население полка зазывом новых переселенцев. Продолжал он неустанно бороться и с татарами, гоняясь за ними, ловя их и в качестве «языков» отсылая в Москву. За время его управления полком нет известий о татарских разорениях в этих местах, о чём в своей челобитной, между прочим, свидетельствует и сам Черниговец.

Довольно сильный отголосок бунта Разина был и в Балаклее. Её заняли без сопротивления воровские казаки и склонили жителей к измене. Полковник Черниговец остался и на этот раз верным, но не мог ничего поделать с казацкой «шатостью» и принуждён был бежать. Донцы разграбили всё его имущество и замучили на смерть жену[16].

После того, продолжая успешно бороться с татарами, полк. Черниговец благополучно прожил в Балаклее до 1677 г. Тринадцатый год его службы Москве был для несчастливым. Над ним стряслась какая-то беда, но какая – неизвестно. В докладе Царю сказано глухо[17]: «С 1677 г. по его же боярина и воеводы (кн. Ромодановского) рассмотрению от того полку он Яков (Черниговец) за полковую вину отставлен. В челобитной самого Черниговца[18] говорится, что было «велено Булыклейский полк ведать харьковскому полковнику» - тоже глухо.

Всё это может служить доказательством верности нашего свидетельства, что черкасские полковники всецело зависели от Москвы; пресловутой «свободы» далеко не было. Сдав свой полк и прожив в Балаклее два года, Я. Черниговец поехал в Москву и подал челобитную. В ней он, скромно перечислив свои «службы» - постройку городков, удачную борьбу с татарами, свою верность, когда всё кругом шаталось, он просил Царя Фёдора Алексеевича пожаловать его – велеть быть по-прежнему полковником в Балаклейском полку. Просьбу свою Черниговец мотивировал тем, что от присоединения к Харьковскому терпят прежде всего жители, так как харьковский полковник «удалён от них и забирает к себе казаков». «А мы от крымских и от азовских татар живём ближе, и (они) стада у нас отгоняют постоянно, жен и детей у нас в полон берут и городки разоряют», чего прежде не было.

Хлопоты Черниговца не имели успеха. Но из того обстоятельства, что в Москве он был принят ласково, что Царь велел дать ему жалование и подарки[19], можно вывести заключение, что никакой особенной, позорящей его вины за прежним полковником не числилось.

Не рискуя впасть в ошибку, можно утверждать, что падением своим Черниговец был обязан Гр. Донцу. Последний пользовался большим расположением влиятельного кн. Ромодановского. Это видно из многих сопоставлений. Благодаря ему, Гр. Донец и добился присоединения к своему Балаклейского полка, подготовляя полковничество для сына.

После своего устранения Як. Черниговец продолжал, уже как подчинённый Гр. Донцу, жить в Балаклее под скромным именем «черкашенина» и «осадчика»[20]. Дальнейшая его судьба не известна.

В истории Придонецкой Украины Черниговцу должно быть отведено почётное место, как одному из первых и самых энергичных колонизаторов её.