Если бы можно было раскрыть загадочную внутренность курганов, разбросанных на пространных степях южной России, то явился бы нам новый ряд неведомых повествований; какое было бы наше удивление, если бы остатки древнего зодчества представились нашим взорам, и мы тогда узнали бы, что этот дикий и пустынный край, по коему носились громадные орды варваров средних веков, был обитаем некогда жителями просвещенными, знакомыми с искусствами и науками и что, быть может, певцы того времени воспевали дела, достойные жить в истории.

Невольное уныние овладевает душою при мысли, что на том месте, где некогда вмещалось славное Хазарское царство, нет почти следов былого! Все исчезло: одна лишь зеленая степь, подобно безбрежному океану, расстилается на тех местах, где некогда высились города и красовались здания. Лишь изредка холмятся курганы, красноречиво именуемые местными жителями могилами, и эти то могилы являются взору как призраки минувшего, а разбросанные по степям кумиры показывают позднейшее порабощение этой страны идолопоклонством [1]. Кто из нас, читая красноречивые повествования Вольнея, не чувствовал грусти при его описании запустелой, некогда шумной и роскошной, Пальмиры? Но там были развалины зданий, ряд целых колонн, обличавших прежнее величие зодчества, и обезглавленные или полуразрушенные статуи, которые хотя и не представляли в целости ничего изящного; но для путешественника с умом и чувством представляли многое, служащее к определению степени совершенства ваяния. Нет людей, но остались следы их произведений, дающие высокое понятие о прежних обитателях этого города!

Но это был один только город! Какие же мысли должны волновать нашу душу, когда представим себе, что необозримая степь, расстилающаяся от Каспийского моря до Днепра, была обитаема в первых веках по Р. Х., и что уже в ІІІ веке возвышались города со всеми предметами современной роскоши, не уступая Византии в своем просвещении, и когда не было еще ни Москвы, ни Парижа, ни Лондона, уже здесь были значительные города, с значительными успехами в зодчестве и ваянии.

Но все изменилось, самые следы былого изгладились; ничто не напомнит минувшего; одно лишь осталось: это струи рек, орошающих сии страны; по-прежнему «Танаис» (Дон) тихо катит свои струи в отлогих берегах своих в Меотиду (Азовское море), а Северный Донец, как сребристая змея, в извилинах мелькает между гор и лесов. Они одни остались живыми памятниками времен протекших. Постараемся описать одну из этих рек, менее известную. – Северный Донец достоин внимания по своим живописным берегам, на коих история неоднократно показывала нам в своих повествованиях Игоря, Святослава, Батыя, Тамерлана, Петра Великого, славных полководцев Шереметева и Миниха.

Река Северный Донец была известна еще во время владычества антов, столь страшных для Восточной Римской Империи. Берега этой реки были, вероятно, заселены городами в ІІІ столетии, ибо в то время от Каспийского моря простиралась знаменитая в Византийских летописях Хазария [2]. Когда многочисленные варвары средних веков разрушали города, хазары любили строиться, и греческий император Феофил в 834 году прислал им зодчего, некоего Петронаса, для украшения и укрепления их города Саркела.

Хотя в истории государства Российского [3] историограф опровергает мнения Делиля, полагавшего Саркел близь Донца потому лишь, что люди, отправленные Императором Феофилом, приплывши на судах к тому месту, где надлежало строить им Саркел, не могли этого предпринять близь Донца, ибо эта река подле Белгорода не судоходна. Но, принявши в соображение мнение Карамзина, что слово Саркел означает «Белая Вежа» или Белый город, и что много было городищ на Донце, равно и, обративши внимание на то, что река Северный Донец имеет течение на 700 верст, по которому и в наше время судоходство производится на протяжении 500 верст, нельзя достоверно заключить, что бы эта река не могла служить путем для Цареградских зодчих, как равно нет основательной причины утверждать, что Саркел не мог быть ниже Белгорода на Донце же, а не на Дону, как положительно указывает место Карамзин, на приложенной карте в Истории Г. Р. к ІХ столетию.

