Местечко в 40 верстах от Сосницы и в 15 от Мены.

Время начального поселения не известно; но так как землями воспользовались населенцы Волынки и соседних поселений: то конечно население Александровки, получившей свое имя от первого поселенца Александра, началось ранее 17 в.[1]

До позднего времени в Александровке оставался один храм в честь Покрова Богородицы.

В 1744 г. по распоряжению архипастыря для Покровской церкви Александровки выписывали устав, пролога и ирмолога.

По описи 1748 г. во владении Покровской церкви с. Александровки пахотная земля на 30 дней: в первой руке в поганом лугу на 10 дней; в средней за буйраком на 10 дней, в третьей за Илляшенком на 10 дней; отдается с половины в пользу храма. Метрическая книга с 1730 г., ставленая грамота печатная 1729 г.

Устроение церкви св. Духа в местечке Александровке имеет свою историю. При первом взгляде нельзя не заметить, что церковь духовская, как будто не на своем месте, стоит внутри не своего прихода, а слишком близко к старой церкви покровской. Благотворительные здатели имели в виду то, что со временем церковь покровская, как старая и в очень малом объеме, будет присоединена к новой духовской, обширной и трех престольной церкви; а также и то, чтобы не вмещавшиеся в старой церкви прихожане и стоявшие обыкновенно при всяком богослужении на паперти, или на цвинтаре, вне церкви, не затруднялись идти в другую новую церковь, тут же вблизи старой находящуюся и освящались бы в оной молитвословием. Цель, как видно, добрая. И в настоящее время, когда уже старая покровская церковь перестроена с основания (в 1850 г.), прихожане ее, посещают новую духовскую церковь по необходимости, не вмещаясь в своей церкви с детьми своими, а особенно с малолетними в постовое время, и, этим самым близким общением поддерживается в народе благочестие.

Но не одна ветхость и теснота заставила строить первый храм св. Духа в Александровке. К построению другого храма были доведены и вынуждены крайне не уместным преобладаньем в церкви помещиков над другими беднейшими прихожанами. Помещик надворный советник Александр Павлович Лисенко и жена его Елизавета Васильевна, имея в приходе 300 душ крестьян, присвоили себе право строительства церкви покровской. Хотя она строилась не на их памяти, а по преданию, предками их; но они называли себя просто фундаторами церкви; они доставляли в церковь для богослужения вино и просфоры. Но вместе с тем не только земли, данные на церковь покровскую с незапамятных времен разными прихожанами, они обрабатывали сами посредством своих крестьян, но даже и самые деньги церковные содержали и хранили у себя в доме; по смерти их взыскивались уже чрез черниговскую духовную консисторию 700 руб. сер. церковных денег из жалованья сына их штабс-ротмистра Александра Лисенко, служившего полицеймейстером в городе Кременчуге Полтавской губернии даже до 1840 годов.

Такое преобладание над церковным имуществом еще, быть может, было бы терпимо, потому что прочие прихожане, обремененные хозяйственными заботами, мало помышляли о церковных интересах; а служители церкви в 1800 году не имели столько сил, чтобы бороться с людьми сильными и богатством и мнением времени.

Но дело религии коснулось прямо к сердцу. Право сильного начало простираться до того, что без появления помещика нельзя было благовестить к литургии. Чрез это у простого народа и праздник не бывал праздником: народ ходил, томился, скучал, ожидая помещичьего позволения. Мало и того – когда дети, приносимые поздо к литургии, делали крик в ожидании причастия св. таин, детей помещики приказывали выносить вон. И таким образом дети оставались не причащаемы. Здесь отцы теряли всякое терпение: роптанию не было конца. И голос правды их достиг неба. Оно положило предел произволу сильного. В Александровке был образованный священник, женатый здесь на дочери поручика Иосифа Дашевского, Василий Свентницкий, сын священника из дворян Сосницкого же уезда села Даниловки. Еще до священства он имел чин войскового товарища. Окончив курс семинарского учения, он поступил в Александровку священником к покровской церкви. Ему то промысел Божий, внушил сочувствие к прихожанам. Как действовать на сильного? Убеждения не принимались. За советы и напоминания о правде платили насмешками и бранью. По этому он обратился с молитвою к Утешителю Духу: вся подает Дух святой и собирает весь собор церковный. Так подумал священник, по гласу церкви, и, на этом основании он дал обет, если будет угоден Богу, новый храм – поставить в нем главный престол в честь сошествия св. Духа – в утоление праведной скорби прихожан; а для введения  в храм детей их, отвергаемых от церкви, поставить другой престол, в том же храме – в честь введения во храм Богородицы с правой стороны и, чтобы такое предприятие вполне осуществилось, на сей конец он обратился также с молитвою к новоявленному в то время чудотворцу преподобному Феодосию Тотемскому, празднуемому 28 января, и ему также обещал он третий престол в будущем храме – с левой стороны.

