Историко-статистические описания  являются одним из основных источников по изучению церковной истории того или иного края. Ценность их заключается не только в значительном объёме фактологического и статистического материала из жизни отдельных слобод, хуторов, сёл. 

Пожалуй, нигде в источниках XIX – начала XX века нет отдельных описаний таких мелких территориальных единиц. Они основаны на правовых документах, епархиальных ведомостях, церковных летописях. Именно последние и являются той «изюминкой», которая придает церковной истории индивидуальность и неповторимый колорит. И отсутствие таковых, на первый взгляд, мелких исторических источников, казалось бы, незначительно обедняет региональную историю в целом. Но зачастую незнание или отсутствие церковных летописей  ощутимо искажает общую картину существования того или иного поселения и края в целом.

Наглядный пример тому – два исторических труда, тексты которых содержатся в данном издании. Первый – «Историко-статистическое описание церквей и приходов  Волынской епархии» (1888 год), преподавателя Волынской духовной семинарии Н.И. Теодоровича^[1]. Это одно из немногих произведений данного вида, где помимо чисто историко-религиозных данных, были даны сведения о медико-санитарном состоянии местности, народных обычаях, статистике пожаров, представителях флоры и фауны региона. А второй документ – «Церковно-приходская летопись Георгиевской церкви села Жадковки, Новоградволынского уезда Волынской губернии» (1894 год)^[2], составленная приходским священником Марком Бучинским. По датировке видно, что последний не мог использоваться в «Историко-статистическом описании», так как это первая известная нам церковная летопись села Жадковки Волынской губернии, появление которой связана с новациями в данном приходе. После 1888 года никто не занимался обновлением статистики по приходу, а, как известно, информация с мест, пусть и грешащая неточностями и субъективизмом, всё равно наиболее точна и оригинальна. В силу этого сразу же бросаются в глаза два несоответствия: не совпадают количество крестьянских дворов за данный период и фамилии священников, служивших в данном приходе в 80-х годах XIX века. Отчего стала возможна такая путаница, что же собой представляют эти два вида исторических трудов и почему настолько очевидна их прямая зависимость друг от друга?

В силу малого объёма и некоторой второстепенности как предмета нашей книги, логично будет привести текст самого «Историко статистического описания» именно в предисловии, а обширный и детальный текст церковной летописи поместить в основной части данной работы:

«С. Жадковка, от города Житомира 85 вёрст, от Новоград-Волынска и ближайшей почтовой станции 3 версты, от ближайшей железнодорожной станции Полонное 60 вёрст, от  ближайших приходов – Новоград-Волынска 3 версты, Романовки 10 вёрст. Приход 5 км. Церковь во имя святого великомученика Георгия. Построена в 1790 году на средства прихожан. Деревянная, с такою же колокольнею, крепка, крыта жестью. Есть каменная часовня на кладбище, построенная в 1832 году помещиком Ильёй Уваровым с разрешения епархиального начальства. Метрические книги и исповедные ведомости хранятся с 1819 года. Земли усадебной 2 десятины, 2,000 саженей, пахотной 42 десятины, 1,341 саженей и сенокосов 16 десятин 1,005 саженей. На эту землю есть план и – визита, учинённая визитатором Михаилом Примовичем в 1752 году 27 ноября и хранящаяся в Волынской духовной Консистории. Причт: один священник с жалованием 300 рублей, 1 псаломщик 50 рублей и просфорница 16 рублей. Причтовые дома есть для священника и псаломщика, а хозяйственные постройки есть только для псаломщика. Церковно-приходское училище существует с 1870 года. Деревни прихода Лубчицы 2 версты, Новозвягль 2 версты, Галы 5 вёрст, Чижевка 5 вёрст, Александровка 2 версты Могильня 12 вёрст и Ивановка 7 вёрст. Дворов 311 ½ прихожан 2474 души обоего пола. Священник Виктор Григорьевич Терлецкий (с 1853 года), псаломщик Константин Петрович Клечковский (с 1853 года)»^[3].

