© Андрій Парамонов (Харків)

В прекрасном расположении духа покидал Харьков 2-й гильдии купец Василий Елиокин ― хорошие подряды на постройку общественных зданий в городе не могли его не радовать. Ещё более приятным было и другое известие: только-только он получил из рук архиепископа Филарета орден Святой Анны III степени за постройку каменной церкви на Холодной Горе. Будет чем похвастать перед родными и давними приятелями. Вот, друг его и товарищ по подрядам купец Лукин всего лишь медаль получил, а денег вложил немало в перестройку храмов, а Елиокину ― орден!

Путь Елиокина лежал через Ахтырку, где он также выполнял подряды по строительству, а далее через владельческую слободу Большую Писаревку Богодуховского уезда в уездный город Грайворон Курской губернии. Везде его ждали как дорогого гостя, особенно в Грайвороне, на родине его отца –Кондратия Ивановича Елиокина, ставшего в Харькове большим человеком благодаря плотницким артелям на строительстве.

Ахтырка встретила перезвоном колоколов по случаю праздника Петра и Павла. Василий Кондратьевич побывал в Петропавловском храме, где принимали его с почетом и уважением. А вот в соборе настоятель был сух и немногословен, смотрел исподлобья, благословить отказался и на обед не пригласил. Три месяца назад все было совершенно иначе, однако Елиокина это не смутило. Он поспешил к своим приказчикам в трактир у Расторгуева: владелец, купец 3-й гильдии, сам встречал дорогого гостя, и стол накрыли на веранде.

За обедом Елиокин вел себя с гостями, словно знатный господин со своими слугами, и приказчики почувствовали себя неуютно. Эх, раньше Васька Елиокин был совсем другим человеком... Происходя из цеховых, в люди выбился благодаря капиталам отца и стечению обстоятельств. Когда в Харькове началось массовое строительство, он сумел собрать вокруг себя земляков из Грайворона и окрестных сел и строил отменно. Тогда-то и пошли к нему заказы на частные постройки и выигрышные подряды на казенные здания.

Вот уже двое приличных приказчиков, сославшись на семейства, покинули обеденный стол Елиокина и отбыли по домам. Остались только приказчики по торговым делам и торговцы из мещан Ахтырки, с которыми вел дела Василий Кондратьевич. Блюда менялись, он все больше хмелел и покинул обед в глубоком подпитии. Зачем-то поругался с владельцем трактира и, пока ехал в коляске к дому купца Николаенко, где имел обыкновение снимать в Ахтырке квартиру, громко разговаривал сам с собой на предмет неуважения к нему в этом городе.

Спал плохо и поднялся позднее обыкновенного, в девять часов утра поднялся пить чай. Хозяйка по обыкновению сама готовила ему завтрак, но тот Елиокину не понравился, нагрубил и ей. В одиннадцатом часу Василий выехал из Ахтырки на Большую Писаревку. В дороге поспать не удалось, поскольку рытвины и выбоины после прошедших дождей не заделали, коляску то и дело шатало, а Елиокина бросало из стороны в сторону. Досталось тут же и кучеру, который тоже не привык, чтобы хозяин ругался.

К вечеру, наконец-то, добрались до Большой Писаревки, где старый друг Анисим Кочерга встречал гостя на пороге своего трактира с распростёртыми объятьями, однако против обыкновения Елиокин от объятий увернулся. Анисим принял это за усталость и проводил друга на веранду, где стоял его любимый диван.

Уже накрывали стол, Анисим что-то рассказывал гостю, а тот, сев на диван, как-то сник, замолчал, вроде бы и слушал, но отвлеченно. Тут на веранду зашел ещё один старинный друг Елиокина, служивший в Писаревке управляющим в имении князя Николая Борисовича Юсупова – коллежский секретарь Сергей Потапов. Елиокин лишь слегка привстал с дивана и плюхнулся обратно. Наступило некое замешательство: силы покинули купца, и тот грузно завалился на диван.

Друзья поняли, что с Василием Кондратьевичем что-то неладно, отправили за лекарем. Вместе со служащими в трактире мужиками перенесли его в комнату, где он имел обыкновение ночевать. Уложив его в постель, стали ждать доктора. Тот появился лишь через час, поскольку уже лег спать, когда за ним прибежал мальчишка из трактира.

Доктор, пожилой человек, служивший в армии и вышедший в отставку, поселился в имении своего друга князя Юсупова. Бывал он и в сражениях, много практиковал, но, осмотрев Елиокина, не смог ничего сказать определенно. С виду купец был совершенно здоров, в чем причина его слабости ― доктору было непонятно.