При такой-то вере, подкрепляемой молитвою на земле и ходатайством новоявленного угодника на небе, устоялась в местечке Александровке новая Духовская церковь в 1800 году.

Сначала дело шло легко: тесть священника поручик Иосиф Дашевский, неожиданно начал иметь средства к осуществлению намерений своего зятя. К ним присоединились крепкою благочестивою мыслью два родные брата, дворяне, Корнилий и Григорий Товстоноги. Они составили складку на устройство церкви в три тысячи ассигнациями, оставя все прочее на отчете поручика Дашевского и прежде всего, куплено было место для храма по прилагаемому при сем в копии документу в 1800 г. за 250 р. ассигнац. Потом испрошено было архипастырское благословение на постройку храма и куплен для сего лес в г. Брянске Орловской губернии. Лес этот перевезен был немедленно всеми вообще прихожанами и церковь спешно шла к концу. Но доброе дело никогда не бывает без препятствий. Неприязненные помещики сперва не предполагали никакого в этом деле успеха, но когда дело пошло и спешно, в них закипела зависть и обиженная гордость. Они вошли с жалобою на священника к архиепископу Черниговскому Виктору: «в собственном их селе (так писали помещики) священник Светницкий возмутил прихожан, вздумал без ведома и согласия их, устроить в их селе новую церковь, – отторгает прихожан от покровской церкви и этим делает ей убыток». Преосвященный Виктор, приняв во внимание, что число прихожан незначительно, и не зная дел прихода, предписал: «строение церкви, без согласия помещиков начатое, приостановить; а ежели она окончена, то продать ее и деньги обратить в пользу покровской церкви». Жаловавшиеся – торжествовали: но каково было для усердствующего к новой церкви общества! В особенности же удар этот тяжел был для священника Светницкого, который был душою общества и орудием в столь важном деле! Притом церковь новая шла уже к окончанию, а ее нужно было продать и куда же отдать деньги? Опять в руки помещиков. Не перенес этого священника. Он жаловался св. синоду на распоряжение преосвященного, прописывая и то, что это село не помещиков, у которых только 300 душ крестьян, но село такое, которое достойно названия местечка, потому что в нем до тысячи душ разночинцев – дворян и казаков; а сверх того в нем бывают каждый пяток торги, с разными мелкими товарами и сельскими потребностями. Светницкий в тоже время для того, чтобы помещики не называли Александровки своим селом, начал хлопотать о предоставлении Александровке названия и прав местечка и успел в этом деле. Положено было: в день сошествия св. Духа иметь каждый год ярмарку, а мелкие торги производить по прежнему в пяток. Но сего еще не довольно. По фасаду обнаружилось, что церковь покровская очень мала, ветха и неудобна для столь многих прихожан. Преосвященный Виктор и подал голос в пользу помещиков, но св. синод предписал: «старую церковь покровскую упразднить и всю утварь старой церкви перенесть в новую духовскую церковь». Тогда в свою очередь тяжело было помещикам. Даже преосвященный Виктор удивился такому решению синода, несогласному с его донесением и подумал, что за священника кто-нибудь хлопотал в синоде; он вызвал священника к себе и ласково спрашивал его: «скажи мне любушка (слово это было в поговорке преосвященного) кто это хлопотал за тебя в синоде? При таком вопросе священник Светницкий не мог удержаться от слез и безмолвно плакал пред владыкой, от того ли, что он много страдал за церковь, или от радости об успехе. Владыка повторил свой вопрос и говорил: «что же ты плачешь? Скажи мне, кто у тебя есть ходатай?» Тогда священник едва от слез мог промолвить: «действительно высокопреосвященный владыко, есть у меня ходатай в синоде»! «Кто же он такой (спросил опять архипастырь) скажи любука»? «Преподобный Феодосий Тотемский – новоявленный чудотворец» – отвечал наконец священник с убеждением. «А! любушка» – воскликнул с удивлением преосвященный, – «ну Боже тебя благослови!» и отпустил священника с миром.

С тех пор владыка не только уже не делал никаких притязаний к священнику за церковь, но даже во внимание к его вере и способностям, согласно с выбором духовенства утвердил его уездным протоиереем, который в то время назывался повитовым.