 

Историко-статистические описания появляются в Российской империи с 50-х годов XIX века, с особого постановления Синода. Хотя первые попытки составление их можно отнести ещё к 30-м годам XIX века, когда в Олонецкой епархии, а чуть позже в Курской губернии (по инициативе гражданского губернатора М. Н. Муравьёва) был начат сбор необходимых сведений. Но эти начинание в силу различных причин так и не были осуществлены, хотя и была составлена программа из 19 пунктов (начиная от количества земли и заканчивая количеством золота и серебра в окладах икон), большинство из которых было взято за основу в позднейшем синодальном проекте. Большая часть описаний датируется 50 – 70-ми годами XIX века. И лишь немногие запоздавшие сочинения выходят в 80- и 90-х годах того же века^[4], в том числе и по Волынской епархии.

В случае с последней всё объясняется довольно просто, стоит лишь немного углубиться в её историю.

По Люблинской унии в 1569 году эта территория находилась в составе Правобережной Украины и попала под власть Польши.

После третьего раздела Польши (1795 год) уже как Волынская губерния она вошла в состав Российской империи. Долгое время и после присоединения в России поляки сохраняли преимущественные права в этом регионе: при Павле I вернули почти всех изгнанных из Волыни поляков, возвратили имения, права и привилегии, в том числе и духовенству. То же было и при Александре I.

В период правления Николая I начинают проявляться противоположные тенденции. Одним из следствий чего стало уменьшение числа дворян в 2 ½ раза (1848/1883 года). И всё же только в 1860 году Волынская епархия была отделена от Варшавской со своими особыми архиереями, а в 1892 году Волынская епархия становится архиепископией. В том же году был нанесен ещё один удар по господству иностранцев в регионе: Высочайшим повелением была прекращена в Волынской губернии иностранная колонизация, даже принявшие русское подданство обязаны были селиться вне городских поселений.

Город Новоград-Волынский (в одноимённый уезд входила и Жадковка, о которой пойдёт речь немного ниже) сначала должен был стать центром губернии из-за своего расположения. Это имело большое значение при слабо развитых на то время путях сообщения. Однако именно город Житомир стал официальным центром губернии с 1804 года (по указу Александра I), так как в Новоград-Волынском власть имущие так и не возвели необходимые для административного центра здания. Хотя справедливости ради стоит отметить, что не лучшим было положение и в самом Житомире.

Даже на 1885 год полякам принадлежало 85% земли, русским – 24, немцам – 5. Однако с момента активного вмешательства столичной администрации в жизнь региона некоторые качественные изменения всё же коснулись и Волынской губернии. Так, товарооборот по р. Случь (одной из основных водных артерий края) с 1850 по 1874 год увеличился в несколько раз, а ценность сплавляемых предметов – почти в 2 раза.

Хотя городская фабричная промышленность  и была малоразвита (1407 фабрик и заводов всего по губернии), но большинство из них были основаны в течение 35 лет (с 1848 по 1883 год), когда  количество фабрик и заводов выросла вдвое, а сумма производства – в 9 раз.

Однако эта статистика в большей мере относится к южной и центральной части губернии. Интересующую нас северную часть, где располагалась деревня Жадковка, к моменту начала церковного летописания, эти изменения практически не коснулись. Основные причины этого хорошо видны из текста самой летописи. Больше половины всех площадей занимали леса и болота, что усложняло передвижение и сводило к минимуму занятие  земледелием. Отсутствие коммуникаций, полезных ископаемых, за исключением торфа (который до начала XX века использовали исключительно как удобрение), неблагоприятный климат, засилье иностранцев делали этот край на тот момент бесперспективным в хозяйственном плане. Большинство помещиков сдавали землю в аренду, а значительная часть земли принадлежала не отдельным крестьянам, а крестьянским обществам. Ремесло выступало как подспорье к земледелию и скотоводству. Лесной промысел в Полесье являлся основным, а поденная работа зачастую была прибыльнее сельского хозяйства.

Отдельным источником дохода для значительной части жителей Жадковки были грабежи и разбои, из-за чего у местной церкви долгое время не было благотворителей (никто не хотел демонстрировать свои богатства). Церковная летопись также даёт много полезной и просто интересной информации о других аспектах жизни жадковской общины.

Что же собой представляют подобного рода источники и почему до недавних пор эта информация была не востребована и сокрыта для профессиональных исследователей и всех интересующихся региональной историей?