Шли дни, Елиокин таял на глазах, ничего не ел, пил лишь воду. Стал терять зрение. Друзья отписали письма родным, но никто в Писаревку не ехал. Позднее оказалось, что брат Елиокина был с подрядом в Чугуеве, а обе семьи с детьми и прислугой забрал с собой, поселив в селе Кочеток.

Доктор приезжал каждый день, осматривал больного, разводил в стакане с водой какие-то порошки, но всё без толку. Он качал головой и, получив рубль, уезжал. Приглашали и местных знахарок, те приносили какие-то настои, пытались поить ими Елиокина. Но и это не помогало, а временами даже становилось вовсе худо.

Кучер Елиокина, Фомка Бражник, всё это время слонялся без дела. Как-то занесло его к мельничной плотине на реке Ворскла. У плотины стояла запряженная парой волов фура со сломанным колесом, а рядом метушился бойкий старичок. Фомка, видя его незнание, вызвался помочь, и кое-как колесо приладили. Старичка звали Иваном Шевцовым, и он позвал своего спасителя отобедать в соседнем селе Ямное. К тому же он боялся, как бы опять не случилось чего с колесом, и такой попутчик ему был впору.

По дороге они разговорились, и Шевцов узнал причину пребывания в Писаревке Фомки Бражника. Старичок всё выпытывал про его хозяина и, слушая разные истории, связанные с купцом, становился всё более хмурым.

Наконец-то доехали до усадьбы Шевцовых. Там деда встречала большая семья ― все уж начали волноваться долгому его отсутствию. Шевцов передал Фомку своим детям кормить гостя, а сам ушел в свою хату молиться, уж очень взволновала его судьба купца Елиокина. Не успел Фомка как следует вкусить сытного крестьянского обеда, как Иван Шевцов уже переоделся, наказал запрячь ему телегу лошадью и, не слушая никаких отговорок, потянул своего гостя ехать в трактир к больному купцу.

Приехав в трактир, Шевцов принялся уговаривать Анисима Кочергу дозволить повидать больного. Среди прочего принялся рассказывать, что подобное он уже встречал, когда был мальчишкой, и его бабка излечила офицера, прибывшего из столицы в Вольное. Анисим оглядел опрятного старичка и, подумав про себя, что хуже Елиокину не станет, проводил того в комнату больного.

Вошедши в комнату, где лежал купец, Шевцов шатнулся от нестерпимого смертельного запаха и, оглянувшись, не увидел ни иконы, ни лампады. «Что ж Вы душу то его губите?» – вскричал он тут же. «Это она, та самая болезнь, я запах её запомнил, ни с чем не сравнить. Духовно он болен, вот», – продолжил Шевцов.

Выйдя на улицу, старичок тут же огласил условия поправки. Прежде всего ― позвать старого батюшку, лучше из Успенской церкви Вольного, тот хоть и за штатом, но толковее молодых. Пусть службу справит над больным, да помещение освятить, иконы поставить, чтоб и Богородица, и Спаситель были, а главное ― Покрова, местно чтимая. Далее повезет на Святые источники его, и чтобы никто не встревал в сие дело, пока не окончит. Ежели все сделают, как велел, то приедет-де через пару дней и заберет страждущего поутру.

Вечером Анисим обсуждал с управляющим Потаповым и доктором, как быть. Доктор махнул рукой, дескать, пустая затея, отходит Елиокин, и вышел из трактира. Друзья, оставшись одни, долго принимали решение. Что ж, вестей от родни нет, доктор не помог и знахарки тоже. Пусть уж будет, как предложил старик, тем более молва о нем идет, что не простой он человек – Божий.

Наутро отправился Потапов с Фомкой в Вольное, где повстречались с заштатным священником отцом Лукой. Тот, выслушав, сразу же согласился помочь. Трактир в тот же день пропах ладаном, а в комнате Елиокина повесили иконы и лампады. Утром второго дня к трактиру подъехал старик Шевцов, на телеге возвышалась охапка свежескошенного сена. На предложение везти Елиокина в его коляске Шевцов отказался и заявил трактирщику и управляющему, что им там делать нечего. Фомка же поехал на коляске следом.

Елиокина вынесли на руках и погрузили в сено. Старик выехал с трактирного двора и поехал в село Сидорова Лука, где в неизвестные годы от удара молнии в крутом берегу реки Ворсклы образовалась громобойная криница. Местные прихожане возвели у криницы небольшой сруб и купальню. Вода её была настолько холодной, что не каждый отваживался погрузиться в неё с головой.

Шевцов ехал не спеша и все с молитвами, изредка он останавливался и поил больного водой. В Сидоровой Луке он подобрал по дороге двух своих приятелей, и вместе они поднесли Елиокина к кринице. Елиокин был в одной длиннополой рубахе, в ней его и окунули. Несмотря на холоднющую воду, он не издал ни звука, и взгляд его был по-прежнему отсутствующим. Окунали его с неизвестной Фомке молитвой, и вот, когда его хозяин погрузился с головой в очередной раз, то зафыркал и стал издавать странные звуки.