К чести протоиерея, на поприще его служения, много послужило то, что он при восшествии на Всероссийский престол Павла Петровича, сочинил поздравительную оду и за то всемилостивейше удостоился получить в подарок золотые часы с таковою же цепкою на шею. Преосвяещенный Виктор, часто вызывал его к себе в Чернигов для беседы и для проповедования слова Божия. Вследствие чего пользуясь снисхождением владыки, он исходотайствовал у него посвящение в диаконы некоторых из прихожан своих способных к духовному званию из фамилии Невшун, доказывавших свое дворянство. Чрез это еще более увеличилось к нему уважение народа. И вообще по местным гражданским делам, он многим способствовал к доказательству дворянства. Жил он со славою и сам владел дворовыми крестьянами и землями наделенными от тестя его поручика Иосифа Дашевского по наследству. Но помещики в отмщение за церковь не давали ему покоя за всю его жизнь. Распоряжение синода об уничтожении их покровской церкви они переменили, испросив себе позволение обновить эту церковь и возвратить ей забранные в духовскую церковь вещи, со всеми ружными ее землями и доселе при ней находящимися. Что и исполнено с освящением вновь церкви их. И по этому случаю внутри покровской церкви, на правой стене ее, сделана была крупными словами надпись следующего содержания: «церковь эту уничтожил было поп Свентицкий в 1802 г., но строением помещиков Лисенков, она паки восстановлена и освящена». А на правой стороне против этой надписи было изображен церемониальное освящение церкви покровской. Там, разумеется, был изображен причт, освящавший церковь и помещики с их гостями. И эта надпись утешала помещиков до самой их смерти и существовала она в церкви долее времен архиепископа черниговского Владимира, который во время проезда по епархии в 1835 году, прочитав эту надпись, хотя и приказывал стереть ее, но и то еще никто не осмелился этого сделать, пока наконец сам время в 1852 г. при перестройке вновь церкви, с основания ее уничтожило и эту надпись.

А церковь деревянная, хотя и без ружных земель, утвердившись совершенно в 1804 г. красуется и теперь в м. Александровке со всеми предположениями протоиерея Светницкого, т. е. имеет все три прописанные выше престола.

Родные строителей продолжают и теперь подражать добродетелям отпев своих. Так сын упомянутого дворянина Корнилия Товстонога, коллежский ассесор Николай Товстоног собственным коштом в 1824 г. покрыл крышу церковную железом и окрасил всю церковь снаружи маслянными красками, что стоило ему более 1000 руб. ассигнац. Кроме того пожертвовал ризы белой парчи и в 1844 г. при отзыве его к священнику Георгию Базилевичу, прислал чашу, дискос со звездою и ложицею серебровызоложенные, весом в три фунта слишком, с надписью: за упокой Анастасии.

Другой сын того же благотворителя Корнилия Товстонога, чиновник VII класса и кавалер Моисей Товстоног, благодетельствует обоим церквам в Александровке. Так в 1856 г. он выписал из Москвы в духовскую церковь серебреную ризу на наместную икону Божией Матери с словами: «за упокой Параскевии (внуки отца своего и его племянницы); на наместную икону Спасителя таковую же ризу от племянницы его Сигклитикии Товстоноговой. Устроил также третью ризу на храмовую икону Сошествие св. Духа в среднем иконостасе, а в соответствие ей с другой стороны устроил четвертую серебренную ризу на икону св. Николая в большом виде. А над царские врата выписал из Москвы большую икону Тайная вечеря, совместно с серебренною шатою на всю икону и, наконец выписал шестую серебренную ризу на икону и, наконец выписал шестую серебренную ризу на икону молитвенника об устройстве церкви, преп. Феодосия Тотемского чуд. Изображенного в иконостасе близ царских врат с левой стороны храма, в честь его посвященного. Кроме сего он сделал две священнические ризы: одну ритого малинового бархата, а другую из полубархата, что стоило ему 150 руб. сер. а всего пожертвовал на полторы тысячи руб. серебром.

Этот благотворитель рассказывает, что Черниговская духовная консистория, по устроении сей церкви, предписывала благочинному допросить прихожан: кто именно в какую церковь пожелает быть приходом? На этот вопрос отец его отвечал так: мы будем принадлежать к обоим приходам в Александровке, а в церковь будем ходить туда, куда раньше будет звать колокол. Этим самим напоминал он обстоятельство, побудившее как его, так и других строителей отстать от помещичьей церкви.