Мелководие реки Северного Донца в нынешнее время не может еще служить ясным доказательством, чтобы эта река была так мелководна и в ІІІ веке. Всем известно, что недавно еще были суждения во французской Академии Наук о причинах обмеления многих судоходных рек во Франции в нынешнее время. Этот вопрос рассматриваем был и в России, относительно Волги. Найдена причина: это беспощадное истребление лесов, растущих на берегах судоходных рек. Сверх того Азовское море не представляет ли нам в нынешнее время очевидного обмеления, в особенности близь знаменитого в древности Азова ? Туда, где некогда была пристань для многочисленного флота, теперь с трудом могут приплыть легкие лодки.

Принявши в соображение степень образования тогдашнего Хазарского царства, а равно потребность жителей украшать города византийскими зодчими и, когда они находили надобность, ограждать себя крепостями против печенегов, нет никакой причины предполагать, чтобы хазары оставляли прочие свои границы незащищенными, в особенности в верховьях реки Северного Донца, представляющих весьма способный путь как для нападений на неприятеля, так и для отступления от него и для засад, по всем втокам речек, в Донец впадающих. – Весь правый берег окружен горами, а левый лесами, с разными впадениями рек. – Следственно весь этот путь, при всей безопасности от набегов неприятельских, должен был быть ограждаем укреплениями, в особенности при главных «сакмах» (путях) и переправах и доселе именуемых «Кагановыми», посему и «Белые-вежи» должны быть в большем количестве на Донце, нежели на Дону, который в низовьях своих не имеет ни лесов, ни гор близь своих берегов.

Хазары хотя и имели свои пограничные города на Дону, но вероятно не избрали бы столицею своих каганов крепость в виду неприятелей своих печенегов, могших им угрожать почти ежедневно. Каганы, при азиатской роскоши своей, показываясь народу 4 раза в год, предоставляли по себе первому сановнику распоряжаться войском и царством.

Из сочинения же знаменитого нашего академика Френа: De Chazaris, упоминаемого и Карамзиным, в прибавлении к Х тому, видно, что Хазары имели сборы со ввозимых товаров, брали «десятину» и торговали с «Болгариею и Куявою», в ІХ веке. Описывая город хазарский Атель, Г. Френ говорит, «что в восточной стороне города живут большею частью купцы, там и складка товаров». Это обстоятельство, по видимому, маловажно, но в стратегическом и статистическом отношениях показывает, что в таких городах, где ожидали бы нападения с востока, византийские зодчие, укрепляя город Саркел на Дону, или на Волге против печенегов, не сделали бы такого ошибочного разделения частей города и не поместили бы людей торговых с их огромными складами с восточной стороны, почти в виду неприятелей; если же допустить, что Саркел был военная укрепленная столица на Дону или на Волге, то вероятно византийские зодчие поместили бы купцов с их товарами на западной стороне, обеспечивая богатства города от первого натиска неприятельского.

Предположив же существование Белых-веж на Донце, можно принять, что восточная сторона городов могла быть обитаема людьми торговыми и иметь свои пристани на берегу реки с одной стороны под прикрытием гор, а с другой огромных лесов, могущих купцам представлять отличный материал для их судов, а воинам для их ладей. Таким образом, воины и хлебопашцы -–имея с западной стороны, первые – открытое поле, а вторые – ровные удобные места для возделывания земель – могли и селиться преимущественно на западной стороне города: что и сам академик Френ подтверждает словами «что на восточной стороне большею частию жили купцы, там и складка товаров».

Когда, по словам нашего историографа, «изобилие Тавриды, долговременная связь с цветущим Херсоном и Константинополем, торговля и мирные искусства Греции усыпили воинственный дух в Козарах» еще при Олеге; то нет основательной причины предполагать, чтобы хан (каган) хазарский избрал Саркел свой, или Белую-Вежу на Дону, или на Волге (если допустить существование Ателя во время Святослава), в виду воинственного племени печенегов, имея обширную, постоянную торговлю с Византиею, и помещал бы свои склады в виду неприятеля, оставляя свои прочие границы необеспеченными со стороны воинственных славянских князей, Олега и Игоря, с ним воевавших.

Набеги Олега были им памятны, и они, оставя берега Днепра и уступив славянам всю Волынь, остановились близь Донца; следственно хазары и должны были встретиться близь этой реки, а не на Дону.

