«…Вспомним, что был один человек…» (Н. М. Харченко).

История, в нашем обычном восприятии, - это наука, с цифрами, датами, войнами, реформами и многими глобальными событиями, где участвуют цари, полководцы, президенты, но как-то нет там места простым людям.

            А жизнь этих простых людей, в нашем же восприятии, протекает в стороне от глобальных событий в их собственных квартирках, конторках, в кругу своих близких и друзей, сослуживцев.

            В 1868 году в бедной крестьянской семье, в селе Плёхов Антоновской волости Черниговского уезда Черниговской губернии родился Георгий Гаврилович Силёнок. Прошло лишь 7 лет, когда Россия отказалась от крепостного права (в 1991 году рухнул наш «Союз», прошло лишь 12 лет, а как изменился стремительно мир вокруг нас).

            В 16 лет Георгий уже служит писцом пристава Городнянского уезда. Это в сплошь неграмотной крестьянской России! В 20 лет начинает службу на железной дороге, в начале 20 века взят на военную службу, потом переходит в Министерство юстиции по тюремной части, а в 1912 году, в 44 года переходит на службу в Государственную Думу, в 1917 году он был управляющим делами 1-й следственной комиссии по арестованным царским министрам и крупным чиновникам. Если даже на взгляд современного человека – это прекрасная карьера, то для сословной России – тем более. Не совсем он оторвался и от земли, к 1917 году имел более 100 десятин земли в с. Холявин Черниговского уезда. Умом, трудом и упорством этот сын крестьянина достиг успехов и благополучия.

            А после 1917 года он вдруг возвращается в родные места, служит в Бахмачанской конторе губсоюза потребительских обществ, там же, в 1921 году был арестован за «контрреволюцию», а в 1922 году за недоказанностью преступления – освобождается. С 1925 по 1949 год жил в Москве, работал в текстильном институте на хозяйственных должностях до самой своей смерти.

            Мы не можем спросить у него, что думал о власти рабочих и крестьян этот крестьянский сын, но можем догадаться, что это была не его власть, и не было у него больше крыльев для полета после 1917 года. И только в кругу семьи Георгий Гаврилович мог позволить высказывать свои, далеко не лестные, отзывы о власти.

            Многие годы рядом с ним была жена, умершая в 1920 году, такая же крестьянка, как и он. Родили, подняли на ноги они 4 сыновей и 3 дочерей, все дети получили высшее образование, почти все работали в Москве. Но об одном из них…

            !7 октября 1907 года, во время службы Георгия Гавриловича на станции Бахмач Черниговской губернии, эта пара была осчастливлена рождением еще одного сына Феодосия, ласково – Дося. Семья достаточно часто меняла места жительства: Бахмач, Петербург, Москва, потом опять Черниговская губерния. В Харьков Феодосий приехал в году 1924, некоторое время учился в школе ФЗО автоавиадела, потом работал рабочим на авиационном заводе, мотористом Укрвоздухпуть, но уж очень велика была его тяга к знаниям. О нем, еще 15-летнем юноше, писали местные газеты, как о юном изобретателе. За ряд ценных предложений в области ремонта авиадвигателей не раз премировался, некоторые его разработки были отправлены в Москву.

            Поэтому логичным поступком была его учеба в Харьковском технологическом, а затем авиационном институте в 1927 – 1934 г.г., по окончании которого, он был оставлен в НИСе института как научный работник, ассистент кафедры авиадвигателей, где, кроме лекционной работы, работал над темой своей диссертации до лета 1937 года.

            Счастливо складывалась и личная жизнь у 30-летнего, полного сил, энергии и планов, молодого ученого. В марте 1937 года он женился на 19-летней Галине, учительнице одной из Харьковских школ. Молодая пара поселилась в Померках, в одном из общежитий Харьковского авиационного института, они ждали ребенка. Был у Доси и хороший друг Анатолий, с которым он подружился, ещё работая в мастерской.

            Феодосий, по словам друга, был общительный, веселый, жизнерадостный человек. Несколько влюбчив, а может просто притягтвал своим обаянием женщин, по словам его знакомой «был похож на Есенина», но, несомненно, одно: он был удачлив.

            О чем думал Феодосий в 1937 году, в роковой для страны и для него год? Сохранилась написанная его рукой фраза: «Я хочу жить!». И в этой фразе всё.