Всех строителей новой церкви Бог благословил, как долгожитием, так и обилием благ земных. Из них поручик Иосиф Дошевский и дворянин Корнилий Товстоног, помогали всем жителям местечка Александровки материальными средствами, а протоиерей Светницкий – духовными советами.

Строитель этой церкви протоиерей Василий, Светницкий (о котором было говорено в первых двух пунктах сведений) недовольствовался тем, что ускорил новую церковь и переименовал село Александровку в местечко, учредив в нем ярмарку: он еще устроил в Александровке училище для своих прихожан. Явление в то время редкое и замечательное потому, что училище это учреждено без всяких побуждений со стороны светских и духовных властей. Протоиерей руководствовался только мыслью, чтобы отличить приход при новой своей церкви во всех отношениях и подохотить жителей присоединяться к новому приходу. Этим средством он действительно успел отторгнуть от старой Покровской церкви почти всех вольных людей – казаков и казенных крестьян. Все они писались в его новый приход еще и потому, что требы исполнял им протоиерей почти безмездно. Протоиерей сам был наделен весьма хорошим имением и крестьянам от тестя своего поручика Иосифа Дашевского и потому нисколько доходами от прихожан не интересовался. Все средства к учению и книги и плата учителю производились в училище также от тестя протоиерея – поручика Дашевского. Есть и теперь старики казаки, учившиеся в этом училище: Алексий Корж, Иван Демиденко, Симеон Мосол и другие. Сперва обучились в этом училище славянской грамоте, часослову и псалтырю. В 1802 г. протоиерей выдал дочь свою Анастасию за студента Черниговской духовной семинарии Петра Корсуна и протоиерей упросил Черниговского ахиепископа посвятить этого студента во священника к своей же новой церкви (потому что Светницкий, бывши уездным протоиереем, мало мог заниматься сам исполнением треб по приходу). С того времени училище Александровское под руководством молодого священника пришло в цветущее состояние.

Священник Петр Корсунь, хотя и был сын пономаря из дворян Глуховского уезда, но был он образован по тогдашнему времени весьма хорошо. Протоиерей как нарочно избрал себе этого зятя в соответствие своему образованию. Молодой священник мог говорить и сочинять на латинском языке; но проповеди своего сочинения он говорил очень редко, избегая, как говорят об нем, похвал; потому что если он что напишет, то все удивлялись его изобретательности и глубокомысленности его превозносили похвалами, а он этого терпеть не мог. Его украшала скромность непритворная, и потому он любил поучать прихожан своих разговорами при требах, объясняя им истины христианского учения примерами из житий св. отец. Занимаясь же в училище в своем доме, священник Корсунь расширил программу учения. Он преподавал уже российскую грамматику, катихизис, арифметику и правописание, а кому угодно было, то учился и языку латинскому. По этому простой народ менее уже стал обучаться в училище; а большей частью привозил к Корсуну детей некоторые духовные лица и дворяне со всего Сосницкого уезда. Дом Корсуна был рассадником для молодых детей, из которых некоторые дворянские дети определялись прямо из этого училища в военные и гражданские службы, а духовные дети шли в семинарию для продолжения наук. Таковы чиновники обучавшиеся здесь: нынешний полковник Орловского гарнизонного батальона Зарецкий, поручик, села Дяговы помещик Андрей Лисенко, поручик Иван Лаврененко. Чиновник же VII класса помещик Моисей Товстоног и из духовных: нынешний благочинный м. Мены священник Иларион Лашнюков, приготовлялись в этом училище в духовную семинарию, бывший благочинный города Сосницы священник Григорий Беловский, учился в этом училище латинскому языку и принадлежал к Хоруловой Духовской церкви.

Такая деятельность священника Корсуна не осталась в светском правительстве без награды. Директор черниговской гимназии представил об ней по Начальству, и, вследствие ходатайства, Корсун, как значится в его формулярной списке, получил за труды свои из Святейшего Синода фиолетовую скуфью совершенно неожиданно, потому что он не имел еще и набедренника.

Нельзя не пожалеть об одном, при воспоминании о добром Корсуне. Недовольные тестем его донесли начальству, что зять и тесть не могут быть священниками при одной церкви. Епархиальное начальство выполнило закон, – удалило зятя. Корсунь жаловался Синоду и Синод утвердил решение местного начальства. Корсун и на том не остановился. Увлекаемый людьми, не понимающими духа христианского, он чрез светских довел жалобу свою до Государя, выставляя нужду училища и свои заслуги для него. Его оставили при Духовской церкви. Между тем Дошевский умер и училище, содержавшееся его средствами, закрылось; между тем и сам Корсун перешел к Покровской церкви. Спрашивается: для чего было поднимать такой шум? Для чего столько сутяжничать, вовсе без цели? Дело не только печальное в нравственном отношении, но почти глупое! Но таковы были времена.