К тому же нападение Святослава не могло быть внезапное, ибо сам Карамзин повествует о нападениях его следующим образом: «Древняя летопись сохранила для потомства еще прекрасную черту характера его; он не хотел пользоваться выгодами нечаянного нападения, но всегда заранее объявлял народам, повелевая сказать им: иду на вас; в сии времена варварства, гордый Святослав соблюдал правила истинной рыцарской чести».

Также Игорь, будучи в союзе с печенегами, дававшими ему аманатов, и нападая на Византию, мог уже возбудить опасение в хазарах, предупреждаемых всегда о нападении Святослава, и, вероятно, встреченных им ближе к границе нынешней Харьковской губернии.

Как бы то ни было, если нельзя с достоверностью указать, где был Саркел, взятый Святославом – на Дону или на Донце, то, по крайней мере, с достоверностью можем принять, что уже в VIII веке берега Северного Донца были заселены и обитаемы людьми, уже просвещенными, а в последствии принявшими и христианскую веру.

Развалины Святогорского монастыря, ископанные пещеры в меловых горах реки Северного Донца, совершенно сходные с киевскими, не могут ли дать нам возможности к вероятному предположению, что берега этой реки, в одно почти время с днепровскими, озарились светом христианского учения и не было ли политикою византийского двора, из опасения враждебных действий славян – потомков страшных им антов, отвлекать иноземною войною? Быть может, греки в IX веке вооружали славян против хазар, коих господство на Волыни и в части Северской земли, как повествует Карамзин, было уничтожено еще Олегом.

Это мое предположение подтверждается враждебными впоследствии действиями византийского двора против хазар, не смотря на брачные союзы императоров греческих с дочерьми каганов; ибо, по свидетельству Кедрина, писателя XI века, во дни императора Василия ІІ, именно в 6524 (1016) году, Хазарская держава пала от губительного удара, нанесенного ей греческим вождем Андроником, при помощи князя тмутараканского Мстислава Владимировича.

В известном сочинении ХІІ столетия «Слове о полку Игореве» упоминается о сребристых берегах Донца, в описании горести супруги Игоря Северского, когда она узнала о неудачном его походе на половцев. Супруга плененного Игоря, проливая слезы в Путивле и смотря с городской стены в чистое поле, говорила: «о Днепр славный! Ты пробил горы каменистые, стремяся в землю Половецкую, ты нес на себе ладии Святославовы до стана Кобякова, принеси же и ко мне друга милого, да не шлю к нему утренних слез моих в Синее море. О солнце светлое! Ты для всех тепло и красно, почто же знойными лучами своими изнурило ты воинов друга моего в пустыне безводной. Но Игорь уже свободен; обманув стражу, он летит на борзом коне к пределам отечества, стреляя гусей и лебедей для своей пищи. Утомив коня, садится на ладию и плывет Донцом в Россию». – Сочинитель, мысленно одушевляя сию реку, заставляет ее приветствовать князя: «не мало тебе, Игорь, величия, хану Кончаку, досады, а Русской земле веселия; князь ответствует: не мало тебе, Донец, величия, когда ты лелееш Игоря на волнах своих, стелеш мне траву мягкую на берегах сребряных, одеваеш меня теплыми мглами под сению древа зеленого, охраняеш гоголями на воде, чайками на струях, чернетьми на ветрах».

Этот отрывок помещен историографом как произведение древности, ознаменованное силою выражения, красотами языка живописного и смелыми уподоблениями, свойственными стихотворству юных народов. Между тем это «Слово о полку Игореве» может служить доказательством, что и в ХІ столетии Северный Донец почитался путем людей ратных.

В доказательство же, что страна, орошаемая Северным Донцом озарилась светом христианства еще в ІХ веке, может служить повествование Нестора; ибо, по его сказанию, Константин в ІХ веке обратил хазар в христианство. Это же подтверждается житиями сих Святых; ибо там сказано, что Кирилл (Константин) и Мефодий в 858 году распространили христианское учение в стране хазарской; итак, ископанные пещеры в Святогорском монастыре доказывают со всею очевидностью справедливость наших летописцев?