Ещё при Екатерине II в 1793 году после доклада А. И. Мусина-Пушкина (обер-прокурора Синода), последний постановил послать во все епархии «…распоряжения о поощрении способным к таким летописям людей, особливо из учёных, дабы они не оставляли упражняться в замечании случаев, случающихся достопамятностей потребных и продолжении истории Отечества своего дабы из сего и в будущие времена могла последовать подобная от летописцев польза»^[5].

Но дальше пожеланий этот процесс тогда не пошёл как из-за значительной инертности тогдашнего приходского духовенства, так и из-за наследника императрицы сына Павла, который постарался свести на нет все начинания матери.

Определённый ренессанс переживает эта идея, начиная с 60-х годов XIX века. При духовных консисториях, по указу Синода в январе 1864 года открываются архивные комиссии, а по указу от 19 января 1868 года в епархиях уже не поощрялись, а обязывались составлять свои исторические и статистические описания приходские священники, зачастую поневоле становясь первыми приходскими летописцами^[6].

Естественно, процесс обязательного церковного летописания был непростым, с массой индивидуальных особенностей и интересных историй.

Образцы ведения этих записей предлагались различными епархиями, начиная со второй половины 60-х годов XIX века, но они были слишком «церковными». И лишь  в 1893 году предложенная Пермской епархией форма были взята за основу.

Летописи должны были состоять из двух частей – исторической и повременной, где бы отражались текущие приходские события.

Исторический раздел составлялся один раз во время начального написания летописи церкви, помещался в её начале и содержал сведения как по истории приходской округи, так и по истории данной церкви, часто включая в себя гипотезы о названии и возникновении прихода, его национальном и сословном составе в прошлом и настоящем. Историческое описание самой церкви состояло из рассказа о её прошлом (год построения и последующих перестроек и ремонтов) и её современном состоянии с описанием внешнего вида и интерьера, ценных предметов церковной утвари, чудотворных или особо почитаемых икон.

Повременной раздел, как правило, содержал в себе ежегодные записи, которые вносились летописцем обыкновенно в конце каждого года. В нём сосредотачивалась прежде всего информация о религиозно-нравственной жизни прихожан: о степени их религиозности и соблюдении церковных обрядов, о случаях раскола, пороках и добродетелях, уровне грамотности, занятиях и промыслах прихожан, причте и условиях его существования. Описывались и необычные явления природы, урожаи, эпидемии, а также давался статистический материал за год (количество родившихся, бракосочетавшихся, умерших, церковные суммы).

Таким образом, священник должен был не просто подавать нарративный материал (некое повествование о современных ему событиях в приходе), но и стать одновременно исследователем прошлого своего прихода и близлежащей территории. Ведь он обязан был теперь собрать и разнообразный исторический материал: рукописи, местные печатные и устные источники, легенды и предания. Это всё требовало от церковных летописцев не только значительного и неформального участия во всех происходящих вокруг  процессах, но и определённого уровня образования и воспитания.

При условии, что всем без исключения священникам приходилось ежедневно заниматься службами, требами, ремонтами, ведением и без того довольно объёмной  документации храма, новая обязанность воспринималась, как ещё одна нагрузка или даже обуза. В силу этого некоторые церковные летописи грешат неполными или совершенно нейтральными сведениями (ведь их текст к тому просматривался церковным начальством). Но, даже учитывая это, в церковных летописях  наиболее полно выражено авторское начало писавшего или писавших их священников, что позволяет определить эволюцию  исторического сознание приходского духовенства.

Текст данной церковной летописи хранится в государственном архиве Житомирской области. Сам документ достаточно хорошо сохранился, написан на русском языке со вставками украинского текста в местах, где идёт цитирование автором бытовавшего в ту пору языка общения жителей прихода. Русский язык, в основе которого лежит гражданский шрифт XVIII века, используется в тех местах документа, где священник, согласно утверждённой форме, даёт основные сведения о данной местности и церкви. Описание же обрядовых действ, праздников и ритуалов разбавлено живым разговорным языком, характерным для лиц украинского происхождения. Высокая степень сохранности документа свидетельствует, прежде всего, о его редком использовании, что было присуще для подобного рода источников в СССР и до сегодняшнего дня. Весь текст расположен в одном из двух находящихся на листе столбцов. Второй же, видимо предназначенный для пометок и исправлений, местами также заполнен, но явно не рукой автора основного текста. Можно предположить, что данные исправления были сделаны вышестоящим начальством, возможно благочинным округа, в который входил данный приход, тем более что проверки церковных летописей были их прямой обязанностью.   