Преемнику Корсуну был зять его священник Георгий Базилевич. Он был сын священника, из дворян Иоанна Базилевича, родившийся Глуховского уезда в селе Некрасове 1808 г. мая 26 дня. Учился он сперва в Орловской семинарии, когда семинария эта находилась в Севске в 70 верстах от Глухова, а потом в 1827 г., когда эта семинария переведена из Севска в г. Орел, он уволился для продолжения наук в Черниговскую семинарию, где и окончил курс в 1829 г. Рукоположен во священника в 1832 г. Марта 17 дня и первый быт священства в этот день он начал слезами. Преосвященный архиепископ Черниговский Владимир, рукополагая его во священника, назвал его ошибочно вместо Георгия Феодором. В это время новый священник под омофором владыки заплакал, и потом спрашивал бывшего эконома Черниговской Троицкой обители иеромонаха Илариона, что это значит, что владыка переменил имя! А то значит, отвечал эконом, что будете монахом. По рукоположении своем, священник показал свою деятельность произнесением благодарственной речи архиепископу Владимиру. Ибо видно было, что священник ясно осознавал свои обязанности: «Теку, говори он, яко подвижник в селение славы Баожией пети посреди церкви величие дел его: там волчицы и сети на путях мира. Не многие во иереях спасающиеся, множайшие погибающие. Но надобно искусным поставити себе пред Богом». А потому и просил он архипастыря молиться, да благодать на него испрошенная, множайшими благодарении избиточествить во славу Божию.

Преосвященный, как видно, от души дал на это такой достопамятный ответ: «Бог да исполнит тебя своею благодатию в меру полну натрясну и преливающуюся». А потом и самую речь эту потребовал от священника чрез архимандрита Петра. И с тех пор имел священника в виду, желал переместить его из местечка в город Сосницу, чтобы сделать его там присутствующим в бывшем с. Духовном правлении. Для чего повелел консистории сделать представление, в котором этот священник был поставлен кандидатом; но священник не изъявил своего согласия на это перемещение. Его постигло на первых порах горе: жена его умерла, поживши с ним только полтора года и оставила ему дочь Елисавету, которую он должен был воспитывать с первых дней  ее рождения до совершеннолетия. При том жена оставила ему имение и крестьян, доставшихся по наследству также от поручика Иосифа Дашевского. Все это требовало его личного распоряжения и не дозволяло ему переместиться из Александровки. По этому поболев, священник всецело обратился к своим обязанностям. Сперва он принудил себя служить литургию каждый день несколько недель сряду по смерти жены и этим обстоятельством избавился от тоски, которая в подобных несчастиях губит человека, или доводит до отчаяния. Потом входя в состояние души прихожан своих, молодой священник заметил, что они совершают Благопочтение большей частью наружно, а внутренне они тому не соответствуют. Редко кто даже из старых людей знал какую-нибудь молитву, а о символе веры и понятия не имели. Между тем в церковь ходили усердно, поклоны били неутомимо и молебны просили служить часто. «Как жеты сам молишся Богу» спрашивал священник. «А так себе – отвечает – перекрестишься, да и ляжешь спать». «И только?» «Только!» Тут то священник ужаснулся и подумал, что, не напрасно св. Златоуст говорит: «немню многих быти во иереях спасающихся, но множащих погибающих». Что было делать! Восстанавливать училище не было возможности. В это время устраивались по селам расправы, а по городам то казачьи конторы, то волостные расправы. На все это требовались денежные сборы. Обременять прихожан сбором для училища, было тяжело для совести. Преосвященный Владимир внушал в то время строго, чтобы священники говорили в церквах проповеди и предписав являться каждый год в уездный город для сказывания двух или трех проповедей. По этому распоряжению молодой священник решил, что и для его деятельности своя церковь есть училище. В великий пост, когда каждый говел, каждого считал он обязанностью и учить первоначальным молитвам. В особенности на исповеди в церкви священник до тех пор не отпускал от себя, пока научит молиться. Дети в особенности старались учиться и пришедши домой поучали один другого. Старики рассказывают, что дети и во сне бредили то, чему учили наяву. Сперва учились произносить трижды: Господи помилуй! Пресвятая Богородице спаси нас, святый Ангеле Христов Хранителю моли Бога о нас и – вси святые молите Бога о нас. Потом учили: Царю неб… Отче наш… Богородице дево… Верую во единаго Бога… и наконец заповеди. Умилительно было видеть, что дети малые уже умеют читать символ веры. Так сын священника Александр, лежа на смертном одре, прочитал символ веры и с словами его на устах умер. От чего такой успех? Подумает кто либо. От того, что малое дитя постоянно слышало старших детей, учащих одно другого. Потому и себе охотилось учиться. А где охота, так и успех в работе.