Г. Глаголев в своем описании Святогорского монастыря [4], выкопанного в меловой горе, в Изюмском уезде, в 30 верстах от г. Изюма, говорит нижеследующее: «когда основан монастырь сей – неизвестно; но устроение пещер, по всему вероятию, принадлежит к глубокой древности; может быть тому времени, когда ископаны были пещеры киевские и черниговские и когда иноки, по господствующему духу набожности, старались приготовлять себе места, отдаленные от мирян и даже от монашествующих обществ». В истории государства Российского [5] упоминается о «Святых горах» под 1555 годом, когда царь Иоанн Васильевич послал воеводу Шереметева с войском из Белева, Моравскою дорогою в «мамаевы луга», к Перекопи, и когда, находясь близь Донца, узнал о движении неприятеля хана Девлет-гирея от сторожа, прибежавшего из Святых гор.

Упоминаемая здесь «Моравская дорога» чрез Донец должна существовать и в древнейшие времена; ибо город Моравск или Монастыревск существовал уже в ХІІ веке, о чем упоминается и в истории государства Российского, во ІІ томе гл. XVI, как о таком городе, который был свидетелем союза князей Ростислава и Святослава в 1159 году. Здесь они съехались и богатыми дарами утвердили взаимную любовь между собою.

С ХІІІ века почти до XVIII-го, Северской стране суждено было тяготеть под игом монголов. И всегда Северный Донец служил путем для внезапных нападений разным губительным народам, или оконечною гранью их владений. Русские летописи мало упоминают об этой стране: со времен татар все покорилось безмолвно их владычеству. Одни лишь курганы, с их разбросанными грубыми изваяниями, показывают их следы.

Когда Киев и Чернигов подпали под власть Гедимина, во времена Дмитрия Донского, то страна близь Донца не была никогда под властию литовцев; ибо царь Феодор Иоаннович, посылая дворянина Елизария Ржевского в Литву удостовериться в кончине Стефана Батория, повелел изъявить панам участие его в их горести и предложить им избрать его царя в короли. Между многими выгодами соединения трех царств: Московского, Литовского и Польского, упомянуто было: «Баторий в могиле и Феодор не радуется, не мыслит о мести, но изъявляет сожаление и предлагает способы на веки успокоить Литву с Польшею, желает не для умножения сил и богатства державы своей, но для защиты вас от неверных». Феодор Иоаннович сверх уступаемого панам и рыцарству всего, что земля королю платила, предлагал им дать поместья в новых российских владениях и собственною казною воздвигнуть крепости на берегах Днепра, Дона и Донца, чтобы нога оттоманская не топтала ни Киевской, ни Волынской, ни Подольской нынешних губерний.

Из сего явствует, что Северный Донец составлял во времена Феодора Иоанновича уже границу. По 6 пункту предложенных сейму условий царь жаловал земли бедным дворянам литовским и польским на Дону и на Донце. Этим самым государь желал сделать военною границею реку Донец, со стороны крымских татар.

В 1591 году, в мае месяце, как повествует Карамзин, разъезды наши не встречали ни одного татарина на берегах Донца Северского и Боровой: видели только следы зимнего кочеванья и оставленные юрты. Но 26-го июня прискакали в Москву гонцы с вестью, что степь покрылась тучами ханскими. Из сего видно, что крымцы кочевали в нынешнем Старобельском уезде, где речка Боровая впадает в реку Донец. Это против нынешнего Сенецкого перевоза, в 3 верстах от селения Лисичанска, откуда Северный Донец делается судоходным. Само собою разумеется, что крымцы пользовались этою рекою, как путем для своих внезапных нападений, под прикрытием гор и непроходимых лесов. Что и заставило впоследствии царя Феодора Иоанновича (в 1593 году) в ограждение России от внезапных нападений, построить на всех сакмахили путях татарских от Северного Донца к берегам Оки крепости: Белгород, Оскол, Валуйки, и населить их людьми ратными, стрельцами и казаками. Можно было полагать, что времена крестоносцев настали для России, в отношении татар. Ибо наш историограф, упоминая об этих крепостях, говорит: «Возобновив древний Курск, давно запустевший, основав крепости – Ливны, Кромы, Воронеж, царь Феодор Иоаннович в 1593 году  велел построить новые на всех сакмах или путях татарских от реки Донца, к берегам Оки, Белгород, Оскол, Валуйку и населить оные людьми ратными, стрельцами, казаками, так, чтобы разбойники ханские у него не могли легко обходить грозные для них твердыни, откуда летом непрестанно выезжали конные отряды для наблюдения и гром пушечный оглушал варваров. Царь в одной руке держал меч, а в другой золото и приказал сказать хану: Папа Римский, цесарь, короли испанский, португальский, датский и вся Германия убеждают меня искоренить твой улус, между тем как они всеми силами будут действовать против султана».