Его достали из воды, переодели в чистую рубаху и повезли обратно в трактир. По дороге Елиокин всё что-то пытался сказать, но речь была бессвязной. В трактире купца снова положили в кровать. С ним остался старик Шевцов, он всё что-то рассказывал больному, читал молитвы ― так прошел остаток дня. Фомка слышал лишь обрывки фраз о добродетели, о покаянии...

Утром следующего дня Шевцов вновь выехал с Елиокиным на телеге, теперь в село Ямное, где на окраине села, в небольшой балке бил ключ чистейшей воды, вкусной, будто молоко. Старожилы почитали этот ключ как святое место, в этой балке в 1680 году прятались от татар недавно пришедшие украинцы с женами и детьми, не успевшие добежать до острога. Все, кто здесь прятался, выжили и уцелели, и с того времени стали звать эту криницу Юрьевской, а иначе ― Георгиевской в память о святом, которому они молились в те полные опасностей дни.

Здесь не было купальни, просто недалеко от криницы крестьяне уложили камни, где поливали водой больных и страждущих. Сюда же перенесли и Елиокина. Взгляд его стал свежее, он по-прежнему пытался что-то говорить, но ясности в его словах не было. Придерживали его два сына Шевцова, а старик поливал Елиокина водой, снова читал неизвестные Фомке молитвы. В какой-то момент купец стал говорить отдельные бессвязные слова. Его снова переодели в чистую сухую рубаху и повезли в трактир.

Перемены, произошедшие с Елиокиным, были видны всем. Прибывший доктор махнул рукой и сообщил, что больше сюда не приедет. Друзья Елиокина окончательно поверили Шевцову, видя, что Василий идет на поправку. Снова Шевцов провел у постели больного остаток дня, а уходя спать, попросил Елиокина вспомнить все свои грехи и завтра покаяться в них. Тот кивнул в ответ ― стало быть, действительно понял происходящее.

К вечеру следующего дня в Покровской церкви села Ямное Елиокина и Шевцова поджидал местный священник Адриан Моисеевич Сапухин. Он провел их в храм, где в отдельном киоте стояла храмовая икона Покровы Божией Матери, доставленная из-за Днепра еще первыми поселенцами. Небольшая темная икона с яркими ликами Богородицы и святых освещалась лампадой. Священник прочитал молитву и оставил Шевцова и Елиокина вдвоем.

Старик поставил купца на колени перед иконой, рядом с ним оставил ковш с водой и сказал, что только его искренность и вера вернет Елиокина к жизни, а сам вышел из храма. Они присели с батюшкой налавке у входа, а Фомка поверить не мог, что его больного хозяина бросили одного.

Священника сморило быстро, он пошел почивать, Фомка тоже уснул в коляске, один старик Швецов остался ждать у храма. Он читал молитвы, не замечая ни прохладного ветра, ни мелко моросящего дождика.

Ранним утром двери старого Ямнянского храма отворились, и на порог медленно вышел Василий Кондратьевич Елиокин. По его лицу текли слезы, тело ещё плохо слушалось. Он подошел к старцу Шевцову и пал перед ним на колени. Обняв его ноги, благодарил за спасение души и возращение к жизни. Проснувшийся Фомка Бражник не узнал своего хозяина, так лик его был светел и наполнен божественной силою. Церковный сторож крестилсяи не верил своим глазам.

Когда приехали в трактир, там все спали, а Елиокин засобирался домой, в Харьков. Его уговаривали остаться, окрепнуть, но он и слушать ничего не хотел. Всё твердил: «Много дел, много, нужно успеть, скорее домой». Одевая свой сюртук, он снял орден и убрал в сундук. Для гордости нет причин: храм не построил, архипастыря подвел, людей обидел ни за что...

Старик Шевцов ждал его на улице. Они обнялись с Елиокиным, молча попрощались, целуя друг друга в мокрые от слез щеки.

Больше они никогда не увиделись. Иван Шевцов умер через год, очевидно, слишком много духовных сил отдал на возвращение к жизни Василия Елиокина. Купцу же пришлось куда тяжелее! Прознав про его обман в постройке церкви на Холодной Горе, генерал-губернатор наказал его финансово, трижды заставив разбирать построенное до второго этажа новое здание Присутственных мест в Харькове, ссылаясь на кривизну возведенных стен. Церковь Елиокин построил, долги возвращал продажей своего имущества и умер хотя обедневшим, но честным человеком.

Андрей Парамонов (2019 год)