Отцы и матери сперва скорбели на священника за то, что он долго исповедовал детей в церкви, но когда увидели, что малые дети охотятся учиться и что иное дитя едва выучится говорить, а уже умеет читать: верую, – в то время стали уже благодарить священника. И теперь даже говорят: если б не этот священник, то наши дети не умели бы молиться Богу.

Распространялось же это учение и между большими детьми таким образом: мальчик, который посмышленей других, выучившись сам, обязан был по убеждению священника, обучать других детей своего семейства, или соседних, и непременно обязан был в великий пост указать священнику: кого именно он выучил? Так кто докажет, что он именно выучил таких-то и таких-то детей, в присутствии их получал от священника и похвалу и ласки и даже сколько-нибудь медных денег. Слава о таковом мальчике шла быстро в народе. Родители ставили его в пример своим детям. А через это и другие старались отличиться и выучить кого-нибудь молитвам, чтобы похвалиться священнику.

Для этого часто дети по приказанию священника учились летом на поле. Пасши скот и собравшись в кружок, вместо того, чтобы шалить по-детски, они обязаны были заниматься учением молитв, и, кто лучше знал, тот учил и других. Таковые полевые учителя были, и теперь они в живых: казаки: Павел Василенко, Павел Лукьянец, Игнат и Роман Морозы и др. Дети же женского пола учились дома за прядками. Так сказано было от священника, что знающая молитвы, должна в благодарность за это выучить дургих. А кто не захочет учиться, о таких нерадивых нужно было доносить священнику в пост во время их говенья. Тогда уже нерадивые, или стараются, как можно скорее выучиться говевши, или же в случае нерадения подвергались тут же в церкви пре детях эпитимии – поклонам, или стоянию на коленах, смотря по мере упрямства.

Но таким учением деятельность священника Базилевича еще не ограничилась.

Предположив себе мысль, что храм его должен быть училищем благочестия, священник постоянно занимался проповедями собственного сочинения. Из них прилагается при сем 28 проповедей, в числе коих замечательно в жизни священника слово надгробное по случаю смерти жены помещика Карла рейненкампф. Сила сего слова и разговоры с мужем умершей Рейненкампф, были причиною того, что сей помещик бывши лютеранин, образованный в дерптском университете, дал себе тайный обет, (как после объявил о сем священнику) что его никто не обратит к православию, кроме священника Базилевича, что и исполнилось в последствии. (Священник присоединил его к православию). Будучи на смертном одре помещик Рейненкампф просил священника Базилевича отправить молебен о его здравии. Кому же вам угодно молиться, спрашивал священник лютеранина? А кому у вас молятся, спрашивал помещик священника? Священник отвечал, что молятся обыкновенно Спасителю и поют: такой-то святый моли Бога о нас! Лютеранин избрал себе молебен Спасителю. Священник велел причетникам петь тихо, умилительным голосом. И когда на шестой песне остановился и спрашивал лютеранина: продолжать ли петь акафист Иисусу: то лютеранин лежа больной, со слезами говорил: ах! Пойте, сделайте милость – пойте! Как это хорошо! И поглаживал в это время грудь обоими руками в знак удовольствия. Священник окончивши акафист пошел себе домой, а больной от усталости заснул и проснувшись укрепился в силах и сам, послал просить священника, чтобы он на другой день присоединил его к православию и удостоил бы св. таин. Священник по кормчей книге, сделал это таинство присоединения, отслужа литургию приобщил больного св. таин. Тогда помещик сказал: ну теперь я совершенно уврачевал душу, – поеду после сего врачевать тело. И поехал для сего в г. Сосницу, где и утвердился окончательно в своем здоровьи. Обращенный в православие помещик находится в живых и теперь с честью служит судьей в Сосницком уездном суде, исполняя часто должность уездного предводителя дворянства. Обстоятельство это существенно относится к чести священника, потому что помещик этот не был его прихожанином, а принадлежал с крестьянами своими к приходу Покровской церкви. Пожелал же он быть присоединенным от сего священника единственно по убеждению его в истинах веры.