Во время царствования Бориса Годунова, в 1598 году, известие принесенное пленником (взятым за Донцом казаками в сшибке с толпою крымских татар), о нападении хана на Россию,  было причиною вооружения России. По сему видно, что в то время берега Северного Донца были во власти татар; что в последствии побудило царя Бориса Федоровича Годунова при впадении р. Оскола в Донец выстроить крепость в 1600 году, наименованную в честь его Царево-Борисовскою, и доныне находящуюся на том месте, в виде казенной слободы в Изюмском уезде, но сохранившую прежнее свое название. – Строителем этой крепости был именитый боярин Бельский; - не от него ли и получили две слободы наименования: Старой и Новой Белой, из которой одна Старая-Белая переименована в последствии в г. Старобельск: прежде в Воронежской, а ныне в Харьковской губернии находящийся?

О построении крепости Царево-Борисовой Карамзин говорит следующее: «Первою знаменитою жертвою подозрения и доносов был тот, с кем Годунов жил душа в душу, кто охотно делил с ним милость Иоаннову и страдал за него при Феодоре, свойственник царицы Марии, Бельский, спасенный Годуновым от злобы народной во время московского мятежа, но оставленный надолго в честной ссылке, снова призванный ко двору, но без всякого отличия и в самое царствование Бориса удостоенный только второстепенного думного сана, сей главный любимец Грозного, считая себя благодетелем Годунова, мог быть или казаться недовольным, следственно виновным в глазах царя, имея еще и другую важнейшую вину за собою; он знал лучше иных глубину борисова сердца. В 1600 году царь послал его в дикую степь строить новую крепость Борисов на берегу Донца Северского, без сомнения, не в знак милости; но Бельский, стыдясь представлять лице уничиженного, ехал в отдаленные пустыни как на знатнейшее воеводство, с необыкновенною пышностью, с богатою казною и множеством слуг; велел строить город своим, а не царским людям; ежедневно угощал стрельцов и козаков, давал им одежду и деньги не требуя ничего от государя. Следствием было то, что новую крепость построили скорее и лучше всех других крепостей; что делатели не скучали работою, любя, славя начальника; а царю донесли, что начальник, милостью прельстив воинов, думает объявить себя независимым и говорит: Борис царь в Москве, а я царь в Борисове! Сию клевету, основанную, вероятно, на тщеславии и каком-нибудь неосторожном слове Бельского приняли за истину (ибо Годунов желал избавиться от старинного беспокойного друга), и решили, что он достоин смерти».

Легко быть может, что уже из Царевоборисова приуготовлялись козни против Годунова, и вот настоящая причина скорого успеха Самозванца в стране этой, ибо Отрепьев на левом берегу Днепра разделил свое войско: послал часть его к Белгороду на Донец, и первые жители и воины Моравска и знаменитая столица князей черниговских и северских отложились от Бориса. Князь Татев, друг Бельского, ненавидевший также Бориса, вступил в позорную службу к обманщику и в то время, когда знаменитый Басманов держался в Новгороде, Рыльск, волость Камарнитская или Севская, Борисов, Белгород, Валуйки, Оскол, Воронеж, Кромы, Ливны, Елец – поддались Самозванцу.

Набрасываем завесу на постыдную эпоху запорожских и донских казаков, временно показывавшихся на верховьях Донца для помощи лже-Димитрию.

Эта страна, орошаемая Северным Донцом, обратила внимание Петра Великого, ибо он осматривал Маяцкую засеку, находящуюся в 5 верстах от Святых гор на Донце и также обратил внимание на каменный уголь близь с. Лисичанска в Бахмутском уезде, но не на судоходство, потому что эта река не была еще в русском владении, ибо еще в 1734 году Слободского полка сотник Василий Капнист отличился примерною храбростью, отразивши калмыцкого владельца Дондук-Омба из Изюмских пределов. Сей отважный воин, сделавшийся потом известным в Малороссии, начал службу при Петре и неоднократно разбивал крымских и ногайских татар.