Лишь немногие летописи были в своё время опубликованы. Многие из них находились в частных коллекциях, погибли при разорении или уничтожении церквей. Долгие годы об их существовании знал лишь незначительный круг церковных историков или архивистов. Это неудивительно ещё и потому, что в государственных архивах их часто просто не отражали в каталогах, отодвигая на периферию исторической науки. До сих пор не установлено точное количество архивов, содержащих в своих хранилищах этот исторический источник, не говоря уже о хотя бы приблизительном числе последних.

И всё же это, без преувеличения, неповторимый, уникальный документ. Пропитанный индивидуальным духом и менталитетом приходского духовенства, он опосредованно отражал ещё и сознание, менталитет, традиции и привычки их прихожан, православной повседневной жизни. Вобрав в себя информацию значительного количества всевозможных источников (клировых и исповедных ведомостей, приходно-расходных и метрических книг), церковные летописи могут служить вполне самостоятельным источником по церковной и социально-экономической истории того или иного населённого пункта.

Итак, перед современным исследователем стоит задача выявления и описания церковных летописей не только в силу некой изолированности и сокрытости, но и в силу возросшего интереса научной общественности к региональной, локальной истории, краеведению и истории повседневности. «Антропологический поворот», о котором сейчас в один голос говорят все историки, нуждается в максимально возможном комплексе исторических источников, прежде всего для нашей самоидентификации во времени и пространстве.

Исходя из этого, мы приводим, помимо текста самой церковной летописи этого населённого пункта ревизские сказки, хранящиеся в Государственном архиве Житомирской области за 1811 год (ф. 118, оп. 14, ед. хр. 161), за 1834 год (ф. 118, оп. 14, ед. хр. 175) и 1858 год (ф. 118, оп. 14, ед. хр. 211) с поимёнными списками населения, в которых указывались имя, отчество и фамилия владельца двора, его возраст, имя и отчество членов семьи с указанием возраста и отношения к главе семьи.

Помимо этих сведений, помещаются и метрические книги, которые фиксировали демографические события (рождение, брак, смерть), а также религиозные события (крещение, венчание, отпевание) в данном приходе. Включая в себя три основные части, они, помимо дат и фамилий прихожан, передают важные сведения о вероисповедании, сословии, социальном статусе и роде деятельности жителей данного прихода:

1796 – 1797 (ф. 1, оп. 75, ед. хр. 1, 2);

1800 – 1802 (ф. 1, оп. 75, ед. хр. 4–6);

1804 – 1807 (ф. 1, оп. 75, ед. хр.: 8, 12, 14, 15);

1809 – 1813 (ф. 1, оп. 75, ед. хр.: 18, 20, 22, 23, 25);

1816 – 1832 (ф. 1, оп. 75, ед. хр.: 28, 30, 31, 35, 33, 34, 37-39, 41, 43 – 49);

1834 – 1835 (ф. 1, оп. 75, ед. хр.: 50, 51);

1837 – 1839 (ф. 1, оп. 75, ед. хр.: 55, 57, 60);

1841 – 1844 (ф. 1, оп. 75, ед. хр.: 63, 65, 67, 70);

1846 – 1857 (ф. 1, оп. 75, ед. хр.: 74, 76, 78, 81, 83, 85, 88, 91, 92, 98, 99, 101);

1859 – 1868 (ф. 1, оп. 75, ед. хр.: 105, 107, 111, 114, 116, 120, 124, 127, 129, 136);

1869 – 1873 (ф. 1, оп. 77, ед. хр.: 2, 8, 10, 19, 25);

1875 – 1914 (ф. 1, оп. 77, ед. хр.: 31, 36, 156, 160, 164, 168, 174, 181, 186, 192, 198, 428, 436, 443, 451, 458, 466, 473, 481, 489, 498, 1315, 1329, 1346, 1357, 1372, 1386, 1402, 1415, 1426, 1437, 1448, 1460, 1471, 1484, 1495, 1513-à, 1526, 1531, 1543);

1916 – 1919 (ф. 1, оп. 77, ед. хр. 1563, 1564, 2154)

1920 – 1921 (ф. 1, оп. 77, ед. хр. 2158, 2159, 2160).