К особенным трудам в бытность его приходским священником можно отнести еще и то, что в 1848 г. во время мятежа в Австрии Черниговский архиепископ Павел дал секретное предписание благочинным, в том числе и благочинному Сосницкого уезда Назарию Златковскому дал предписание за № 412 о том, чтобы священники внушали прихожанам страх Божий и в особенности безусловное повиновение властям, и говорили бы об этом поучения к народу; а о исполнении сего предписания доносили бы ежемесячно. В это время неизвестно кто как принял это предписание, а священник Георгий Базилевич исполнял его в точности – буквально. Он представлял свои проповеди к благочинному Златковскому каждый месяц. И затем, когда цензор проповедей, Сосницкий благочинный Григорий Беловский часть этих проповедей, числом 12 представил к архиепископу Павлу, то в награду за это священник получил архипастырское благословение. Ободренный таким вниманием преосвященного, священник Базилевич продолжал еще заниматься, также по указу Черниговской духовной консистории, собиранием этнографических и статистических сведений, которые он прямо от себя по распоряжению самого преосвященного, посылал каждый год в императорское русское географическое общество. За доставление таких сведений священник получил от этого общества три отзыва с изъявлением ему искренней признательности. Все эти отзывы находятся в Черниговской духовной консистории, представленные от священника 24 октября 1850 г. при объяснении его на рапорт благочинного Кистяновского, по делу о неправильном будто бы доставлении от священника свечной суммы. Но все сии отзывы не так были утешительны для священника, как-то, что он увидел в первый раз отпечатанным свое сочинение, при сем прилагаемое, под названием: местечко Александровка Черниговской губ. Сосницкого уезда. Тут он вполне почел себя награжденным. Ибо императорское географическое общество, прислало к священнику таких экземпляров 100 и особ того книгу под названием этнографический сборник 1853 г., в коем также помещена статья Базилевича и имя его отпечатано в географических известиях, по каким видно, что из Черниговской губ., один только он занимался такими сведениями. Равным образом и преосвященный Павел из всех сведений, представленных в то время в консисторию, читал только одно сведение об Александровке, написанное Базилевичем и удивляясь урочищу под названием: «Батурна», спрашивал священника: неужели существует и теперь это урочище? Оно действительно есть, отвечал священник.

Далее ревность свою к правому делу священник обнаружил еще преосвященнейшему Павлу представлением к нему 8 октября 1848 г., отзыва своего вместе с № 36 земледельческой газеты за первую половину 1848 г., в котором номере отпечатана статья: «опыт сохранения леса от напраснаго истребления г. Журавлева, управляющаго имением генерал-адъютанта Хамутова в Зарайском уезде». В этой статье автору ее профессору Успенскому угодно было, обычай украшать церковь в Троицын день зелеными деревьями – назвать  во всеуслышание обычаем языческим, суеверным, не принадлежащим к обрядам нашей веры, противным христианскому любомудрию и служащим для одной потехи людей легкомысленных и наконец – остатком идолопоклонничества, так как в то время была подобным образом украшаема божница идола Тора.

Протестуя против такого злословия на обычай православной церкви священник Базилевич, (как служитель церкви св. Духа, которая украшается обыкновенно в храмовый день зелеными деревьями) писал к преосвященному, что такое мнение писателя светского о церковном обычае неправо потому уже, что все законы издают все церковное на суд церкви и, что в церкви православной все обычаи святы и благочестивы; ибо освящены употреблением тех святых, коим Бог открыл все Духом Своим святым. Писатель же Успенский, если верить во едину, святую, соборную и апостольскую церковь, то и должен чтить все обычаи церкви, премудро учрежденные. Ибо не язычество древнее истинной веры, а напротив того истинная вера древнее язычество, и в этой-то древней вере мы читаем, что непостижимая троичность божественных лиц являлась верному Аврааму у дуба Мамврийского. Следовательно нет ничего преступного, если и христианство воспоминает это древнее явление Троицы зеленеющими деревьями, и воспоминает единственно для воспоминания древнейшей веры в троичность, а отнюдь не для подтверждения позднейшему идолопоклонству. И если это идолопоклонство чтило свое божество зеленью, то и это могло быть в язычестве, или по темному преданию о древней истинной вере, или же потому, что ложь всегда подобится истине, как и настоящая статья г. Журавлева правдоподобна но не истинна и только соблазняет народ, читающий в сельских расправах земледельческую газету. По сим и другим резонам в отзыве изложенным, священник Базилевич просил преосвященного дозволить ему написать также во всеуслышание статью в опровержение священника, благословил ему писать об этом куда угодно, оставив у себя подлинный отзыв священника. И он писал уже об этом в своих сведениях императорскому русскому географическому обществу, где статья эта и осталась.