Украинская линия до нынешнего Старобельского уезда, по Донцу, существовала с давних лет; но не распространялась далее города Тора (Славянска) и Бахмута, во времена Петра Великого. Эта  линия управлялась малороссийскими гетманами и украинскими старшинами. В 1737 году малороссийские казаки под предводительством Капниста находились с донскими и чугуевскими при взятии Минихом Очакова.

Я упомянул здесь о славном Капнисте, ибо он отличался близь Донца и с ним сражались чугуевские казаки, жившие близь этой реки; но  желающие иметь подробное сведение о малороссийских полках могут обратиться к историям Малороссии гг. Бантыш-Каменского и Маркевича и других авторов. Я же ограничиваюсь одним описанием берегов реки Донца.

Южная часть этой реки была в постоянном владении татар. Ибо еще в 1731 году, в царствование Анны Иоанновны, по предложению графа Миниха, 20000 козаков и 10000 малороссийских крестьян, под предводительством киевского  полковника Танского, отправлены были для сооружения земляного вала с башнями от Днепра до Донца. Еще Петр І намеревался устроить сии линии; но пространство их, как впоследствии оказалось (ибо они, по словам Манштейна, простирались на 400 верст), не могло удержать хищных татар от набегов до тех пор,  пока не были они укрощены в самых их улусах.

Примечательно, что Россия в одно время с Австриею ограждалась военною границею от неверных. Ибо знаменитая имперская граница: Militärgränge, основана славным героем, принцем Евгением Савойским, под начальством которого наш фельдмаршал Миних образовался в военном искусстве. И самое заселение нашего Новороссийского края не произошло ли частью от плана бессмертного графа Миниха еще во время Анны Иоанновны?

Уничиженное православие и угнетенная верность к царям во время смут лже-Димитриевых дали некоторую надежду латинам на уничтожение Восточной церкви. Малороссия, претерпевая гонение за веру, наконец присоединилась к России при Алексее Михайловиче; но берега Донца уже до того в нынешних Белгородском, Харьковском и Изюмском уездах были убежищем иноков и страдальцев за православие! Ибо в истории российской иерархии упоминаются, в 1624 году, игумен Симеон, в Святогорском монастыре, в 1664 году, строитель Кирилл и, в 1680 году, архимандрит Иоль, взятый татарами в плен. Курские и белгородские обители восстановлены царями Феодором Иоанновичем и Борисом Федоровичем. Харьковский Вознесенский монастырь, в 15 верстах от Харькова, при селе Хорошеве, почитается также древним; ибо в начале XVIII столетия игуменья Александра уже просила великого государя о пожаловании под монастырь земли с угодьями. Преданность россиян к православию и к законным царям, казалось, свыше награждена была, ибо с присоединением воинственной Малороссии лучше обозначилась наша граница со стороны турков. Но юго-восточная граница еще не была приведена в настоящее оборонительное положение; ибо Северный Донец составлял границу Малороссии (см. ист. Малороссии Маркевича т. 1, ст. 1).

Выше мною упомянуто, что Петр 1, а в последствии Анна Иоанновна обратили внимание на южные границы, Императрица же Елизавета Петровна привела в действие их предначертания. – Ибо переселение разных народов из благоустроенного европейского государства в дикие пустыни не могло произойти внезапно. То же самое чувство к православию, приведшее малороссиян под скипетр Алексея Михайловича,  одушевляло сербов при водворении их в России во время императрицы Елизаветы. Ибо славяне с недавнего времени (с 1700) присоединенные к Австрийской Венгрии  и исповедовавшие греческую православную веру, терпели гонения за свою веру. Вот почему во время Марии Терезии значительные венгерские сербы, бывшие там в большом уважении (полковник австрийской службы Хорват в 1752 году и Текелли) основали военно-земледельческое сербское поселение, или Новосербию, коей главным городом был Новомиргород и крепость Св. Елизаветы.