            Но, вряд ли, он думал и помнил о своей одной встрече 12-летней давности с девушкой Валей, такой же юной, как и он, рабочей харьковской фабрики, комсомолкой. В 1926 году, в одном из многочисленных клубов города, познакомившись с ней, он проводил её домой, затем несколько ничего не значащих встреч, а позже Феодосий уехал на некоторое время в Крым и прислал девушке всего 3 письма. Зачем писал? А потому, что «путешествие вместе домой – все это действовало на меня как-то иначе, совершенно не так, как всегда», а еще хотелось поделиться, может даже похвастать какими-то мыслями, взглядами: «вот этим полуоткрытием для тебя хочу сделать наше знакомство для нас откровенным, т.е. вот какой я и что я думаю». А может он этими письмами хотел приукрасить свою жизнь: «Утро, завод, прийдешь, наденешь на себя замасленную спецовку, а с ней и 8-часовую ругань, пошлость. Проклятый завод, он так меня гнетет, день за днем, как две капли воды похожи друг на друга, и вот уже как три года ты – винтик этой заводской машины, ты – автомат, купленный за получки».

            Но какие бы ни были причины для появления этих писем, беда 20-летнего Доси была во многих его мыслях: «соввласть я ненавижу так, как может быть не один человек, вот почему я захлебываюсь газетами и живу надеждой на войну. Эта ненависть органическая какая-то, всякое достижение я даже вынужден понимать по-своему», а уж строка о том, что мысль «рисует много всяких причудливых картин, создает красивые миражи путешествий, подполья, войн или воображать себя террористом-убийцей видных вождей компартии – вот пока самое милое в моей жизни» - почти приговор себе.

            Дося много читал, но «кроме научных книг, все-все понимаю по своему, то есть наоборот, читаю своим языком. Все свое нутро я выливаю в стихи».

 

«Сегодня в клубе Профинтерна

Обычен разговор и смех,

Лишь необычен я, наверно,

Своим желанием среди всех…»

«… Россия мертвая молчит

Не год, не два, а целых десять.

Молчанье не о том гласит,

Что мир теперь в России вечен,

Что только тихое «merci»

Несется из толпы овечей,

Что россиянин не такой,

Чтоб всё понять башкою дурьей!»

«… В глубинах всей Руси великой,

Не задержать Вам этот дух.

Дождем бумажных резолюций,

Уж ловит напряженный слух

Шаги грядущих революций…».

 

            Что привело Феодосия к таким мыслям: возможно, разговоры в семье, где помнили иную жизнь и, где отец так неосторожно изливал душу детям; возможно, реальная окружающая жизнь, «власти на местах делают по-своему, как хотят, а в Москву посылают неправильные сведения», где «непартийному человеку доверия меньше, несмотря на частые случаи больших знаний у беспартийных», а может он хотел просто написать девушке «красиво и внушительно, не думая о том, что даже через 12 лет может быть известно».

            А девушка была комсомолка, у нее были иные, принципиальные убеждения, она считала, что «Дося все время обрабатывал меня в контрреволюционном духе…». Валентина была очень добросовестной комсомолкой и в 1929 году лично направила все его письма в окружной отдел ГПУ Харькова, предварительно скопировав их.

            В одном из писем Феодосий писал: «Ясно, мне свою старость даже и не глубокую не прийдется увидеть, но ты с помощью и людей, и Высшей силы, будешь, наверное, бабушкой Валей и, если не изменит тебе к тому времени память, вспомни, что был один человек, простой, незаметный червяк, который в первый раз в жизни нашел, носил и искусственно убил о Вале самые светлые, самые милые мысли…».

            Спустя годы, когда Вале было 57 лет и она могла уже быть «бабушкой Валей», она опять вспомнила «незаметного червяка», но, как прежде, только уже будучи членом партии, подтвердила, что в свое время поняла: «Феодосий попал под влияние какой-нибудь группы оппозиционеров, решив оторвать его от этого, направила все его письма и стихи в НКВД, хотя  я, конечно, не знала, имелось ли такое влияние на него в действительности…»

            Феодосия оградили «от всех влияний» 10 августа 1937 года, в 4 часа 10 минут утра, перед рассветом, когда так хочется жить, - его расстреляли.

            У него не родился ребенок. Его жена вышла замуж за друга, Анатолия, девушка Валя осталась убежденной в своей правоте, государство, а может и мир, не получило ученого, изобретателя.

            Память о Досе была только у братьев и сестер, для них он никогда не был врагом. Вряд ли, кто-то из них дожил до 1989 года, когда Феодосий был реабилитирован.

            Но так не хочется, чтобы память о нем ушла вместе с его близкими.

Источники и литература:

1. ГАХО ФР.6452, оп. 3, ед.хр. 2897.