Но гораздо успешнее священник этот ратовал за правду, когда был назначаем местным духовным начальством во все годы своего священства к производству следствий с благочинным и за депутата, указами консистории, и наконец когда он сам исполнял должность благочинного в 1844 г., тут уже клевета не могла укрыться от него. Он ее обнаруживал и при том без всякой просьбы со стороны ответчиков[2]. Надобно видеть, как он неравнодушен был к доносителям. Чтобы защитить от них ответчика, священник чувствовал энергию. И не без причины! Он сам терпел более, нежели те, над коими он производил следствие. И каждый раз клевета на него кончалась тем, что ему предоставлялось право искать формою суда за клевету. Но священник никогда не начинал дела и все обиды прощал по духу Христову.

Так по истине трудился он всю жизнь свою ко благу ближних и занимательнее всего то, что речь его сказанная преосвященному по рукоположении его во священника осуществилась почти вся в жизни его. Ибо волчцы и терние он испытывал постоянно в жизни[3]. А вместе с тем не оскудевала с ним и благодать Божия, соответственно благословению преосвященного Владимира. И потому об нем по справедливости можно сказать, что он в мире не побежден от зла, но побеждал благим злое[4].

Исполнилось также над ним и пророчество эконома, бывшего в Черниговском Троицком монастыре, ныне архимандрита Илариона. Ибо священник Георгий Базилевич, по передаче прихода зятю своему священнику Николаю Добрянскому, сам в 1857 г. определился в Киевобратский монастырь, где в должности казначея оканчивает свои подвиги монахом Гавриилом.

По переписи 1731 г. показано в Александровке казачьих семей: «можных 21, убогих 20, крайне убогих 60, подсуседков 12, а всего 113 семей; здесь же бобровников можных 3, убогих 7, да в Верхолесье 3. Бобровники показывают собою, что в тогдашнее время леса и воды доставляли жителям много средств к жизни.

Число прихожан: Покровской ц. в 1770 г. 1270 м. 1262 ж., в 1790 г. 1210 м. 1300 ж., в 1810 г. 681 м. 598 ж., в 1830 г. 658 м. 623 д., в 1850 г. 703 м. 732 ж., в 1860 г. 729 м. 734 ж. Духовской ц. в 1810 г. 730 м. 710 ж., в 1830 г. 765 м. 770 ж., в 1850 г. 760 м. 765 ж., в 1860 г. 715 м. 828 ж.

В недавнее время жил в Александровке кобзарь Андрей Шут, умный и благочестивый слепец. Он сохранял и передавал старинные думы о старом житье казацком, и не любя песней пустых назидал других благочестивыми думами. ОДна из них говорит о том, как надобно чтить мать свою.

Як у недилю рано по рану, то не сыва зозуля заковала.

То вдова

Старенькая жена

Посты постыла

И молитвы говорыла,

Господа милостивого на помочь просила и пр.[5]

Благочестивые обычаи поселений округа: каждый хозяин хранит в доме крест, св. артос и св. воду. Крест печет хозяйка из кислого теста в нед. крестопоклонную (средохрестье), его засушивают и хранят целый год в амбаре, на житной муке, из которой пекут хлеб. Артос получается в храме в артосную недел., хранят за иконами. Св. воду берут в навечерии Богоявления и в самое Богоявление. Все же святыни хранятся как охранение от болезней и вредных насекомых. С крестом и артосом, в левой руке и с освященною вербою в правой, хозяйка выгоняет в первый раз весною скот в поле. С тем же хозяин начинает орать землю.

В день св. Гоергия, после литургии, бывает крестный ход на житное поле, где освящается вода и по освящении окропляются ею участники поля. И старый и малый выходят на молитву. После молитвы – общий праздник.

Каждая семья считает за долг отпустить кого-либо из числа своих членов на поклонение св. местам.

Поминовение по усопшим совершается в субботу пред зеленою неделею (троицкою), пред 26 октября, 1 и 8 ноября. В Фомин понедельник колокол уныло зовет всех к вечерни и хозяйки несут по четыре теплых хлеба, а хозяева по свече. На следующий день проводы, совершается литургия за упокой умерших и народ идет провожать покойных до могил их где совершается угощенье, не всегда трезвое, а – чаще как тризна.