В 1753 году генерал-майоры – Депрерадович и Шевич основали Славяносербию в нынешних частях Бахмутского и Славяносербского уездов. Эти генералы, начавшие вероятно свою службу под знаменами принца Евгения Савойского, основавшего в Австрии военные пограничные поселения, могли достаточно ручаться за безопасность вверенных им границ. Вся земля, им указанная, была подвержена частым набегам татарским и не могла почитаться принадлежностью России. Ибо город Бахмут был пограничною крепостью в 1701 году, основанною Петром Великим, а в 1740 году от Днепра, т. е. Впадения реки Орели, до крепости Изюма близь Северного Донца тянулась Украинская линия на 400 верст.

Генерал Депрерадович избрал своею главною квартирою Серебрянку, на Северном Донце; а Шевич основал местопребывание на речке Лугани, - в таких местах, которые вовсе не были обеспечены до того времени от нападения ногайских татар, которые окончательно уже покорены императрицею Екатериною ІІ.

Усердие основателей Новороссийского края к православию видно из того, что Новосербия была разделена на протопопии, и первый протоиерей был родом из Славонии, именно Михаил Ваний, в качестве епархиального наместника Екатерининской провинции и правителя духовных дел в Славяносербии с 1756 года. – Генерал Хорват домогался также вызвать из Сербии епископа и просил святейший синод подчинить сему епископу обе новые области.

Генерал Депрерадович, поселившись на Донце, старался обеспечить правый берег этой реки по всему течению до земли войска Донского, предоставивши генералу Шевичу способ подвигаться вперед внутрь страны. Славяносербия разделилась, как и Новосербия в военном отношении на полки, роты и шанцы. И поныне еще многие селения ее именуются ротами. Для защиты страны беспрестанно содержались военные кордоны.

Само собою разумеется, что подобное военное поселение людей, доказавших свою храбрость в прежнем своем отечестве и находившихся в беспрестанных войнах с турками, должно было иметь большое влияние на безопасность русских границ. И берега реки Донца, находясь в русском владении, впервые на всем своем протяжении (хотя с правой стороны под прикрытием шанцев) были уже занимаемы правильными селениями. В одном из них – в селе Серебрянке, покоится в церкви прах принадлежащего к числу заселителей этого края генерала Депрерадовича. Привезенная им икона из его родины и поныне привлекает много молельщиков.

В 13 лет среди необозримых степей возникло более 200 сел и городов, представивших крепкую защиту против набегов татар и турок.

С воцарением императрицы Екатерины ІІ Новосербия и Славяносербия получили преобразование. Вся страна приняла наименование Новороссийской губернии, и разделилась на три провинции: 1. Елизаветинскую, 2. Екатерининскую и 3. Бахмутскую. Генерал-лейтенант Мельгунов в марте 1765 года вступил в управление губерниею Новороссийскою. Первыми начальниками были назначены в провинциях Екатерининской генерал-майор Чертков, а Бахмутской полковник Шабельский.

Река Северный Донец, вошедшая в состав этого нового распоряжения, не могла обратить еще на себя, по своему судоходству, внимания. Торговля тогда была весьма незначительна: ибо берега Черного и Азовского морей еще не были во власти русских. Когда же блестящие победы оружия русского открыли Азовское и Черное моря для торговли, река Днепр и вновь основанный город Екатеринославль обратили на себя всеобщую заботу. С большими издержками стали тогда исправлять пороги Днепра.

Достойно примечания, что князь Потемкин, имевший большие имения на реке Северном Донце, ничего не сделал в пользу судоходства этой реки. Равным образом и известный исполнитель его воли, обер-штер-кригс-комиссар Фалеев, издержавши многие тысячи на уничтожение порогов в Днепре, и владея огромным имением на Донце, также в забвении оставил эту реку; а князь Потемкин, сверх того, упразднил Святогорский монастырь; город Славяносербск утратил свое наименование, и назван Донецком. При сосредоточении власти в одном могучем лице князя Таврического, берега Северного Донца сделались отдаленною границею обширного края Новороссийского.

Само собою разумеется, что при быстром развитии гражданственности в новых владениях русских и когда Екатерина Великая указала путь в Тавриду своим путешествием, все устремилось к распространению торговли и промышленности в тамошних местах, но только в позднейшее время принято надлежащее попечение о берегах Азовского моря.

Устраивая порты, не думали тогда, как ныне, или как при Петре Великом, о внутренних сообщениях; во время царствования Александра Благословенного бывшие таганрогские градоначальники:  генерал от инфантерии Аполлон Андреевич Дашков и преемник его барон Кампенгаузен, обращали внимание на судоходство реки Северного Донца; первый из них составлял компанию для построения судов на Донце, а, по докладу последнего, последовал указ, вполне удовлетворяющий всем требованиям и успехам возникавших тогда мореплавания и торговли. В этом указе было сказано: «для особенного покровительства купеческого мореплавания по Азовскому морю, а паче для поощрения собственного судостроительства, все предметы, к тому относящиеся, вверить попечению одного лица под названием: главного попечителя судоходства по Азовскому морю, возлагая сие звание на таганрогского градоначальника барона Кампенгаузена» (см. Одесский Вестник 1845).

Казалось, блестящая эпоха настала для всего края смежного с Азовским морем. Но барон Кампенгаузен был вызван в С. Петербург, где вверенная ему министерская должность лишила край деятельного начальника. Герцог Ришелье и граф Ланжерон имели предположения об усилении торговли на Азовском море, но, по разным обстоятельствам, не могли привести их в исполнение.

Северная часть реки Донца обратила, наконец, внимание императора Александра. Около города Чугуева учреждены военные поселения; а Старобельский уезд был отчислен из Воронежской губернии и присоединен к губернии Слободско-украинской (что ныне Харьковская) для распространения военного поселения. Итак, предположение императрицы Елизаветы исполнилось; войска вновь находятся на берегах реки Северного Донца.

Оканчивая описание реки Северного Донца, не могу умолчать о теперешнем бедном положении города Славяносербска. Старинная церковь полуразрушилась, и жители этого города принуждены ездить, а иные ходить пешком к обедне в село, отстоящее от города на 5 верст. Такое состояние города однако ж теперь видимо улучшается.

В заключение описания реки Северного Донца я должен упомянуть, что в благополучное царствование императора Николая князь М.С. Воронцов постоянно обращал внимание на судоходство этой реки, и, по докладу его сиятельства, заказан был в Ливерпуле железный пароход; в это же время упраздненный Святогорский монастырь в управление Харьковскою епархиею преосвященным Иннокентием, стараниями госпожи Потемкиной восстановлен. Живописные берега этой реки вновь огласились согласным пением иноков, ежедневно восходящих на высокую меловую гору, увенчанную храмом во имя Святителя Николая, для совершения там Божественной службы. Такой памятник останется навсегда вечным доказательством благоговейного внимания благочестивого императора к древним храмам первых веков христианства, и если запустеют даже берега Донца, то теплая вера православия соберет наших потомков на то место, где, быть может, Св. Константин (Кирилл) и Мефодий поучали древних жителей христианству; - а просвещение, проникшее во все звания, укажет на эту реку, как на источник будущего богатства этой страны.

 

Примечания

1. Барон Александр Гумбольд в своем сочинении «Monuments du nouveau monde» ясно доказывает, что и там разбросанные кумиры были занесены из Средней Азии в Америку, как и в наши страны. Сличая же по некоторым рисункам, помещенным недавно в Voyage de l’Amerique meridionale par l’Orbigny эти статуи, найденные Г. д’Орбиньи в Америке, находим большое сходство с так называемыми «бабами», встречающимися на больших наших дорогах по южной России.
2. Том 1, стр. 90.
3. Хазары или Козары, народ, обитавший в древние времена между Черным и Каспийским морями и давший последнему свое наименование, ибо оно долго именовалось Хазарским. Арабские и византийские летописцы часто упоминали об этом народе. Знаменитыми городами были в этой стране: Атель или Балангиар, Куран, Гардан, Сечесан, Самандар, Албаида, Садил и Феруз-Капад.
4. Материалы для статистики Российской империи. Т. ІІ, стр. 192.
5. Том VIII, гл. V.

Записки Одесского общества истории и древностей. Том 2. - Отд. 1. – Одесса, 1848. – С. 285 – 301.